100 лет Петроградскому богословскому институту

Осмысление ведущей радиостанции «Град Петров» Марины Лобановой трагических столетних юбилеев, отмечаемых в 2022 году. Статья и видео.

2022 год очень нагружен столетними рубежами истории, кажется, он вот-вот рухнет под их тяжестью. 100-летия таких исторических событий и в таком количестве не «раздавили» даже год 17-й: Февральская революция, отречение императора, появление Временного правительства, Учредительное собрание и Октябрьский переворот. Кажется, 22-й год как-то потише и пожиже: окончание Гражданской войны в России, голод в Поволжье, кампания по изъятию церковных ценностей, изгнание из страны интеллектуальной элиты («философский пароход»), возникновение новой страны – СССР. Но если со 100-летиями 17-го года в смысле их поворотной для судьбы страны значимостью всё понятно, то 22-й год и его столетние «отметины» нуждаются в некотором пересмотре их значимости, безусловно, в сторону радикального повышения.

Окончание Гражданской войны, ознаменовавшей конец одного государства и появление другого, пусть ставшей тяжелой кровавой пропастью между соотечественниками по разные стороны «конфликта», но окончание же! Войны большой, длившейся несколько лет, имевшей множество жертв, большинство из которых не имеют могил, пополнившей русскую эмиграцию более чем миллионом убежденных и активных патриотов, ставшей маркером разделения на «наших» и «врагов» среди одного народа на многие десятилетия вперед. А не странно ли, что победители никогда не праздновали свою победу? Ведь есть все основания превратить победу в Гражданской войне в праздник, каким был всегда – ежегодно – торжественный праздник Великого Октября. Не больше ли по исторической значимости окончание Гражданской войны, победа в ней? Отчего же «красные» не праздновали? Возможно, ответ может быть таков: гражданская война, ее длительность, дают любому уму представление, что исход исторического процесса не предрешен. Исходя из этого – понятно, что даже праздновать свою победу в гражданской войне, не говоря уж о событии просто ее окончания, для «красных» (большевиков, коммунистов) совершенно неприемлемо. Но для исторического процесса, рассматриваемого отдельно от идеологической ангажированности, событие окончания Гражданской войны, и 100-летие особенно, имеет первостепенное значение. Безусловно, значимость, важность этого 100-летия превышает все остальные юбилеи и памятные даты 22-го года.

Другое недооцененное 100-летие – это, конечно, 100-летие СССР. Одновременно это – последний год существования России. С конца 1922 года России больше формально не существовало. И появилось, родилось нечто совершенно другое – СССР. Вообще-то это исторический рубеж космического масштаба.

Голод 1922 года. На самом деле, это самое ключевое событие 100-летней давности. Явившись результатом грабительской политики большевиков в отношении крестьянства (продразверстка[1]), он стал мощным символом того «царства рабочих и крестьян», которое принесли «народу» его самопровозглашенные «защитники». Основными смысловыми вехами этого голода можно назвать несколько. Первое. «Новая власть» будет использовать страдания населения в политических интересах, не останавливаясь ни перед какими античеловеческими фактами и событиями, мало того – не только не бросаясь на помощь, но цинично используя тяжелое положение в своих корыстных целях, так Ленин считает людоедство во время голода хорошим фактором, благоприятным сигналом для осуществления запланированных им политических задач, направленных на укрепление власти большевиков. Яркий пример – обоснование Лениным времени начала активной антирелигиозной кампании (вплоть до полного уничтожения Церкви как института)[2]. Второе. Чрезмерная гуманитарная трагедия будет использоваться в международной политике, так перспектива голодной смерти миллионов своих сограждан станет пунктом давления на международное сообщество с целью ускорить признание нового государственного образования, закрыв глаза на многочисленные грубые – не то что нарушения, а грабительское попрание всякого права, как международного, так и внутреннего. Например, заставить «закрыть глаза» на национализацию частных предприятий и банков, на попрание прав собственников, в том числе иностранных граждан, во многом помог именно страшный голод, доходящий до людоедства. Третье. Гуманитарная катастрофа станет поводом для обвинения всех «врагов» советской власти: в голодных смертях обвинят, опять же, Церковь и, опять же, западные страны (когда и Церковь, и «коллективный Запад» уже тратят невероятно много средств на спасение голодающих… но это только еще один повод объявить их же виновниками трагедии – участвуют, значит, знают свою «вину», да и участвуют недостаточно и т.д. и т.п.). Четвертое. Гуманитарная катастрофа рассматривается «новой властью» как весьма полезное событие для укрепления власти на данный момент (в период гуманитарной катастрофы можно реализовывать самые смелые планы, которые в другое время реализовывать было бы опасно, об этом предельно прямо пишет тот же Ленин[3]), и на будущее (на десятилетия вперед, как пишет Ленин), следовательно, гуманитарные катастрофы – это часть сознательной внутренней политики «новой власти». Характерный здесь пример – снова страшный голод ровно через 10 лет, идейно повторявший ленинские принципы. В 1922 году голод был следствием продразверстки, в 1932 году – коллективизации. Связь этих двух голодов видится принципиальной.

Кампания по изъятию церковных ценностей, Петроградский процесс и другие события в рамках этой кампании, высылка интеллектуальной элиты («философский пароход») представляется единым процессом.

В историографии принято называть «философский пароход» мягкими репрессиями, когда Ленин вынужден опасаться реакции западных стран на слишком жесткие действия большевиков, планируя «продавить» международное признание нового государства – СССР – несмотря на все вопиющие преступления, как то: грабеж и безсудные расправы, – показывает всему миру свою гуманность, всего лишь «высылая» нежелательные лица из страны. В публицистике чуть ли не благодарят Ленина за столь прекрасное деяние. Два вопроса обычно остаются без ответа: а чего именно боялся Ленин, именно так – чего так страшно боялся? Каково было его вполне предметное опасение? Почему от этих людей было необходимо избавляться? И второе – имели ли опасения Ленина, каковы бы они ни были, связь с реальностью? Мне пока не встречалось исследователей, которые считали бы необходимым для укрепления советской власти высылку избранного числа образованных людей, но практически всеми считается, что их наличие в стране было для большевиков совершенно неопасно. Они не создавали никаких «контрреволюционных» организаций, они не «мутили народ», зачастую вообще были «страшно далеки от народа».

Но одна мысль, которую здесь хочется сказать: только тот патриот действительно опасен, кто не нашел себе применения в «мирной жизни». Высылка избранного числа образованных людей, подготовленных в разных областях, не только гуманитарных, давала историческому процессу феномен встраивания русских интеллектуалов в жизнь разных стран. «Пристроенный», «устроенный» патриот – неопасный патриот. Он занят делом. И дело его – не «проект Россия». Его дело лежит в разных областях человеческого знания, знания его применимы в разных странах и приложимы к разным культурам. Это практически замена боевого заряда на холостой, по мысли Ленина. А, главное, сам Ленин, сами большевики победили, во многом, благодаря удачно сгенерированным лозунгам, которые, прежде всего, были обращены к «широким массам» (крестьянство). Ленин понимал, что лозунги эти не родились изнутри крестьянства, а были предложены большевиками, но оказались столь удачными, столь подходящими, что обеспечивали со стороны «масс» или поддержку, или несопротивление. Избавляться нужно от таких «голов», которые потенциально могли бы сгенерировать иные лозунги, могущие совместиться со стихийностью крестьянского бунта – только такое сочетание могло быть реальной угрозой для «новой власти».

Почему «философский пароход» и кампания по изъятию церковных ценностей – это, по сути, одно событие? Если мы обратимся к истории Петроградского процесса, безусловно, самого яркого события кампании по изъятию церковных ценностей, то увидим, что с «философским пароходом» его связывают как смыслы, так и лица.

Обвинение группы «церковников» в сопротивлении изъятию церковных ценностей – формальность, которая преследовала вполне определенные цели. Цели были заявлены заранее. Ленин пишет в своем секретном письме членам Политбюро, что вот сейчас в Петрограде сидели некие церковники-заговорщики и создавали свою контрреволюцию[4]. И из самого письма понятно, и при изучении событий историкам совершенно понятно – ничего этого не было. Что же, Ленин на ходу фантазирует, придумывает некие события, пытаясь внушить что-то «членам Политбюро»? Представляется, что совсем нет. Ленин не пытается никого обманывать, рассказывая, что сидели и замышляли, хотя это только у него в голове. Просто это такой стиль риторики. Почему их надо убивать, запугивать, грабить, а, самое-самое главное – дискредитировать? Потому что нам это надо. Нам это надо. Для того, чтобы обезопасить свою власть на годы и на десятилетия, пишет Ленин, вперед[5]. Фраза в его «письме», что сидели и замышляли, организовывали – это такая, еще раз повторю, ибо это важно понимать, стилистика. Что-то вроде поговорки или присказки: вот эти замышляют против нас то, те замышляют против нас… И там можно подставлять уже по списку: церковники замышляют, страны Запада замышляют, эмигранты замышляют…

Однако, для открытого «судебного» процесса (он назывался трибуналом) нужна была обвиняемая в пагубной деятельности организация. И такой организацией, очевидно, в рамках Петроградского процесса стало Общество православных приходов Петрограда и его губернии. Создал организацию и возглавлял ее правление мирянин, юрист, профессор права Юрий Петрович Новицкий.

Петроградский процесс

Это он – в центре обвинения на Петроградском процессе. Неслучайны его слова: пусть жертвой стану я один, отпустите остальных. Он прекрасно понимал, что происходит. Во-первых, большевикам нужна жертва, во-вторых, что он их центральная цель на этом процессе.

Кампания по изъятию церковных ценностей – практически война государства против христианства – была объявлена 23 февраля 1922 года[6]. Известно, что мнения иерархов не были полностью одинаковыми по поводу того, какую занять позицию. Например, митрополит Петроградский Вениамин считал, что можно больше отходить от формальных церковных канонов, чем это допустил в своем послании патриарх Тихон. Еще дальше готов был пойти Новицкий. Юрий Петрович убеждал митрополита Вениамина в том, что необходимо быть более внимательными к ситуации, уметь изменять церковные традиции, реагируя на «вызовы времени». Также он ездил в Москву и говорил о том же с патриархом Тихоном.

Кампания по изъятию церковных ценностей – само название имеет в себе двусмысленность. А что именно – церковная ценность? Основываясь на тех же документах большевиков, в том числе на письме Ленина, вполне очевидно, что «изъять» необходимо прежде всего людей. Чтобы «оставшиеся» – и думать не могли ни о каком сопротивлении[7]. Можно предположить, такую ситуацию никак не видели в ее ясности ни патриарх Тихон, ни другие священнослужители.

Глава Общества православных приходов был осужден на смерть. Это было необходимое «изъятие» для советской власти. И тут стоит присмотреться к самым главным, заметным, ярким начинаниям Общества. Это, безусловно, Богословский институт.

Сама суть института, богословского образования – некое «воспроизводство церковных ценностей», осознанно верующих людей. В тяжелое время гражданской войны, а ведь Петроград уже пережил свой самый первый страшный голод (наступивший вскоре после воцарения ленинцев), экономически и морально тяжелое время, максимальные бытовые трудности и грандиозной глубины растерянность перед непонятным будущим – в этот период Юрий Петрович Новицкий (ему нет и 40 лет) создает добровольную, построенную на сквозных демократических принципах, и одновременно очень церковную (вплоть до полного подчинения правящему архиерею) организацию, взявшую на себя организацию (и экономику) богословского образования. Это звучит просто нереально! Представим себе в наше время, которое принято называть «сытым», что-то подобное… Чтобы главной ценностью понималось богословское образование, умножение богословски образованных людей.

Персоны института – один этот список невероятно созвучен «философскому пароходу»: Бриллиантов, Глубоковский, Тураев, Карсавин, Безобразов, Лосский, Гревс… и многие другие. Новицкий – также среди преподавателей. Вместе профессорско-преподавательская корпорация духовной академии и петербургского университета. Впервые – богословское образование для всех. Среди принципов института – обучаться должны люди любого возраста. Обучение – в вечернее время (студенты – работающие люди). Впервые богословское образование смогли получать женщины. И преподавать. Среди деятельности богословского института – открытые лекции. А также включенность студентов в жизнь приходов, причем не одного, «своего», а именно их Общества.

Это слайд-шоу требует JavaScript.

Преподаватели Богословского института

Это слайд-шоу требует JavaScript.

Некоторые книги преподавателей Богословского института

Это слайд-шоу требует JavaScript.

Студенты Богословского института

Питирим Александрович Сорокин

Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Новицкий имел много друзей, дружил со священниками, дружил с коллегами. Среди его близких по духу друзей выделяются два громких имени: Лев Платонович Карсавин и Питирим Александрович Сорокин. Это Карсавин незадолго до ареста сказал Новицкому, уходя из его квартиры: тебе надо уезжать заграницу, Юра. Особенно близок и по взглядам и по профессиональным интересам Новицкий был с Питиримом Сорокиным[8]. Примечательна судьба работы Питирима Сорокина «Голод как фактор». И сегодня эта работа читается необыкновенно современно, актуально, а тогда, в 1922 году – это был труд, который большевиками было приказано уничтожить. Основная мысль Сорокина, как представляется, может быть выражена так: голод меняет социальное поведение людей. Как это точно звучало для планов политики Ланина! Практически как разглашение государственной тайны. Массовые бедствия, которые называет Питирим Сорокин: голод, война, эпидемия, революция – они меняют сознание людей, меняют их социальное поведение, и всегда – не в лучшую сторону, настаивает Сорокин. Работа «Голод как фактор. Влияние голода на поведение людей, социальную организацию и общественную жизнь» была подготовлена к печати в 1922 году, а в России издана в 2003 году.

Не только «философский пароход» и Петроградский процесс, но и в целом вся «кампания по изъятию церковных ценностей» и знаменитая «высылка интеллигенции» – это единый процесс, даже – один процесс, одно событие. Но и, конечно, голод 1922 года и кампания по «изъятию», превентивному изъятию возможно «вредных», опасных людей – один и тот же политический процесс, в понимании политики большевиков. Опять же, ситуация с голодом 1922 года просто очень яркая и красноречивая, имеющая много документов и других исторических материалов, но ведь это не единственный голод в отечественной истории 20 века.

Голод как фактор, использование фактора голода Лениным (его прямые слова об этом) для достижения политических целей избавления от нежелательных «активных» и переделывания из потенциально активных в принципиально пассивных противников соввласти, использование голода для очернения «положительных» (носителей идеи «святости» для самых широких слоев народа) институтов – Церкви прежде всего. Воспринимающаяся Лениным как последняя цель именно Церковь – вызывает недоумение. Очевидно, не были «церковники» самыми опасными врагами соввласти. Но – стали чуть ли не главной целью для превентивных репрессий, важнейшей частью которых было замарывание репутации, очернение. Не хотят поделиться накопленным за тысячу лет золотом, когда простой народ умирает с голоду – что может быть хуже?

Итак, целью Церковь была, но не врагом. А врагом было крестьянство. Вот главный потенциальный и последний враг большевиков. Такова политическая мысль и Ленина, и Сталина. Ленин пытается, с одной стороны, превентивным ударом ослабить крестьянство (голод ему на руку, голод его союзник – об этом он прямо пишет: голод помогает нам сделать крестьянство пассивным, когда мы расправляемся с церковниками), с другой стороны, голод наилучший повод замарать репутацию Церкви. Зачем? Если мы видим ситуацию именно так, то картина становится ясна: крестьянство для всенародного бунта против большевиков (и тогда маячит иное окончание гражданской войны) должно иметь, во-первых, силы, во-вторых, ясные и «кровные» лозунги. Большевикам победу принесли их удачные лозунги «земля – крестьянам, заводы – рабочим», «грабь награбленное» и т.д. Разочаровавшись в «награбленном» и будучи сами ограблены, крестьяне естественным образом обернутся к своим святыням, а это, прежде всего, святыни православные. Не нужно ожидать, что именно священники станут инициаторами и предводителями бунта – конечно же, это совершенно нереалистично. К тому же, бунт, если он будет (а политические планы большевиков в отношении крестьянства таковы, что это развитие событий вполне ожидаемо), будет именно бунтом, то есть стихийным, а не подготовленным, организованным процессом, и в этом смысле, опаснее даже не наличие «вождей», организаторов, а нечто, что подогревает стихийное действие масс – лозунг. Вопрос – какой он может быть и откуда возьмется? Вспоминая уроки первой русской Смуты, а также ход второй (гражданской войны), можно предположить, что крестьяне если и «сметут» большевиков, то под религиозными лозунгами, а никакими иными. Глубинное, уходящее в века, в поколения предков слово… да, этого катализатора «народного возмущения» вполне реально было опасаться: «Нехристи! Безбожники!». Из всех возможных (экономических, имущественных, политических (по вопросу государственного строя), национальных (отношение к другим нациям) и т.д.) реальным действием, влиянием для организации крестьян в движущую силу нового витка гражданской войны мог обладать только лозунг религиозный. Наше предположение – именно такова была идея Ленина, именно таков был его реальный страх.

«Разоблачение» религии имело для Ленина во многом прагматичный политический характер: религию надо сделать бессильной породить такие лозунги для народного восстания. Пробные камни уже бросались, и убийства священников уже были, и год назад, в 21 году, в рамках кампании по вскрытию мощей дискредитация православия уже проводилась. Но того желаемого Лениным эффекта эти меры еще не дали. Церковь, религия все еще могли стать источником лозунга для народного восстания против большевиков. Победить крестьянство и победить его превентивно – последняя и главная цель гражданской войны для Ленина и Сталина. Поэтому ни о каком праздновании победы красных в гражданской войне 1918-1922 гг. мы и не слышали за все 70 лет их господства. Эта «победа», безусловно, состоялась, и крестьянство стало последним российским сословием, среди уничтоженных советской властью, но произойдет это намного позже.

Крушение же власти ленинцев, власти коммунистов – сразу же привело к возрождению церковной жизни. Опять же – это, в русле нашей темы, весьма показательно и символично. Но… в 90-е годы мы стали воссоздавать церковную жизнь не во всем ту, или – во многом не ту, за которую умерли мученики Петроградского процесса. Вспомним главный вопрос, который вывели мы для себя из изучения истории этого процесса: что есть главная церковная ценность? А изучая историю возрождения церковной жизни после крушения «советской» власти, мы вынуждены признать: прежде всего и настоятельно прежде всего – возрождались, восстанавливались, возобновлялись ценности материальные. Возрождение, восстановление, возобновление (даже: воспроизводство) именно религиозного человека вовсе не ставилось на первое место. Эта путаница приоритетов – и мы видим, что она есть внутри церковной жизни и тогда, 100 лет назад, и сейчас, 100 лет спустя, но, одновременно, такой путаницы не было в ленинско-сталинской политике, это нам важный урок в год 100-летия 22-го года.

Фонтанка 44, подворье Троице-Сергиевой лавры

Один из самых ярких фактов, примеров этой ситуации: 2022 год – это еще и 30-летие канонизации мучеников Петроградского процесса, а до сих пор не издано Дело, или, например, нет мемориальной доски. Издать «Дело» – это же так несложно… Но даже этого весьма несложного, очень простого дела не сделано за эти 30 лет. А ведь это дело №1. Не только нет мемориальной доски на здании Большого зала филармонии (бывшего Дворянского собрания), где проходил процесс и где были объявлены смертные приговоры прославленным мученикам, или на здании подворья Троице-Сергиевой лавры, где находился Богословский институт, по один именам преподавателей которого сам он – «философский пароход»… более того, настоятелем подворья был один из мучеников Петроградского процесса – архимандрит Сергий (Шеин)…  но на здании этом ныне – имя Маяковского, активного члена Союза воинствующих безбожников, пропагандиста, требующего расправы над Православной Церковью, над священниками и иерархами, над патриархом Тихоном, в стихах и выступлениях призывавшего вести «кампанию по изъятию» максимально жестким способом… Маяковский писал стихи и про голод, в этих стихотворениях видна показательная идеологическая «эволюция»: от мысли «я сам голодал, я знаю, что это такое»[9], к идее – это иностранные буржуи виноваты, они наших крестьян не кормят, и, наконец, надо «раздеть Бога», а то слишком «Он» много имеет имущества и ценностей. А уж ценность человеческой жизни – ноль, убивать, например, священников, для Маяковского также легко призывать, как Ленину писать телеграммы «Ради Бога, расстреляйте хоть кого-нибудь». Вдумаемся – здание, которое само являет собой историю мучеников, расстрелянных в 1922 году, является для нескольких из них их «последним адресом»… носит имя человека, призывавшего к расправе над ними. Как это символично. Но символ какой-то нехороший…

Что же касается памятника «философскому пароходу», он установлен в 2003 году на набережного лейтенанта Шмидта в Петербурге, то посмотрим непредвзято на его архитектурное решение – это же надгробие. То ли 2003 год был настолько беден на художественную, творческую мысль, то ли, наоборот, настолько прозорлив, что воплотил в этом памятнике идею пророческую, смысловую, духовную.

Итак, 2022 год, подводим итоги: это 100-летие уничтожения Общества православных приходов, уникальной организации, идущей из самой сердцевины православной жизни – приходской, и имевшей свое главное и основное дело – Богословский институт. (Как писал один из организаторов института, приглашая преподавать о. П. Флоренского: у нас после Бога и Церкви самое важное в жизни – Богословский институт). Арест и осуждение организаторов и главных деятелей Института, а затем и высылка на «философском пароходе» некоторых его преподавателей – это конец института. Он сделает всего один выпуск. Но от этого значение его и святость его святых не уменьшается, думается, что даже напротив.

2022 год – это год 30-летия канонизации мучеников Петроградского процесса: митрополит Вениамин (Казанский), архимандрит Сергий (Шеин), Ю.П. Новицкий, И.М. Ковшаров (трое последние – выдающиеся отечественные юристы). Это была чуть ли не первая мученическая канонизация в Русской Православной Церкви. (Раньше канонизирован только патриарх Тихон).

И какой Промысел: 2022 год – это еще и… 30-летие Богословского Института. В год канонизации мучеников Петроградского процесса основан Санкт-Петербургский институт богословия и философии. Этому 30-летию – радуемся. И всех с этим 30-летием – поздравляем!

[1] А продразверстка нужна была, прежде всего, чтобы кормить красную армию, но также нужно было зерно для экспорта. При начавшемся голоде большевики продолжали экспортировать зерно.

[2] Ленин: «Я думаю, что здесь наш противник делает громадную ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету».

[3] «…сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать это нам не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечил нам сочувствие этих масс, либо, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализование этих масс…»

[4] «… а именно сообщение о подготовляющемся черносотенцами в Питере сопротивлении декрету об изъятии церковных ценностей. Если сопоставить с этим фактом то, что сообщают газеты об отношении духовенства к декрету об изъятии церковных ценностей, а затем то, что нам известно о нелегальном воззвании патриарха Тихона, то станет совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент. Очевидно, что на секретных совещаниях влиятельнейшей группы черносотенного духовенства этот план обдуман и принят достаточно твердо. Событие в Шуе лишь одно из проявлений этого плана».

[5] «Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».

[6] 23 февраля было опубликовано постановление ВЦИК «Об изъятии церковных ценностей для реализации на помощь голодающим».

[7] «…проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».

[8] «Сорокин Питирим Ал[ексан]дрович. Профессор социологии Питерского университета. Сотрудник «Экономического возрождения», «Артельного дела» и других. Бывш. социал-революционер. Фигура, несомненно, антисоветская. Учит студентов ориентировать свою жизнь на преподобного Сергия. Последняя книга была враждебна и содержит целый ряд инсинуаций против Соввласти». Препроводительная записка И.С. Уншлихта И.В. Сталину с приложением протокола заседания Комиссии Политбюро ЦК РКП(б) и списков деятелей интеллигенции, подлежащих высылке. 02.08.1922.

[9] Маяковский пережил страшный голод в Петрограде в 1918 году, см. его стихотворение «Два не совсем обычных случая» (1921 год), посвященное начавшемуся голоду в Поволжье.