Аристократизм в современной культуре

Катастрофа, разразившаяся над Россией в 1917 году, на многие десятилетия выбила нашу страну из общеевропейского мира. Русский человек был длительное время лишен возможности полноценного общения с людьми из других государств и слабо представлял себе, что происходит за границей. Тоталитаризм и «железный занавес» остановили развитие русской культуры, заморозив все те проблемы, с которыми подошла Российская Империя к революции. В тоже время Запад жил и продолжал двигаться дальше. В 90-е годы Россия снова выразила свое намерение влиться в западный мир, частью которого она некогда была. Но семидесятилетний культурный разрыв не прошел бесследно для русского человека. Ему стали чужды идеи, которыми живет современный мир, и не понятны основания, на которых он зиждется. Слишком много существенного оказалось безвозвратно утерянным в годы советского безвременья. Настоящая статья является одной из попыток на основе личного опыта разобраться в этом современном мире, созданном западными демократиями за двадцатый век. Как это ни может показаться странным, подойти к его характерным признакам уместно через понятие аристократизма.

Казалось бы, о каком аристократизме может идти речь, если современная культура постоянно декларирует свою сниженность и ориентацию на «простого человека»? Что может быть общего у наших современников с образом жизни и менталитетом аристократии? Ведь по своей лексической нагрузке сами понятия аристократии и аристократизма отсылают нас скорее к реалиям прошлого – к реалиям, скажем, монархического государства девятнадцатого века, в центре которого находилась правящая династия и двор. Социальные же потрясения века двадцатого фундаментально изменили структуру общества. Классовая система была отменена. Демократические свободы, концепция равноправия и экономические изменения лишили высшие сословия – носителей прежнего аристократизма – власти в государстве и преобладающего влияния в культурной и социальной жизни страны. На передний план выступила идея гражданского общества, состоящего из равных по своим правам индивидов, участвующих посредством системы демократических институтов в управлении страной и сообща задающих ее путь развития. Аристократия была вытеснена на периферию общественной и политической жизни, оставаясь, в благополучных странах, культурным элементом прошлого, хранителем старых традиций, чуждых современности, но тщательно оберегаемых ввиду их значимости для нации – наподобие английских телефонных будок, которые не нужны более в эпоху сотовых телефонов, но и расстаться с которыми – жаль.

Однако в действительности не все так просто. Аристократический момент, дух аристократизма во многом по-прежнему определяет жизнь современных западных государств. Классовое деление и иерархия, будучи «сняты» постепенным развитием культуры, остаются необходимым элементом сознания человека западного мира. Отрицаемые на словах, они, тем не менее, влияют на его образ жизни, взгляды и интересы. Без понимания этого глубинного слоя культуры с той исторической подоплекой, которая стоит за ним, можно упустить очень существенное в построении современного общества.

Необходимо уточнить, что понятие аристократии не следует воспринимать в своем узком смысле, как указывающее только на определенный слой привилегированной родовой знати. По своему исходному значению аристократия описывает такую форму организации общества, при которой в его центре находятся лучшие, ά̓ριστος. Аристократия (греч. ἀριστοκρατία) – буквально господство лучших, власть наиболее доблестных, благородных и мудрых. Она предполагает иерархическую выстроенность общества, наличие в нем смысловой вертикали, ориентацию каждого члена общества и каждого сословия на лучших. А лучшие, в свою очередь, являются таковыми не только вследствие собственных качеств и происхождения. Аристократия, прежде всего, сакральна, соотнесена и наполнена божественной реальностью, избранна и освящена. Таким образом, общество, в котором есть аристократия, санкционировано свыше и имеет предельную направленность. Каждый член общества определяет себя по отношению к верхам, а верхи, в свою очередь, стремятся соответствовать своему призванию и жить по самому высокому счету. И те, и другие «играют в царство». В случае монархии «царство» собирается вокруг царя-помазанника, окруженного свитой и предстоящего перед Богом за весь народ. Однако сам принцип аристократии не связан напрямую с какой-либо формой правления и может быть реализован как в монархических, так и в демократических государствах. Секуляризация общества может затенить религиозные основания аристократии, неизменной же будет оставаться выстроенная ею вертикаль.

Аристократия – буквально господство лучших, власть наиболее доблестных, благородных и мудрых. Она предполагает иерархическую выстроенность общества, наличие в нем смысловой вертикали.

В искусстве аристократизм также проявляется в наличии смысловой иерархии: высокого и низового ряда. Именно высокий ряд художественных произведений и является искусством по преимуществу, поскольку именно в нем перед художником поставлена «предельная» задача: схватить трансцендентное, добиться совершенства форм и идеальной гармонии, сказать что-то существенное о человеке, мире, Боге. Потому аристократизм является необходимым условием искусства и культуры как таковой, без него они вырождаются и теряют всякий смысл.

Доказательством «от противного» необходимости аристократизма, в том числе для современной культуры, является ситуация в постсоветских странах. Проблемы, с которыми столкнулись Россия, Украина и Белоруссия после распада СССР, невозможность для этих стран вступить на «естественный» путь развития и влиться в общеевропейский мир являются прямыми следствиями чудовищного эксперимента, поставленного над человеком и обществом советскими практиками марксизма. Суть этого эксперимента и состояла в ликвидации всякой иерархии, тотальном уничтожении институтов, памятников, символов и смыслов, связанных с царской властью, дворянством и аристократией. Развернутая революцией классовая борьба привела к физическому истреблению целых сословий, дополненному в дальнейшем, посредством советской пропаганды и системы образования, уничтожением и всяких смыслов, им сопутствующих. Если на Западе современное общество формировалось за счет урезания привилегий высшего сословия и постепенного наделения низших сословий равными правами, то в советской России высшее сословие было попросту ликвидировано и рабоче-крестьянское население (декларативно) получило всю полноту власти. С крушением тоталитарной системы и переходом на рыночную экономику российское общество по внешним признакам стало идентичным бесклассовому обществу западного типа. Однако оказалось, что разные пути, которые вели общества к равноправию, сыграли решающую роль в достижении конечной, по видимости похожей, точки назначения.

Доказательством «от противного» необходимости аристократизма, в том числе для современной культуры, является ситуация в постсоветских странах.

Контраст и разительные различия между уровнем жизни и атмосферой в России и на Западе поражают практически каждого русского путешественника, которому посчастливилось побывать в одной из стран Европы или в Америке. И дело здесь не только в материальном благополучии западного мира по сравнению с нищетой и безысходностью нашего захолустья. Пребывая в Европе, как-то по-особенному осознаешь, что такие понятия, как «богатство» и «бедность» отображают собой реалии скорее духовные, чем материальные. Можно иметь хороший научный и экономический потенциал, неиссякаемые природные ресурсы, получать сколь угодно высокие доходы от продажи нефти и газа и оставаться при этом духовно нищей страной. Средние зарплаты, скажем, в Москве до недавнего времени превосходили показатели многих европейских городов, что никак не отменило разницу в уровне жизни, культуры, экологии, да и элементарной безопасности. Этот контраст является прямым следствием того, что уравнение, затронувшее в двадцатом веке все развитые страны, оказалось диаметрально противоположным по своей направленности в России и на Западе. В России оно пошло по пути ликвидации высшего сословия и упрощения жизненных – как материальных, так и духовно-интеллектуальных – запросов гражданина до уровня минимальных потребностей рабочего-крестьянина (тесная квартира в панельном доме, шесть соток огорода, образование не выше ПТУ). Все остальные средства и ресурсы государства шли на «мировую революцию» и бессмысленные экономические проекты. Уравнение же на Западе во многом было направлено в сторону наделения низших сословий средствами и возможностями, принадлежавшими прежде исключительно высшим сословиям. Технический прогресс и, как следствие, растущий уровень благосостояния общества позволил все более и более широким слоям населения приобщаться ко всем благам цивилизации: сократилась продолжительность рабочего дня и улучшились условия труда, появилась возможность получить хорошее образование и иметь собственное жилье, улучшилось медицинское обслуживание, появились пособия для безработных и инвалидов, достойные пенсии и пр. и пр. Параллельно с ростом благосостояния поднимался и общий уровень культуры. Люди из низших сословий, наделяемые правами и средствами, «аристократизировались»: перенимали культуру и обычаи, свойственные высшим сословиям, их язык, этикет и ценности. Предоставленные им политические права вели к росту гражданского сознания и, опять же, превращали их в некоторое подобие представителей высшего сословия, как сословия власти по преимуществу, поддерживающего соответствующие традиции. Таким образом, концепция равноправия фактически означала на Западе включение низших сословий в высшие, она каждого делала «господином», который при посредстве бесчисленных технических новшеств царствовал в этом новом созидающемся мире. В советской же России все свелось к уравниловке в смысле Шариковских «отнять да поделить», ведущей к аннигиляции всяких смыслов и, в конечном счете, новым видам варварства.

Концепция равноправия фактически означала на Западе включение низших сословий в высшие, она каждого делала «господином», который при посредстве бесчисленных технических новшеств царствовал в этом новом созидающемся мире.

Разумеется, приведенные выше утверждения весьма схематичны и не передают всего драматизма происходивших в двадцатом веке потрясений. Западный мир также находился под сильным влиянием различных социалистических и революционных движений, и современная правовая и политическая система сформировалась в результате длительной борьбы и противостояния «правых» и «левых» сил, всевозможных консерваторов, реформаторов, либералов. Помимо упомянутого движения низов «вверх», к высшим сословиям, несомненно, было и смещение высших классов «вниз», что выразилось, скажем, в возникновении феномена «массовой культуры» и ее преобладающего и повсеместного влияния в современности. Однако эти тенденции на Западе не отменили, в отличие от России, исходную вертикаль и классовую иерархию как таковую. Конечно, понятию класса в современном мире соответствуют не прежние сословия и не описываемые марксизмом враждующие группы капиталистов и пролетариата. Понятие класса лишь указывает на определенную выстроенность и структурированность общества, на порядок, в котором отдельные социальные слои соотносятся друг с другом. И порядок этот оказывается насущно необходимым для полноценного существования культуры. В чем проявляется аристократизм у современного человека на Западе мне довелось узнать на примере Великобритании.

Вскоре по приезде в Англию я познакомился как-то в пабе с молодой парой студентов Кембриджского университета. После кружки пива, когда я стал расспрашивать их о том, чем они занимаются, парень, указывая на свою подругу, полушутливо-полусерьезно сказал, что она, обучаясь в университете, хотела бы, прежде всего, стать upper-class lady. Для этого она собирается выучиться соответствующему языку и манерам, хотя сама происходит из фермерской семьи. Намерение это, хоть и выраженное в шутку, говорит о многом. Сама постановка данного вопроса указывает на то, что человек находится в пространстве, где есть «верх» и «низ». Он может сколь угодно скептически относиться к «верху», критиковать классовые предрассудки как пережитки прошлого (что частенько делают англичане), но при этом по-прежнему ориентироваться на «верх» — в манерах, в поведении, вкусе, образовании. Происходит это зачастую неосознанно и поверх господствующих идеологий; только человеку, приехавшему из мира с другой «онтологией», это бросается в глаза. И, конечно, обучение в Кембридже открывает возможности для действительной реализации намерения девушки. Однако под впечатлением от первых дней пребывания в Англии у меня было очень большое желание возразить, что ей нет необходимости стремиться стать upper-class lady, поскольку она уже upper-class lady просто в силу своего рождения в этой удивительной стране.

Аристократическое глубоко пронизывает все слои современного английского общества, кажется, что им наполнен сам воздух туманного Альбиона. Аристократический момент проявляется в архитектуре городов, в вывесках на домах, в знаменитых английских двухэтажных автобусах и такси-кэбах, в интерьерах бесчисленных магазинов, пабов и кофейных. В высоком уровне обслуживания и стандартах качества, уровне жизни, а вообще, главное, в ее глубокой основательности и определенности. Каждое значительное или незначительное событие в жизни, будь то свадьба, выпускной вечер, просто вечеринка с друзьями или поход на природу, оформляется обстоятельно и со вкусом. На уровне бытового общения аристократизм проявляется в необыкновенной вежливости и предупредительности англичан, которой они выделяются среди европейских народов и о которой сами не прочь пошутить. Аристократична и сама природа Англии, превращенная за столетия в один большой парк со стрижеными английскими газонами, декоративными цветами и огромными вековыми деревьями. В Англии практически не найти участка так называемой дикой природы, столь излюбленной русским человеком.

Согласно статистике, шестьдесят процентов англичан живут в своих собственных домах. Квартиры англичане не любят; даже в больших городах они селятся в отдельные дома или, по крайней мере, занимают часть здания с отдельным входом. Как правило, это двухэтажные кирпичные строения с цветником у лицевой стороны и небольшим огороженным садиком, прилегающим к заднему фасаду. Всем хорошо знакомо старое английское выражение «мой дом – моя крепость». Наверняка, в пору своего возникновения выражение это, в первую очередь, относилось к высшим слоям населения или, по крайней мере, к зажиточным горожанам-бюргерам, уподоблявшим свои жилища рыцарской крепости. Но принцип, заложенный в этом высказывании, сыграл существенную роль в становлении английского права, и теперь оно буквально распространяется на всех. Большинство англичан имеют в своей собственности дом и небольшой клочок земли – это их личное пространство, свято охраняемое законом, здесь они чувствуют себя в безопасности. Словно рыцари, огражденные стенами своих замков-домов, они являются полноправными хозяевами небольшого мира. Не это ли основа современного аристократизма – а вместе с тем и так называемого гражданского общества? Принцип частной собственности распространяется и на всю Англию. Множество домов объединяются в один большой дом-родину (homeland), надежно огражденную морями от других стран.

Всем хорошо знакомо старое английское выражение «мой дом – моя крепость». Принцип, заложенный в этом высказывании, сыграл существенную роль в становлении английского права, и теперь оно буквально распространяется на всех.

Великобритания – это монархия, причем исключительная в своем роде. И аристократические традиции, равно как и аристократизм простого англичанина, твердо опираются на этот важнейший институт. В первой половине двадцатого века роль английского монарха была переосмыслена. Из полноправного властителя, хоть и ограниченного с XVII века парламентом, он превратился в гаранта и охранителя английской демократии. Любители умеренности во всем, без радикальных реформ и кровавых революций, англичане в двадцатом веке сумели успешно соединить монархическое и демократическое начало в единое целое. Монарх, передав свои властные полномочия парламенту, оказался при этом вне политических партий и разделений. Он стал символом единства и надежности государства, исторического преемства поколений. Находясь над сферой политики и занимаясь в основном только благотворительной и культурной деятельностью, монарх сохранил за собой сакральные и мироустроительные смыслы власти. За монархом остался ряд существенных прав, таких как право распускать парламент, назначать министров, в качестве верховного главнокомандующего объявлять войну другим странам. Любой парламентский закон должен получить королевскую санкцию. Но, как правило, монарх вмешивается в государственные дела только в кризисных ситуациях; права монарха во многом формальны, что отнюдь не отменяет их значимости.

В первой половине двадцатого века роль английского монарха была переосмыслена. Любители умеренности во всем, без радикальных реформ и кровавых революций, англичане в двадцатом веке сумели успешно соединить монархическое и демократическое начало в единое целое.

Главное, что монарх сохраняет сакральность власти, ее санкционированность свыше. Это очень важно в контексте ранее сказанного. Секулярные идеи «свободы, равенства, братства», взятые сами по себе, не могут служить надежной основой для демократии и гражданского общества. «Власть народа» всегда несет в себе опасность стать властью толпы; в истории не редки примеры, когда большинство заблуждается. Ошибиться может и отдельный человек, и народ в целом, и истоки легитимности следует искать в другом – в истории и традиции, в религии, в непреходящих ценностях. В ситуации современного бесклассового общества фигура монарха, отстраненная от реальных дел и политики, как раз служит символическим выражением вертикали, она задает смыслы существования государства.

В английских газетах, наравне с новостями и политикой, часто и широко освещаются события личной и общественной жизни королевы, ее семьи и детей: свадьбы, рождения ребенка, крестины, различные церемонии, поездки по странам Содружества (королева по-прежнему является главой пятнадцати независимых государств, входивших некогда в состав Британской Империи). Эти события определяют атмосферу в стране. В системе демократических отношений члены королевской семьи имеют свой голос и играют немаловажную роль наравне с другими политиками и общественными деятелями. Оказывается, что есть очень большая разница между обществом, в котором нет королевских родов и старой аристократии и обществом, в котором они есть. Хотя и в одном, и в другом случае закон действует одинаково, утверждая принципиальное равенство людей, последнее может нести совершенно разные смыслы. Это может быть «равенство на понижение», когда определяющим голосом при решении каких-либо вопросов становится голос малообразованных низов, толпы, «черни», или же, напротив, равенство, при котором наиболее громко звучат голоса сведущих и компетентных в данной области людей. Аристократия, активно участвующая в общественной жизни страны, и задает высокий – а вместе с тем и глубоко христианский – тон и направление этого равенства, осуществляемого по логике: мы равны, поскольку все люди сотворены Богом, и перед Ним все обладают равным достоинством, все потенциально аристократы. Аристократы ничем существенным не «выше» простых людей, но все же их отличает благородство происхождения, бо́льшая выделка и образованность, благодаря которой они служат примером для всех, задают высокую жизненную планку.

Есть очень большая разница между обществом, в котором нет королевских родов и старой аристократии и обществом, в котором они есть. Хотя и в одном, и в другом случае закон действует одинаково, утверждая принципиальное равенство людей, последнее может нести совершенно разные смыслы.

Получается, что в обществе одновременно сосуществуют два измерения: с одной стороны, современные институты, находящиеся под влиянием текущих концепций и идеологий, при посредстве которых человек определяет себя в социуме и строит карьеру, с другой стороны – традиционная сословная и монархическая система титулатуры, жалованных званий и рыцарских орденов. Благодаря этой параллели удается удержать «неотмирность» власти. Оказывается, не все в мире подвластно активному и успешному человеку. Оказывается, что существуют такие области, куда ему вход заказан, где деньги и общественное положение ничего не значат. Чтобы попасть туда, он должен быть для этого избран. И английская королева является ключевой фигурой этой сложной и неотмирной иерархии, источником и основой английского аристократизма. Таким образом, несмотря на существенные культурные и общественные изменения, происшедшие в двадцатом веке, английская монархия теперь не менее действенна, чем раньше. В конце концов, и в Средневековье монархия не являлась просто властью отдельного человека. Монархия всегда была «игрой», в которой принимало участие все население, «короля играет свита». С тех пор изменились лишь правила игры, а ее содержание в своей основе осталось прежним.

Монархия всегда была «игрой», в которой принимало участие все население, «короля играет свита». Со времен Средневековья изменились лишь правила игры, а ее содержание в своей основе осталось прежним.

Каким образом классовая иерархия присутствует в современной Великобритании, можно понять из книги социального антрополога Кейт Фокс «Наблюдая за англичанами», ставшей бестселлером в Англии и переведенной на многие языки мира. В ней автор излагает результаты своего многолетнего исследования отличительных характеристик социального поведения англичан, их менталитета и недекларируемых правил общения. Добрая половина этой книги посвящена своеобразию классового сознания нации и классовым различиям между слоями населения. Им отведена не только отдельная глава, отмечающая особую «классовую одержимость» англичан по сравнению с другими европейцами. Классовые различия обсуждаются в книге повсеместно во всех разделах, начиная с особенностей благоустройства дома, выбора породы собаки, марки автомобиля, предпочитаемых газет или телепередач и заканчивая этикетом и правилами поведения на работе, в гостях, в пабе или на вечеринке. Каждый человек в силу своего происхождения, образования и социального статуса принадлежит тому или иному классу, что выражается, зачастую неосознанно, в его речи, манерах, интересах и пристрастиях. В рамках отдельного класса также есть своя дифференциация, скажем, средний (middle) класс делится на low-middle, middle-middle и upper-middle классы, в соответствии с тем, на какой ступени лестницы незримой иерархии находится человек в этом классе: тянется ли он вверх, тяготеет ли к низу или находится в безопасной середине класса. Как утверждает исследовательница, при знакомстве, в первые минуты общения, англичане интуитивно по различным деталям определяют классовую принадлежность собеседника.

Кейт Фокс отмечает, что классовое деление в современной Англии, как это и было во все времена, не зависит напрямую от уровня дохода и материального преуспеяния человека. Оно более связано с его происхождением, приобретенным образованием и общим уровнем культуры. Скажем, люди бизнеса в социальной иерархии традиционно стоят ниже интеллигенции. Глубоко уважаемая академическая среда пренебрежительно смотрит на профессии, связанные с коммерческой деятельностью. Те, кто стремится казаться выше класса своего происхождения, без труда распознаются проницательными англичанами как nouveau riches, выскочки.

Классовое деление в современной Англии не зависит напрямую от уровня дохода и материального преуспеяния человека. Оно более связано с его происхождением, приобретенным образованием и общим уровнем культуры.

Классовая принадлежность тесно связана с языком, в языке она находит свое непосредственное выражение. Соответственно, наравне с множеством местных диалектов английского существуют отдельные upper-class, middle-class и low-class вариации языка, отличающиеся друг от друга употребляемыми словами и особенностями произношения. Язык как ничто другое способен показать различия между современной культурной ситуацией в России и Англии и глубину той антропологической катастрофы, в которую погрузилась наша страна. Возможно, уже сам процесс изучения иностранных языков может послужить для нас ступенью к духовному оздоровлению и преодолению последствий этой катастрофы.

На каком языке говорят в современной России? Трудно установить. Есть вроде бы некоторый эталон, «литературный русский язык», который все изучают в школе. Однако налицо явная проблема с носителями этого «эталонного» языка. Как таковой, литературный русский язык сформировался в XIX веке, это был язык высшего сословия, соответственно, с его исчезновением застывший и остановивший свое развитие. Помимо этого языка существовало еще большое число местных, в основном крестьянских, диалектов, соответствующих low-class вариантам современного английского. Колхозы уничтожили крестьянство, потому исчезли и устойчивые формы «низового» языка. Передвижения больших масс населения и советская система образования, насаждавшая всем унифицированную версию языка, практически полностью нивелировали местные традиции. Что же осталось? С одной стороны какая-то вертикаль по-прежнему налицо: существует явная разница между языком чернорабочего и языком офисного работника, между языком людей, получивших высшее образование, и не имеющих такового. Но, с другой стороны, вертикаль эта очень зыбкая и, в отличие от Англии, лишена глубоких оснований. В Англии low, middle и upper-class языки – это именно языки, оформленные и имеющие свои правила и структуру, равноправные в определенном смысле. В то время как в России и с «низовым», и с «высоким» языком очевидные проблемы. «Низовой» язык в наше время – это зачастую просто исковерканный и безграмотный «литературный» язык, худо-бедно изучаемый всеми в школе. Страдающий при этом от матерных слов, уголовного и молодежного жаргона и прочего наследия советской или постсоветской эпохи. «Высокий» язык – современный продолжатель «литературного» языка – существует в очень узком и неустойчивом кругу интеллигенции и образованных людей. Проблема этого языка в том, что ему не опереться ни на одну социальную группу в России. И в академической среде, и среди творческой интеллигенции (не говоря уже о других слоях, представляемых инженерами, военными, политиками и пр.) достаточно людей, не владеющих языком, соответствующим уровню данной социальной группы, манера держаться которых не вписывается в общепринятые нормы. «Социальные барьеры» европейских стран просто не допустили бы таких людей до положения, занимаемого ими в российском обществе. Их высокий статус в России разрушает смысловую и языковую иерархию и лишает любую социальную группу авторитета. Таким образом, вертикаль в России имеется, но неоформленная и чрезвычайно неустойчивая, и проходит она, скорее, не по линии класса – классов в России нет, – а по линии образования или воспитания (более образованный – менее образованный, воспитанный – невоспитанный человек). В целом же, «классовый индикатор» англичанина определил бы практически каждого человека из России как low-class.

Вертикаль в России имеется, но неоформленная и чрезвычайно неустойчивая, и проходит она, скорее, не по линии класса – классов в России нет, – а по линии образования или воспитания.

Трудности современного русского языка при его сопоставлении с английским наглядно демонстрируются в книге Линн Виссон «Русские проблемы в английской речи». В ней разбираются языковые ошибки и различные недоразумения, возникающие у русскоязычных эмигрантов в Америке. Отчасти эти ошибки продиктованы разностью культур, менталитета и языковых традиций. Скажем, русская культура созерцательна и по преимуществу пассивна, в то время как американская культура активна, устроительна и превозносит человека-лидера, преобразующего окружающий мир и с оптимизмом смотрящего в будущее. Соответственно, и русская речь отличается фатализмом, обилием пассивных и безличных оборотов, выглядящих очень странно в дословном переложении на английский язык. В то же время и особая русская душевность и открытость собеседнику тяжело поддается переводу. Но наряду с общекультурными различиями Виссон наглядно показывает ощутимый советский след в русском языке, выражающийся в обилии негативных высказываний и запретительной лексики, догматизме и категоричности суждений, нетерпимости к чужому мнению, грубости и пр. При прочтении книги Виссон ярко бросается в глаза, что автор постоянно подвергает критике промахи русского человека в его общении с американцами: невежливость и отсутствие такта, разного вида дурные манеры, а порой и чрезвычайную детскость и простодушие. Книга Виссон во многом оказалась учебником по этикету и правилам поведения, большая часть из которых общекультурна и не принадлежит исключительно американцам. Другими словами Виссон, сама не вполне сознавая того, сопоставила в книге разные языковые классы: low-class русского языка с upper- и middle-class английского. По-другому, видимо, разговорные языки теперь не сравнить, хотя раньше русский язык также обладал «высокой» и выделанной разговорной составляющей, ничуть не хуже таковой у английского языка, которой соответствовал этикет и культура высших сословий в России.

Кому-то может показаться, что приведенный в ходе нашего исследования пример Великобритании очень специфичен, и говорить об аристократизме современной культуры через разбор характеристик английского общества с его особым консерватизмом и приверженностью традиции не вполне корректно. На это можно возразить, что, во-первых, Запад – это единое историко-культурное пространство, и Англия играет в нем не последнюю роль. Совместно с другими европейскими монархиями она оказывает существенное влияние на атмосферу в этом пространстве. Во-вторых, необходимо понять, что даже в республиканской Франции или США на свой лад присутствует своя вертикаль и свой момент аристократического. Несмотря на все революции, аристократические роды во Франции отчасти сохранились до сего дня и служат опорой гражданскому обществу и демократии. Ни одно европейское государство не испытывало на себе ничего сходного с тотальным классовым геноцидом, состоявшимся в советской России. Америка же – это бывшая колония Англии, унаследовавшая (пусть в существенно ослабленном варианте) аристократическое начало от старой Европы; ее примера мы немного коснулись при разговоре о языке.

Журнал «Начало» № 31, 2015г. С-Пб.