Встреча
Протоиерей
Алексий Мальцев
Собираясь на эту встречу, я думал о Свято-Князь Владимирском Братстве, о предстоящей панихиде на могиле о. Алексея Мальцева совместно с председателем Братства Дмитрием Раром, посетившим наконец, после долгих обещаний, Петербург. Но нежданно-негаданно случилось событие из тех, что остаются в памяти на всю жизнь, запечатлевая собой в сознании феномен вневременности души. Этим событием стала встреча с Владимиром Кирилловичем Голицыным, потомком древнего русского княжеского рода. Вот так просто получилось — в помещении Петербургского подворья Тихвинского монастыря пить чай и вести тёплую беседу с представителем России — страны, о которой что-то слышал, что-то читал и которую вот уже добрую половину своей жизни отыскиваю в глубинах души, будучи русским, но рождённым в советском безвременье человеком.
Владимир Кириллович Голицын приехал в Петербург на Всемирный Конгресс Соотечественников, проходивший в нашем городе 26–27 октября, и первые слова князя были о его впечатлениях от состоявшегося мероприятия. Возьму на себя смелость охарактеризовать эти впечатления и скажу, что это было недоумение, то недоумение, которое не от непонимания, а, наоборот, от чёткого понимания происходящего. Его слова были примерно следующие: «нас разделили по секциям…, кто-то где-то определял, каким докладам быть, а каким нет…», и т.п.
Во взгляде читалась тревога человека, вдруг осознавшего, что он попал совсем не туда, куда собирался, причём не в связи с тем, что он по ошибке сел не в тот поезд, вовсе нет. И место то, и люди те, но происходящее не укладывается в голове и не имеет к тому, чем эта поездка должна была бы быть, никакого отношения. Если для Дмитрия Рара, чаще посещающего нашу страну, подобные мероприятия, такая подмена не новость, и он может шутить и высказываться по этому поводу совершенно определённо, то я почувствовал, что для Владимира Кирилловича вся эта, мягко говоря, нелепица стала поводом для глубоких размышлений.
После совместной молитвы и чая на подворье мы посетили могилу о. Алексея Мальцева, основателя Князь Владимирского Братства, нынешним главой которого является, как я уже говорил, Дмитрий Глебович Рар, впервые за долгие годы посетивший могилу о. Алексея. Во время литии я вдруг ясно осознал, что происходит нечто, что оставит в памяти неизгладимый след, будет притягивать к себе как вопрос, требующий разрешения на уровне соотнесённости моего Я с Богом. Это молитвенное предстояние Богу отличалось несоизмеримой с моим предшествующим церковным опытом полнотой и вертикальной динамикой, когда могильный крест, отражённый во взгляде участников этого священнодействия, являет себя истинным символом, связующим историческое и культурное измерение мира земли с Горним миром, в свете которого твоя собственная жизнь приобретает для тебя самого иное значение.
«Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего…», — звучали слова молитвы — прошения Господу об усопшем и погребенном здесь о. Алексее, а мне виделось, что мы стоим не у могилы о. Алексея, но сами находимся на дне большой братской могилы, будучи заживо погребенными, среди осквернённых и полуразрушенных усыпальниц, покосившихся крестов и надгробий, заросших тропинок и ставшего болотом пруда на Никольском кладбище. И ведь это не картинка из фильма ужасов, это действительность Александро-Невской Лавры, Петербурга, России, хотя впрочем, России ли?!
Дмитрий Глебович Рар и Марина Лобанова обсуждают историю создания и деятельность Свято-Князь-Владимирского братства. 2014 г.
Разруха вокруг — это проекция разрухи внутри, это факт известный и не сложный для уразумения. Как же тогда вести человеческий разговор на всевозможных конгрессах, выступать с инициативами, предложениями, а уж тем более обращаться с просьбами к людям, не сознающим, судя по отношению к могилам своих предков, себя людьми. Мне хотелось спросить у Дмитрия Владимировича Рара: «Что Вы ищете в этой стране? Неужели Вы не видите, что могила основателя Братства, которое Вы имеете честь возглавлять, никому в этой стране, за исключением женщины, что ухаживает за ней, и пяти — семи человек, стоящих сейчас с Вами на этой панихиде, не нужна?! Государства, к которому Вы пытаетесь воззвать, просто не существует!..» Но я не задал этого вопроса не только из вежливости по отношению к гостю, но и из опасности быть не понятым.
В фойе гостиницы, где остановились Дмитрий Глебович и Владимир Кириллович, у меня состоялся краткий разговор с г-ном Голицыным по поводу кадетского образования. Поскольку я волею судеб возглавил частную общеобразовательную школу, я просил Владимира Кирилловича посодействовать в моих поисках программ кадетских классов, тех, что были в России до переворота. В ответ на это князь подарил мне красивый объёмистый журнал «Летопись XXI Заключительного съезда зарубежных кадет в Сербии в 2010 г.» и сообщил вашингтонский адрес и телефон Денисенко Гордея Алексеевича, который является автором данного издания и председателем оргкомитета этого съезда. Я был несказанно рад такому повороту событий, но вместе с тем одна деталь из нашего короткого разговора насторожила меня. Владимир Кириллович сказал мне, что Денисенко курирует кадетское образование в нашей стране, и за постсоветские годы это образование развивается в Нахимовском, Суворовском училище и ряде школ и что это одно из главных достижений русского зарубежья в постсоветский период. Меня слегка смутило такое заявление из уст князя Голицына (!), так как сегодняшняя обстановка в училищах мне отчасти знакома, а позже, дома, когда я раскрыл подаренный мне журнал и прочитал вступительное слово Гордея Денисенко, моя настороженность стала полным недоумением. Вот цитата: «Без исторических пауз кадетское образование с 1701 года до сегодняшнего дня победоносно продолжило свое многовековое существование. Духовное воссоединение с Родиной кадет зарубежья, единство помыслов и настоящая дружба, возгоревшаяся с 1992 года с воспитанниками Суворовских и Нахимовского училищ, превзошли мечты и желания многих лет русского рассеяния».
Что это, детская наивность, или, простите, как бы это повежливее, недостаточная продуманность сказанного? Какие «мечты и желания» могли осуществиться в насквозь советских не только в 1992 году, но ещё и сегодня училищах?
Размышления в этом направлении лично мне радости не приносят, сплошные тупики и недоумения. Растерянность и незащищённость перед вопросами о русской аристократии, эмиграции, служении, а, в общем-то, о своей русскости только усугубились и оформились в невысказанном вопросе князю: «Неужели Вы, Владимир Кириллович, не готовы увидеть, что «возвращая» сюда библиотеки, знамёна русских полков и все те святыни, которые были спасены от уничтожения вашими отцами и дедами, вы отдаёте их на поругание всё тому же красному чудовищу, лишь изменившему свой облик? Неужели Вам, сознание которого есть действительное вместилище памяти о России, знающему что такое Россия не только из книг, а из живого опыта предков, не хватает мужества сказать себе правду об этой стране, которая, бесчестя имена Российской аристократии, называет сегодня себя именем родины этих Ваших предков? Сказать это так, чтобы люди, ещё живущие в этой стране, чистой верой и чудом хранящие в себе воспоминания о своей национальной принадлежности, могли поверять себя не только «Капитанской дочкой» и «Войной и миром», а голосом живущей, пусть и в изгнании, всё же русской аристократии.
Владимир Кириллович Голицын
Я не мог задать Владимиру Кирилловичу этих вопросов, наверное, из почтения к его летам. Так же как я не посмел бы вопрошать потомка графского рода Петра Петровича Шереметьева, как нам, русским, понимать пятиконечную звезду на его «мундире», лишь слегка изменённую в сравнении с его советским оригиналом — «Орден дружбы» (бывший советский «Орден дружбы народов»), преподнесённый «за вклад в сохранение отечественного культурного наследия»? Как же я, русский человек, могу принять это, с позволения сказать, «действо» в качестве сохраняющего и укрепляющего русскую культуру, если оно есть прямое надругательство и разрушение этой самой культуры?!
А ведь был, да, наверное, и остаётся ещё пока шанс другого развития событий, тем более что для этого у русского зарубежья, возможно, достаточно ещё опыта и потенциала! Но, увы, об этом я могу говорить лишь в кругу единомышленников, внемля голосу своей совести, с надеждой и упованием на Бога. Сегодня же приходится с болью смотреть, как люди, носящие фамилии, знакомые чуть ли не каждому жителю этой страны по учебникам истории, послушно встают под звуки советского гимна, стыдливо отводят глаза от звёзд над Кремлём или от табличек с названиями улиц, носящих имена большевистских убийц. Всё, в общем, хорошо, хотя ещё есть над чем работать, «мечты и желания» сбываются.
Журнал «Начало» №27, 2013 г.