Восхождение на Синай
РАССКАЗЫ О НАШИХ ДОРОГАХ
От редакции
Мы, и авторы публикуемых ниже текстов, и другие авторы журнала, и очень многие из наших читателей или авторов потенциальных, принадлежим к Православной церкви, причащаемся из одной Чаши. Здесь происходит наша главная встреча с Богом и друг с другом. Но она предполагает, что наше единство при всех возможных и необходимых различиях нас между собой как людей каким-то образом сохраняется и тогда, когда мы отходим от Чаши и вообще оказываемся за стенами храма. И в этом случае пути разных людей обязательно должны пересекаться, иначе мы легкомысленно растрачиваем полученный в Таинстве евхаристии дар единства во Христе, не несём света нашей веры как общей веры Церкви в Мир. Но пересекаются ли эти пути, встречаются ли друг с другом наши поступки, слова, мысли, наш житейский опыт или мы продолжаем жить в параллельных мирах, точнее, замкнутых в себе маленьких мирках, и, глядя на одни и те же вещи высказывать о них совершенно несовместимые суждения?
Вопрос, конечно, сильно смахивает на риторический, но он перестаёт быть таковым, когда мы пытаемся сделать реальный «замер» степени нашего единства или величины расхождения, когда рассказываем о реально происходящих с нами вещах, делиться своим опытом. Каким бы различным он ни был, если мы продолжаем оставаться христианами и в миру, то в нём обязательно должны обнаружиться точки схождения. Иначе мы действительно ведём параллельное существование, и нас по-прежнему кружат какие-то вихри, в которых мы лишь чудом оказываемся способными протянуть друг другу руки.
Кто-то из нас восходит на святую гору Синай, кто-то «просто» едет в вагоне скорого поезда в долгом путешествии по России. Но если мы христиане, то встреча обязательно должна произойти. Не в реальном, конечно, пространстве-времени, но в самом смысле происходящего, в восприятии этого смысла, в передаче его другому, в попытках связать этот смысл с другими событиями жизни, нашими обязанностям, в отношении к Богу и ближнему и самим пребыванием нашим в стенах Церкви. Если речь идёт о текстах, то должны встретиться тексты. Тогда, кем бы каждый из нас ни был, что бы ни делал, делает он это, если даже никогда не встречал брата своего и не знает о его существовании, вместе с другим, в одном духе.
Никаких заключений в этом отношении из рассказанных здесь ниже историй сами их авторы не делают, ожидая участия в своём эксперименте читателя.
Восхождение на Синай
Окружающий нас мир, сотворенный и премудро устроенный Богом, сам, в свою очередь, становится источником и сообщителем многой премудрости для всякого искренне верующего и внимательно всматривающегося в это богоустроенное творение со страхом Божиим. Вот уж действительно: начало премудрости — страх Господень! Попытаемся и мы, совершившие, как и многие православные паломники, свое восхождение на Синай, разглядеть в этом труде ту Божественную науку, которая подается всякому трудящемуся по слову Спасителя: «ибо трудящийся достоин награды за труды свои»! (Лк. 10, 7.) А что бы труд наш не был напрасным, следует обратить внимание, что награду нам подает Сам Господь по Своему великому милосердию к нашим трудам, а отнюдь не по их достоинству, поскольку, как сказал апостол, не полагается награды за исполнение обязанностей наших, а за неисполнение их — полагается наказание. (1 Кор. 9, 16–18.) Но начнем по порядку.
Так уж сложились обстоятельства, что наше пребывание на Синае в Монастыре Святой Великомученицы Екатерины ограничивалось только двумя днями, да и то неполными. Но что уж поделаешь, на все Святая Воля Божия, кому-то и того меньше достается. Автобус прибыл в монастырь поздновато, во втором часу ночи, и возглавлявший группу священник робко предложил воздержаться от еды и питья, и имеющим силы прийти в 4 утра на праздничную крещенскую утреню в монастырский храм, а не имеющим — хотя бы в 6 на литургию, чтобы, по возможности, причаститься и исполниться действительной крещенской радости. Так и поступили. В 4 утра, благодаря просьбам трех греческих паломниц, и нам удалось оказаться на начавшейся службе, что не было бы нам дано, если бы не милость Божия и не настойчивость гречанок, так как предупредить монастырь о нашем желании мы не успели и пришли к четырем с надеждой на милосердие Господне.
Служба только началась, монахов в монастыре мало, кроме гречанок и нас, других паломников не было, и древний монастырский храм казался пустым. Изредка от стены или колонны храма отделялась чуть заметная тень пономаря, или, правильнее, несущего послушание возжигания свечей, и время от времени какой-либо из учиненных монахов подходил к клиросному месту, чтобы в свою череду продолжить пение или чтение за богослужением. Тишина, полумрак, кроме свечей другого освещения нет, и мерный голос читающего, вот и все крещенское торжество. На полиелей вышел один игумен монастыря, который единственный вел праздничную утреню, будучи не только настоятелем, но и, по годам своим, — старцем, службу вел неторопливо, размеренно, с глубоким благоговением, произнося каждое слово и сообщая вес и меру, казалось, и самому времени богослужения.
Удивительное состояние службы сообщалось и душе, столь непривычно воспринимающей праздник — не как в русской традиции: громко, пышно, ярко и даже страстно, а скромно и смиренно, как это обычно бывает у греков, но при этом со своим особым торжеством, как свидетельствовал об этом некогда пророк Илия, как раз будучи в этом самом месте, на горе Хорив. И вошел он там в пещеру и ночевал в ней. И вот, было к нему слово Господне, и сказал ему Господь: что ты здесь, Илия? Он сказал: возревновал я о Господе, Боге Саваофе, ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее. И сказал: выйди и стань на горе пред лицом Господним, и вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра, и там Господь (3 Цар 19, 9–12.) Да, не в ветре, разрушающем горы, — Господь, в этом мы убедимся очень скоро…
На литургию облачились несколько священников, настоятель скромно уступил свое место, видимо приезжему, иеромонаху, и началась литургия. Так же смиренно и тихо, нарушаемая только возгласами приезжих священников, необычно выделяющихся на фоне греческой неторопливости, литургия, казалось, лилась, как крещенская вода Иордана, волна за волной. Тихое, сосредоточенное причастие, за литургией такой же тихий чин великого освящения воды в притворе храма. За необычными греческими распевами угадывались слова: Днесь вод освящается естество и расступается Иордан … Кто хоть раз видел Иордан, знает и навсегда запомнит его неторопливый ход, в этой неторопливости множество смыслов, наверное, в ней и есть веяние того тихого ветра, в котором Сам Бог!
Великое освящение воды закончилось, предстоящий иеромонах смущенно опустил ветви Базилика, связанные в небольшое кропило, в крещенскую воду, и трижды мокрыми ветвями коснулся своей непокрытой головы, затем с такой же осторожностью, чтобы не расплескать чудную и необычную крещенскую радость, стал бережно кропить каждого. Как это не похоже на нашу традицию, но как много здесь смысла. Сберечь бы эту тишину праздника и неторопливость в своем сердце, когда какой-то внутренний необычный свет согревает и осеняет душу своими таинственными и смиренными лучами!
Служба закончилась, но нас предупредили не расходиться. Обычно мощи Великомученицы Екатерины на поклонение верующим выносят в 12 часов дня, после краткого молебна, сейчас же было только около 7 утра, но, видимо, настоятель почувствовал усталость наших, не спавших толком ночь паломников, и мощи вынесли сразу после службы. Мы так же неторопливо приложились и вышли из храма к кусту вечнозеленой купины, которая растет здесь с самого основания монастыря. По преданию, это тот самый куст, из которого Господь говорил с Моисеем, из этого несгорающего куста, прообраза Богородицы, услышало человечество впервые Имя Божие, и знание этого имени стало залогом веры, которая только и может вывести человека из рабства греху в сыны и дщери Господни. Даже краткий молебен на этом месте наполняет душу редким чувством умиления и благодарности Богу за сохраненный людям дар купины. Здесь место многих чудес Божиих, и монастырь на этом месте тоже несомненное чудо.
Отслужили молебен и узнали еще одну милость этого праздничного утра: нам открыли музей, где хранятся самые знаменитые синайские иконы. После музея мы были на завтраке, и потом долгожданный отдых. В гостинице прохладно, но главное — несколько часов сна под тремя одеялами перед восхождением на гору.
Видимо, нет для паломника ничего стремительнее недолгого сна, он-то и пролетел незаметно, сменившись хлопотами и подготовкой к восхождению на Синай, и вот уже стрелки часов напоминают о близком выходе. В 5 вечера общий сбор у гостиницы, последние напоминания и выход к монастырской стене. У входа в монастырь первый молебен Спасителю. Как важно всякое дело предварять молитвой, что можем мы без милости Божией! Молитва от самого сердца с верой и надеждой — вот наш залог восхождения к вершине, да и всякого человека искренне желающего совершить свой путь к Богу.
На часах 17:30. Молебен занял около 20 минут, начинаем подъем, помоги Господи! Идущий впереди священник убеждает всех идти молча, с молитвой, без празднословия и праздномыслия, помнить, ради чего и за чем совершаем этот путь. Гора святая, камни и ущелья вокруг — свидетели великой милости Божией к человеку. На этой горе выведенный из Египта, из рабства греху народ Божий получил закон, который сделал человека человеком и не позволял становиться человеку скотом, препятствовал ему опускаться до состояния зверя. Теперь уже новый Израиль идет на гору, чтобы, по обетованию Господню, совершить службу и отблагодарить Бога за ту величайшую милость и благодать, которая не только сделала человека человеком, но и открыла ему путь стать богом, вернуться в потерянный рай и подняться на новую вершину, вершину христианского совершенства.
Подъем начинается неспешно, идем ровно, группа вытянулась, примерно через полчаса священник, идущий впереди, замедлил ход. И не удивительно: с каждым метром подъем становится круче, на лбу выступила испарина. Начинает смеркаться, в неспешный ритм шагов можно уложить слова Иисусовой молитвы, идем медленно, начинаем понемногу уставать. Слышится голос священника: «Привал!», — останавливаемся, шли примерно 45–50 минут. Следующий молебен Матери Божией. Пресвятая Богородица спаси нас!
Около 20 минут длится молебен, и, кроме священника и певчих, все молятся сидя: отдыхаем, восстанавливаются силы, можно идти дальше. Как важно помнить, что идем на вершину ради молитвы, впереди служба, всенощное бдение и литургия, вот уж действительно — всенощное, надо сохранить силы.
Снова подъем, шаги отмеряют метры, десятки метров, в эти десятки укладывается неторопливая молитва, почти все молчат, труд подъема успокаивает всякий язык, вокруг ночь. Луна медленно шествует за нами и настолько ярко светит, что фонари не нужны. Еще неполный час подъема — и снова привал, слышатся звуки молебна: И яко пресветлая луна ходящим в нощи, неверия тьму отгнала еси! Молебен Святой Великомученице Екатерине, вот уж действительно пресветлая луна ходящим в ночи! Сердца наполняются радостью и благодарностью, луна прямо над нами, светло и тихо, ветра нет, и потому не холодно, отдых восстанавливает силы, можно идти дальше. Святая Великомученица, моли Бога о нас!
Всматриваясь в наш путь, невольно замечаешь, как это восхождение напоминает нашу христианскую жизнь, как важно сохранять силы для молитвы, как важна неторопливость и тишина самой жизни, поступков, слов, помыслов. В этой неторопливости залог достижения той вершины жизни христианской, на которую призван всякий. Молитва экономит и восстанавливает те немногие силы, которые сегодня даны человеку; постоянный и целеустремленный труд христианского пути, и прежде всего труд молитвенный, успокаивает и охлаждает страсти; страх Божий, сообщаемый таинственной и непроглядной тьмой ночи самой жизни, вводит в душу сокрушение сердечное, благоговение перед Богом и упование на Него. Здесь, на этой горе, как ни в каком другом месте, чувствуется мимолетность нашего бытия: сколько поколений людей, начиная от Боговидца Моисея, приносили сюда свои молитвы?! Здесь Господь, открыв свое удивительное имя — Сущий — людям, открывает и бездонную глубину этого имени, действительно, истинно существует только Он, а мы лишь благодаря Ему, Им и в Нем, а иначе смерть, ничто, мрак и бездна, вдоль которой мы сейчас шествуем ради Него и… надеемся, что к Нему!
Проходит еще неполный час, снова привал, молебен, отдых. Вершины окрестных гор опускаются уже ниже нас. Взору открывается в дивном лунном свете, среди теней и выхваченных каким-то неземным светом утесов редкая по красоте и призрачности картина, мир безмолвный и тихий простирается туда, где горизонта нет, в ничто, в бездну. Редкие минуты неземной красоты и земного покоя. И над этой бездной как мостик перекидываются слова молитв: «Святии пророцы Моисее и Аароне, молите Бога о нас!», — не могут они не слышать нас в эти минуты. Они, некогда премудро и доверчиво вразумляемые Господом, вывели народ израильский из рабства Египетского, из рабства греху. Сегодня молитвами этих дивных пророков новый Израиль шествует стопами и видит с одной стороны — тонущий в грехах мир, страшным водоворотом втягивающий все вокруг, а с другой — ту недосягаемую вершину, на которую недостоин был войти ветхий Израиль и которая открыта Израилю новому. Как тут не благодарить Бога!..
Снова в путь. Подъем все круче, сил меньше, привалы чаще, молитва звучит в каждом шаге, относительно пологая дорога кончается, начинаются каменные ступени. Растет и напряжение: ступени высокие, неровные, приходится отдыхать чаще, некоторые задыхаются уже после десяти шагов, группа сильно растягивается. Силы на исходе, люди приваливаются к холодным камням, но самое неприятное — это ветер, сильный и очень холодный, который отдыхать толком не дает. Группа замедляет темп, частые и короткие остановки, чтобы успеть отдышаться, сокращаются молебны на привалах: стоять холодно — надо идти. Ведь и в жизни духовной чем выше, тем опасней, вершины земные обуреваются земными ветрами, а духовные — духовными. Только тут понимаешь напряжение духовной жизни, останавливаться нельзя, в каждом шаге вся сила молитвы, короткие передышки и снова каждый шаг с трудом, Господи помоги!
Ближе к 11 ночи мы у последнего подъема, последние 100 метров. Отдыхаем, спрятавшись от ветра за палатки бедуинов, а кто и в них. Отдых дольше обычного, чуть теплее в отсутствие ветра, последний рывок. Вершина все еще не видна, и кажется, что ее нет вовсе, но вот последние метры — и мы оказываемся прямо перед небольшим храмом. Вздох облегчения, наконец-то!
Ветер напоследок пронизывает насквозь, спешим спрятаться в храме, только там обретая долгожданное облегчение. Монастырский храм Святой Троицы на вершине Синая совсем маленький, наша группа помещается с трудом, кому-то удается лежать на полу в спальниках, кому-то сидеть, потихоньку все размещаются в полумраке.
Нельзя сказать, что предыдущими паломниками храм оставлен даже в относительном порядке, хорошо бы нам оставить его иначе. Начинается уборка и подготовка к службе, суета, но каждый делает свое дело, справились быстро, около полуночи начинается служба. Священник предупредил, что должна прийти греческая группа, присоединиться к нам ближе к литургии. Но они ведь только приехали перед нашим выходом, неужели успеют отдохнуть?! Зачем такая спешка? Но у каждого свои обстоятельства, помоги Господи!
Исповедавшись перед службой, все рассредоточились по храму, и кто как мог — молился. Конечно, после такого подъема молиться трудно, тем более ночью, но к литургии все были на ногах. К этому времени за стенами храма разыгралась настоящая буря, казалось, она продувает насквозь и каменные стены. Шквальные порывы ветра громыхали железными дверьми, переворачивали бедуинские лавки и завывали на все лады среди камней и скал, а в храме мерно и неторопливо шла служба. Что-то зловещее, казалось, было в этих порывах ветра; но, думалось, мы уже наверху, самое трудное позади — эти мысли доставляли какое-то удовольствие, но именно удовольствие, как оказывается, и бывает коварным обманщиком.
Где-то в половине третьего поднялся первым греческий священник. Никаких признаков усталости, сразу стремительно прошел в маленький алтарь и стал облачаться. Примерно через полчаса стали подходить редкие паломники, началась литургия.
Служба и на греческом и на русском. Возгласы священников сменяют один другой. Литургия идет быстро, смешанный клирос умудряется петь на двух языках, вот уже «Верую», греческий священник громко, с высоко поднятыми руками, запрокидывая назад голову и закрывая глаза, произносит Евхаристический канон, так же громко и размеренно произносит молитвы над Святыми Дарами, как будто впечатывая каждое слово в небо. Через какое-то время начинается причастие, почти вся греческая группа на месте, тесновато, но разве это важно. Милостью Божией причастились на том святом месте, где Сам Господь говорил с Моисеем, где дал заповеди народу Божию; здесь бы и нам вместить эти заповеди в свое сердце и на них, как на прочном фундаменте, воздвигнуть в своей душе Завет Новый, Завет верности Богу!
Времени около половины пятого — надо идти вниз. По неведомому нам промыслу Божиему, наш вылет почти на два часа раньше и в 8 утра надо выезжать, поэтому надо спуститься к семи, позавтракать, успеть собраться и погрузиться в автобус. Времени мало, и сразу без отдыха начинаем спуск, который сильно усложняет то, что до рассвета еще полтора часа, а значит, совершать его придется в темноте.
Покидая стены храма, ставшего нам за эти часы не просто дорогим, а действительно горним местом, мы очутились в совершенно ином мире. Ветер усилился, завывая дикими голосами между скал, яростно накидывался временами на идущих во тьме людей, луна скрылась за горами, и усиливающийся холод не давал возможности остановиться даже на короткое время. С первых же шагов вниз стало ясно: самое серьезное испытание впереди!
За прошедшую ночь у многих фонари потухли, у кого-то их просто не было, кто-то кому-то отдал, оказалось, что одного фонаря едва хватает на троих, а без них идти приходится буквально на ощупь. Крутые каменные ступени для усталых ног стали почти истязанием, а пронзительный холодный ветер усиливал и усиливал напряжение, группа сильно растянулась, и самые слабые, в основном женщины в возрасте, стали отставать. Молиться сил уже не было, губы беззвучно произносили слова молитвы, а смысл ее, казалось, напрочь выдувался шквальным ветром.
Вот тут впервые возник страх: кто начинал молиться громким шепотом, кто-то в голос, но от этих молитв, в которых были ужас и вопль растерянной души, напряжение только росло. Да, рано нам показалось, что все уже позади, забыли мы голос евангельский, забыли, что блажен тот раб, кого Господь обрящет бдяща. Увы, беспечность плохой помощник, ну как было не позаботиться заранее о спуске, о батарейках и фонарях, тем самым — о людях. Слава Богу, что каким-то образом все сообразили сгруппироваться вокруг фонариков и замыкающие никого не оставили без помощи, но некоторым пришлось идти в полной тьме. Вот уж поистине тьма кромешная, т.е. внешняя, вне царства Божия, вне милости Его, холодная и страшная, где плач и скрежет зубов, хоть наша тьма и не эта, но очень похожа.
Мысли возвращаются к беспечности и начинают сбиваться с ровного пути. Блюдите, бдите и молитеся: не весте бо, когда время будет.. А Яже вам глаголю, всем глаголю: бдите … (Мк. 20, 33, 37.) Слово Божие предостерегает нас от беспечности, но трудно по-человечески представить, как можно обходиться без сна, где брать силы, особенно современному человеку? По-настоящему понять слово «бдите» можно только из Евангелия. «Предмет Его попечения составляет то, чтобы мы непрестанно бодрствовали; и так как мы ослабеваем всегда во время счастливой и покойной жизни, а от несчастий наиболее укрепляемся, то Он непрестанно и внушает нам, что когда мы бываем покойны и беззаботны, тогда и являются бедствия», — говорит святитель Иоанн Златоуст в своей LXXVII беседе на Евангелие от Матфея. Вот истинное призвание христианина — ко кресту, любить крест скорби в мире, ибо сам мир есть скорбь падшему человеку. Покой и беззаботность, ставшие идеалом современного человека, первые враги его.
Любить скорби — даже для слуха тяжело, а для души тем паче, но ведь это и есть путь Христов, предуготованный всякому человеку, желающему следовать за Ним. И вершина этого пути — преодоление человеческого и наследие (слово-то какое) Божие! Труден, труден этот путь, но другого нет. Вот и мы пытаемся идти тем же путем, искупая свою беспечность и невнимательность страданием.
Медленно продвигался наш спуск, каждая ступень становилась препятствием, каждый камень — опасностью, но вот уж первая треть ступеней позади. Вдруг затор. Люди нерешительно, с осторожностью, кто перешагивает, а у кого не хватает духу, обходит по краю обрыва какое-то препятствие на нашем пути. Да что же там такое?! Ветер так и не дает покоя. Вдруг луч фонаря выхватывает из темноты лицо лежащей на земле женщины, радом сидит бедуин и что-то бормочет. Всем понятно — она мертва, но никто не произносит это вслух. Тревожный шепот, недоумение, священник говорит срывающимся голосом: «Проходите аккуратно, видите — человеку плохо», — голос выдает волнение, лицо не наше, Господи помоги! Тревожная мысль проносится в голове, на этом месте может лежать любой из нас, спуск действительно очень опасен, но выхода нет, стоять невозможно, надо идти. У пожилых спутниц дрожат уже не только ноги, но и руки, а впереди такой путь, все силы устремляются к молитве: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного!
Как близка смерть, как близок час суда для каждого, как мы не готовы к нему, как необходимо бдение постоянное, вот почему нужно любить скорби и благодарить за них Бога, ведь только через них душа научается спасительному вниманию, и промыслом Божиим подготавливается к тому самому суду, который надлежит встретить каждому. Только сейчас по-настоящему становится понятна милость к нам Спасителя, подающего нам за наши грехи скорби и скорбями спасающего нас.
Еще медленнее потянулись ступени, еще тяжелее каждый шаг, еще беспокойнее мысль, торопящая и рвущаяся к концу ступеней. Как бывает трудно признать себя достойным и заслуживающим скорби, но какой мир воцаряется в душе, если признание это состоится. Группа окончательно разорвалась на несколько частей, последняя часть спускалась особенно медленно, но с каждым шагом становилось легче: и ветер уже так не свирепствовал, и ступени сменились долгожданным пологим спуском. Страх уступил место усталости, до монастыря шли уже относительно спокойно. Время от времени мысль возвращалась туда, почти на вершину, где лежала эта несчастная женщина, но сил переживать уже не было. И вот впереди показался монастырь, а в запасе было полтора часа, чтобы позавтракать, немного отдохнуть и собраться. Как все-таки важно сохранить силы до конца пути, кто может знать, какие препятствия мы можем встретить, и те мудрые евангельские девы, которые удостоились войти на брак Христов, видимо, потому и мудрые, что смогли сохранить силы свои до самой встречи с Господом.
Уже перед самым отъездом мы узнали, что умерла на горе гречанка, из той самой группы, которая так быстро присоединилась к нам ночью, у этой женщины не выдержало сердце. С нами был врач, который объяснил, что надо делать в таких случаях и как использовать всего 6–7 минут времени для спасения человека во время инфаркта, если такое происходит. К назначенному часу мы были уже в автобусе, паломничество наше завершалось, но еще долгое время нас не покидало ощущение, что наша душа задержалась там, на вершине, где после бури и холода веяние тихого ветра, в котором Сам Господь! Аще кто хощет ко Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и последует Ми. (Лк. 9, 23.).
Журнал «Начало» №17, 2008 г.