Два убийства в российской истории
27 февраля исполнился год со дня убийства Бориса Немцова, одного из по сути дела двух к тому времени оставшихся лидеров российской оппозиции. Убийство это, совершенное прямо у стен Кремля, за два дня до запланированного оппозиционного марша «Весна», потрясло всю общественность. Бандиты как бы недвусмысленно дали понять, что в этой стране они могут делать все, что захотят, без какого-либо наказания или ответственности перед законом. Прошел год, исполнители найдены, заказчики – нет. Как-то постараться понять логику этого страшного убийства государственного деятеля, совершенного в столь символическом месте, можно проведя аналогию с другим преступлением, страшно отяготившим российскую историю…
Борис Немцов был одним из организаторов похорон останков членов последней царственной семьи. Найденные в июле 1991 года за городом Екатеринбургом, под насыпью старой Коптяковской дороги, останки девяти членов Царской Семьи были торжественно погребены в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга 17 июля 1998 года. Погребению предшествовала длительная работа государственной комиссии, председателем и деятельным участником которой являлся Борис Немцов, подтвердившая подлинность Царских останков.
Сами похороны были событием чрезвычайной значимости для страны в то – далекое уже от нас – перестроечное время. Страна только-только вставала на ноги из разрухи, приходила в себя после десятилетий тоталитаризма, принимала человеческий вид. Восстанавливались разоренные церкви, народ потянулся к Вере и родной истории. И достойное погребение царственных останков должно было поставить точку в деле об убийстве Царской Семьи. Чтобы страна могла развиваться и идти вперед, нужно было положить конец тянущимся с начала двадцатого века преступлениям большевизма. Необходимо было восстановить историческую справедливость, объединив тем самым распавшийся на части от недоверия и взаимной ненависти народ. Необходимо было то, что называется таким замыленным, но важным словом покаяние.
Борис Николаевич Ельцин, присутствовавший на похоронах, сказал на удивление сильную речь о государственной, общероссийской, значимости этих похорон: «расправа в Екатеринбурге стала одной из самых постыдных страниц в нашей истории. Предавая земле останки невинно убиенных, мы хотим искупить грехи своих предков. Виновны те, кто совершил это злодеяние и те, кто его десятилетиями оправдывал. Виновны все мы. Нельзя лгать себе, объясняя бессмысленную жестокость политическими целями. Расстрел семьи Романовых – результат непримиримого раскола в российском обществе на своих и чужих. Его последствия сказываются и поныне…»
Люди, принимавшие участие в церемонии погребения, свидетельствуют об особенной атмосфере этого дня. Действительно можно было говорить о единстве присутствующих в храме и общей скорби, разделяемой всем, как будто бы нарождающимся, российским обществом. Если бы не одно но…
Помимо президента и российских государственных деятелей, на похоронах присутствовало более пятидесяти членов рода Романовых и их близких родственников, которые приехали в Россию со всех уголков мира; из Великобритании приехал принц Майкл Кентский, а из Германии — члены династии Ольденбургов, тесно связанной с династией Романовых. Но в похоронах не принимала участие Русская Православная Церковь. На службе не было ни патриарха Алексия, ни митрополита Санкт-Петербургского Владимира. На службе не было ни одного епископа, ни одного официального представителя со стороны церкви. Службу исполняли простые священники; отпевая, они даже не произносили царственные имена, заменяя их формулой «имена Ты, Господи, сам веси».
Официальная церковь не признала останки. Ни работа государственной комиссии, ни три проведенные генетические экспертизы для церкви не стали убедительными аргументами. Вокруг события, которое должно было объединить и примирить страну, разразилась большая полемика, в которой некоторые общественные и околоцерковные СМИ вели себя и вовсе неприлично. Получилась абсурдная и невозможная ситуация: государство с почестями хоронит царские останки, а Церковь, которая в первую очередь должна была возглавить церемонию погребения, чинит препятствия и остается в стороне. Место скорби стало местом раздора.
В чем же дело? Почему Церковь до сих пор все никак не признает мощи царственных мучеников, не смотря на все новые и новые доказательства подлинности? Ведь это святые мощи, ведь это дело первостепенной значимости – почему за двадцать четыре года с момента их обретения Церковь никак не может определиться?
В своем нежелании признать царские останки официальная церковь оправдывается тем, что для их признания «одной генетической экспертизы недостаточно», что это вопрос, относящийся к сфере сугубо церковной, что она «сама во всем разберется». Действительно, вопрос признания останков, святых мощей, – вопрос, прежде всего, церковный и богословский. Ведь признание, узнавание – это одновременно и личностная встреча с мучениками, и свидетельство самой Церкви, ее торжество о том, что «врата ада не одолеют ее», что в лице этих страдальцев она получила новый пример победы света над тьмой. Для тысяч молящихся и присутствовавших на церемонии погребения царских останков, для десятков тысяч пришедших в эти дни проститься с ними такая встреча-свидетельство состоялась. И то, что официальная церковь до сих пор не среди них, то, что она не узнает царственных мучеников, – синдром очень опасной болезни. Государство, общественность, демократические силы в тот исторический момент повели себя куда более человечно и по-христиански по отношению к царским останкам, нежели РПЦ в лице ее епископата. И Борис Немцов принимал непосредственное участие в этом событии…
Возвращаясь к сегодняшней скорбной дате, хочется снова повторить слова Ельцина о том, что нельзя «…лгать себе, объясняя бессмысленную жестокость политическими целями». Бандиты, которые убили Бориса Немцова (речь, разумеется, о заказчиках), имеют прямое родство с убийцами Царской Семьи. Принцип большевистского террора – цель оправдывает любые средства, – во всей своей ужасающей бессмысленности показавший себя в подвале Ипатьевского дома, для кого-то в России по-прежнему актуален. Кто-то по-прежнему делит людей на «своих» и «чужих». Политический терроризм продолжает во все новых и новых формах определять общественную жизнь в России.
Приводим ниже стихотворение Иванова Олега Евгеньевича, преподавателя Института богословия и философии, присутствовавшего на похоронах в 1998 году.
Император
Лишь тогда есть страна, если есть у нее Император,
Чей украшен мундир нитью Цезаря тоги пурпурной;
Тот, кто властью своей и казнит и дарует награды,
И кому не нужны, чтоб высоким казаться, котурны.
Должен быть император, неважно живой или мертвый,
Пусть покоится он под высокими сводами храма.
И придя к тому месту, склонит свою голову гордый,
Кто ж сгибался по слабости, станет спокойно и прямо.
И сейчас расскажу я о чуде, что видел своими глазами.
Но сперва расскажу я о том, кто таков и откуда я взялся.
Я родился в пустыне, где царствовал карлик с усами,
Его каждый тарантул любил, а жучек безобидный боялся.
Скоро карлик сложил свои ножки и ручки кривые,
И завыла пустыня, что делать теперь насекомым.
И тогда сквозь все детские сны я увидел впервые
Прутья ржавые клетки, к которым надежно прикован.
А снаружи сновали какие-то странные тени;
Говорят, что в пустынях обычное это явленье.
И шептали они, что вот этак всю землю заселят,
И шептали они, что жить в клетках – большое везенье.
И повсюду мелькали какие-то рожи и хари –
Кто ученым себя называл, кто писателем, кто генералом.
Кто же был человеком взаправду, того потихоньку съедали,
Долго кости скребли, до души добираясь, усилий затратив не мало.
Вот и все о стране, где мне выпало счастье родиться,
И хочу я к тому лишь добавить, пожалуй, словечко.
В клетке той до какого-то возраста можно было резвиться,
Почему-то в ней лес прорастал и струилась прозрачная речка.
Но теперь рассказать должен я о свершившемся чуде,
Что своими глазами не так уж давно я увидел.
И рассказ (ведь о чуде он), может, порой недостаточен будет,
Может, сбивчив, прошу, слишком строго меня не судите.
Как случилось оно, в это время я был уж не молод,
И прогнили во многих местах прутья ржавые клетки.
Отвалились тогда от колхозницы серп, от рабочего молот,
И из пня проросли тонким кустиком свежие ветки.
И услышал я весть, что останки нашли государя
Той страны, что когда-то на месте пустыни лежала.
И как будто бы там, где сам Петр своим заступом в землю ударил,
Государя с семьею его той земле нам предать надлежало.
Вот тогда и свершилось, я видел, великое чудо,
Стали лицами вдруг сочетания глаз, подбородков,
Губ, ушей и бровей, что представить совсем уже трудно,
Будто против теченья пустую плывущую лодку.
Вот курсанты училищ военных стоят у гробов в карауле
И стоят они так, будто путь им открылся в бессмертье.
Видел я часовых, глаз открыт, но душою уснули,
Здесь где жизни исток? Только в царских гробах, вы поверьте.
Вот несут каждый гроб по ковровой дорожке четыре майора,
И впервые я вижу, что русские снова у нас офицеры,
Лишь вчера, кроме разве ругательств, не знали они разговора,
А сегодня и римских доспехов вполне приложима к ним мера.
Вот играет оркестр духовой, не советскую пошлую польку,
Ту, что маршем военным доныне упорно зовется.
А играет «Коль славен…», в народ собирая отдельные дольки,
И душа от той музыки к небу при жизни вот-вот вознесется.
А еще, притащилась постыдная Ельцина рожа,
Может, вдруг захотелось разбойнику стать человеком?
Если суд, то уж царский, пусть он и страшнее и строже.
Здесь опасности нет, но когда-то навеки опустится веко!
Я иначе как чудом назвать это все не умею.
Здесь, в пустыне, совсем невозможное в мире случилось.
И теперь в том, что было дано, сомневаться не смею.
Не во сне – с очевидностью солнца пред нами Россия явилась!
Удержать бы ее, у семьи августейшей сверить покаянье,
Обратиться бы к Богу, к святым именам прилепляясь,
Ну, немножко совсем, только шаг, только наше желанье.
Патриарх оглянулся на тени, потом прошептал: «сомневаюсь».
И тотчас к небесам птицей белою взмыла Россия.
И исчез в никуда тот, кто только что был офицером,
Прошептал патриарх: «Электричество лучше в быту керосина»,
И келейник, вздохнув, подтвердил: «Непременным, владыка, манером».
Только в Санкт-Петербурге случилось событье иное;
Там, где царственный всадник, змею победивший прекрасен,
Два столетия бронза лицо государя хранила в покое,
После слов патриарха оно передернулось в страшной гримасе.
Только что бы там ни было, предан земле император.
Ну, а если и в храме великом бесчиние вдруг происходит?
Чтобы все же была на земле верным душам награда,
Благодатный огонь на простую колонну нисходит.
Полный текст речи Ельцина
Уважаемые соотечественники, сегодня для России исторический день. Восемьдесят лет минуло со дня убийства последнего российского императора и членов его семьи. Долгие годы мы замалчивали это чудовищное преступление, но надо сказать правду: расправа в Екатеринбурге стала одной из самых постыдных страниц в нашей истории. Предавая земле останки невинно убиенных, мы хотим искупить грехи своих предков. Виновны те, кто совершил это злодеяние и те, кто его десятилетиями оправдывал. Виновны все мы. Нельзя лгать себе, объясняя бессмысленную жестокость политическими целями. Расстрел семьи Романовых – результат непримиримого раскола в российском обществе на своих и чужих. Его последствия сказываются и поныне. Захоронение останков жертв екатеринбургской трагедии, прежде всего, акт человеческой справедливости. В нем символ единения народа, искупления общей вины. Перед исторической памятью народа в ответе мы все, и потому сегодня я не мог сюда не приехать. Как человек и как президент я должен быть здесь. Я склоняю голову перед жертвами безжалостного смертоубийства.
Кинохроника отпевания царских останков в Екатеринбурге
Источники: