Н.Н. Селезнев. «Несторий и Церковь Востока»
Вселенские соборы
Н.Н. Селезнев. Несторий и Церковь Востока. Москва, 2005.
В истории Церкви, как известно, было немало богословских споров и разногласий. И всегда эти споры были для каждой из противоборствующих сторон мучительными и болезненными попытками выявить и отстоять истину. Мы уверены, что это относится не только к отстоявшим правую веру — тем, кого мы почитаем как святых отцов и учителей Церкви, — но и к тем, чьи богословские воззрения были опознаны и разоблачены Церковью как ложные, и кто, тем самым, вошел в церковную историю под именем еретика.
У нас нет сомнения в том, что Несторий, ставший родоначальником ереси, носящей его имя, искренне старался своим учением утвердить истинное исповедание Бога и Человека Христа и Пресвятой Его Матери. Другое дело, что представлявшееся ему истиной было, в конце концов, расценено Церковью как заблуждение. Кажется, давно настала пора расстаться с расхожим мнением, имеющим, к сожалению, основание и в церковной гимнографии и в писаниях некоторых отцов Церкви, о еретиках как «волках в овечьей шкуре», сознательных пособниках диавола, стремящихся нанести урон делу Божию и расхитить стадо Христово. И хотя мы встречаем такие утверждения в богослужебных текстах и у православных Отцов, нам они представляются скорее риторическими оборотами и полемическими преувеличениями, чем справедливой оценкой внутренних побуждений и деятельности таких еретиков, как Несторий. Не вызывает сомнений его благочестие и именно благочестием вызванное участие в споре с Кириллом Александрийским. Нам кажется, что необходимо более взвешенное, богословски и исторически аккуратное отношение к Несторию и другим еретикам.
Поэтому нужно приветствовать появление книги Н. Селезнева «Несторий и Церковь Востока», в которой делается попытка восстановить доброе имя Нестория, в противовес нынешнему отношению к нему как «злому еретику».
Правда, автор ставит перед собой гораздо более серьезную задачу — доказать, что само осуждение Нестория было ошибочным и несправедливым. По мнению Н. Селезнева, низложение Нестория было вызвано, с одной стороны, политическими причинами (враждой к нему влиятельной и властной сестры императора Феодосия II Пульхерии), а с другой — «происками» свят. Кирилла Александрийского, желавшего подорвать в столице Византии влияние Нестория как выходца из Антиохии и заодно дискредитировать в его лице всю антиохийскую богословскую школу, давнюю «соперницу» александрийской. Таким образом, Н. Селезнев считает, что Несторий стал жертвой обстоятельств, и если бы он не оказался на главной кафедре империи, то судьба его была бы гораздо более благоприятной.
По мысли автора книги, христология Нестория была вполне ортодоксальной по содержанию и упрекнуть его можно лишь в недостаточно четком и выверенном богословском языке, которым он пользовался для изложения своего учения. Впрочем, это отражало общее состояние богословия в начале V века, не имевшего еще общепринятой и однозначно понимаемой христологической терминологии. Этим и воспользовался свят. Кирилл Александрийский, который неверно интерпретировал учение Нестория и приписал ему заблуждения, которых тот в действительности не имел.
Свою защиту Нестория Н. Селезнев основывает на так называемой «Книге Гераклида», которая была обнаружена в конце XIX в. и, по мнению многих исследователей, большей частью принадлежит Несторию. Книга представляет собой сирийский перевод его апологии, написанной в изгнании и надписанной чужим именем в стремлении уберечь ее от уничтожения. В XX в. появилось достаточно много исследований, посвященных богословию Нестория и учитывающих «Книгу Гераклида» как достоверный источник для изучения его воззрений. Многие из этих исследователей приходят к выводу о православности Нестория и осуждение его Ефесским собором считают ошибочным или, по крайней мере, спорным. Это мнение, как мы уже отметили, отстаивает и Н. Селезнев.
Кроме реабилитации Нестория, есть у автора и другая цель — показать несправедливость именования сирийской Церкви Востока «несторианской», а следовательно, и еретической. То правда, говорит автор, что Церковь Востока никогда не принимала осуждение Нестория и считает его праведником и выразителем истины, однако, как утверждают нынешние ее представители, Несторий не формулировал и не определял своим богословием учение церкви в целом, а лишь выражал общую для него и для Церкви Востока изначальную традицию. Поэтому некорректно называть и считать Церковь Востока несторианской. Неверно также считать ее христологию ошибочной, хоть она и признает Нестория выразителем истинной веры, поскольку сам Несторий, по утверждению Селезнева, являлся православным.
Следовательно, по мнению автора, необходимо изменить отношение к Церкви Востока и перестать считать ее вероучение еретическим, что позволит создать хорошую почву для последующего богословского диалога.
Насколько же удается Н. Селезневу выполнить эти две поставленные им перед собой задачи?
Анализируя богословие Нестория, Н. Селезнев исходит из общеизвестного положения о том, что для Нестория, как и для всей антиохийской богословской традиции, ключевым положением христологии было исповедание двойственности природ во Христе и акцент на Его человеческой природе. Спаситель — не только Бог, но и Человек, и Его человечество не должно быть никоим образом недооценено или принижено в исповедании веры. С другой стороны, столь же известно, что для александрийского богословия было характерно подчеркивать божественность Спасителя: спасение стало возможным именно потому, что воплотился Сам Бог. Таким образом, каждая из двух крупнейших богословских школ имела свои основополагающие принципы, определявшие собой и ее экзегезу и ход богословской мысли. Пожалуй, можно говорить и о соперничестве этих школ, которое, так сказать, витало в воздухе и было фоном для всех крупных богословских споров того времени.
Возникновению полемики между Кириллом и Несторием способствовало и то, что обе стороны использовали весьма расплывчатую терминологию и неточные, а то и соблазнительные для противной стороны выражения. Так, св. Кирилл пользовался восходящей к Аполлинарию формулой «одна воплощенная природа Бога Слова» и часто использовал термины «ипостась» и «природа» как синонимы. Несторий же в своем понимании ипостаси весьма отличался от отцов-каппадокийцев, чье учение об отношении ипостаси и природы стало классическим для Православия. Это Н. Селезнев подробно разъясняет в своей книге: «непонятным и странным для Нестория является исповедание «ипостасного единства». Природа сама по себе существует лишь как мыслительная категория, в реальности же она всегда дана в ипостасях — своих частных, опытно воспринимаемых реализациях. «Природы не бывают без ипостасей» — говорит Несторий. Опираясь на традиционную формулу «две природы, одно лицо (πρόσωπον)» он не уделяет понятию «ипостаси» в христологии особого внимания; их двойственность — для него единственно возможное следствие двойственности природ, а единственность ипостаси у Кирилла — естественное следствие его μία φύσις.» (С. 80–81) Н. Селезнев считает, что спровоцировал спор именно св. Кирилл своим употреблением нетрадиционной для антиохийца Нестория терминологии. «Когда стало провозглашаться воззрение, отрицающее двойственность природ в пользу одной природы и одной ипостаси и отождествляющее лицо Христа с лицом Слова, антиохийская реакция в виде акцента на двойственности природ (и ипостасей) и сложности лица Христа была неизбежна». (С. 84)
Действительно, при столь существенных различиях в терминологии и фундаментальных отличиях богословского подхода столкновение между Кириллом и Несторием, вероятно, было неизбежным. Но при этом предстояло выяснить, что выражают слова одного и другого, какая богословская интуиция лежит в их основании и то, насколько отвечает та и другая интуиция соборному опыту Церкви.
И вот тут, как бы мы ни пытались (даже опираясь на «Книгу Гераклида») увидеть правоверие в учении Нестория и, вслед за Н. Селезневым, оправдать его, сколько бы ни старались согласовать его воззрения со взглядами св. Кирилла, у нас это решительно не выходит. Св. Кирилл и Несторий действительно утверждают противоположные вещи, не только на словах, но и по существу.
Весь пафос св. Кирилла заключается в утверждении единственности и самотождественности Христа, именно (говоря традиционным для нас языком) в единстве Его ипостаси, заключающей в себе и божественную и человеческую природы. И, несмотря на двусмысленность некоторых его выражений, этот пафос единства ипостаси, единства Субъекта во Христе звучит очень отчетливо и ясно. Св. Кирилл утверждает, что Христос как Человек — Тот же Самый, Кто превечно пребывает в неслиянном единстве с Отцом и Духом как Божественное Слово. По словам прот. Георгия Флоровского, «Св. Кирилл говорил о «единой природе» и только о Божестве во Христе в строгом смысле говорил, как о «природе», именно затем, чтобы подчеркнуть «без-ипостасность» человечества во Христе».[1] Во Христе — лишь одна ипостась, и это ипостась не человека, но Слова Божия. «Господь рождается от Отца, и Он же от Девы на последок дней сих, — именно этого не хотел ни признать, ни сказать Несторий».[2] Знаменитый теопасхизм Кирилла является выражением все того же пафоса единства Лика Христова. Бесстрастный Бог не может страдать, но на Голгофе страдает по Человечеству Тот же, Кто является Богом. И по этой же причине справедливо именовать Деву Марию Богородицей, а не только Христородицей, как желал Несторий.
Но как раз этого исповедания единства (как единственности) Христа мы не находим у Нестория. Мы уже видели, что он исповедовал во Христе две, а не одну ипостась. Может быть, тогда исповедуемое св. Кириллом единство Спасителя мы можем обрести в учении Нестория о Его Лице? Н. Селезнев объясняет нам, что Несторий особый смысл вкладывал в понятие «лицо», которое для него «объединяет все характеристики, особенности, физическую явленность и состояние, моральное отношение, духовные действия и функции и, наконец, реакции, которые они вызывают в человеке» (С. 81), и что «лицо единства» Христа для него есть «общее просопон», в равной мере принадлежащее каждой из природ. (С. 82) Но мы видим из этого объяснения, что лицо у Нестория, так сказать, «привязано к природе», что понятие природы логически предшествует понятию лица. В самом деле, у него «просопон» принадлежит природе, а не наоборот, что является естественным для традиционного понимания лица, при котором оно является синонимом ипостаси — того, «в чем природа». Очень характерно, что «для Нестория … невозможно отождествить лицо Христа с лицом Слова, как это делал Кирилл». (С. 82) Мысль Нестория оказывается замкнутой в природных категориях, и ему никак не удается выйти за их пределы, к заключающей в себе природы, но свободной от них Ипостаси.
Все, что говорит и сам Несторий, и Н. Селезнев в его пользу, свидетельствует о том, что у него не было ни средств для того, чтобы выразить единство субъекта[3] во Христе, ни потребности в этом. И хотя Несторий утверждает: «один Христос, один Сын, один Господь. В единстве божества и человечества Тот же есть Сын, и Господь, и Бог» (С. 85), но это говорится им о «лице единства», в котором «Божество пользуется просопон человечества, и человечество — просопон Божества» (С. 84), а это лицо, очевидно, отличается от лица Предвечного Слова.
Говоря теперь о вероучении Церкви Востока, нельзя не учитывать того, что она на протяжении всей своей истории признавала Нестория выразителем истинного исповедания Христа. Если же у нас правоверность Нестория, даже после появления книг Селезнева и его единомышленников, продолжает вызывать более чем серьезные сомнения, то, конечно, столь же сомнительным для нас остается и православие Церкви Востока, в котором нас хочет убедить автор книги «Несторий и Церковь Востока». Мы согласны с ним в том, что эту церковь не следует называть несторианской. Гораздо больше к ней подходило бы название «феодоровской», ибо именно Феодор Мопсуестийский, а вовсе не Несторий, всегда обладал для нее главным вероучительным авторитетом. Ведь и Несторий, по существу, продолжал богословскую линию, более ярко до него развивавшуюся Феодором. Но от этого неправомыслие Церкви Востока нисколько не уменьшается.
Сколь бы желанным ни было единство христиан, продвигаться к нему и достигнуть его можно лишь на основе тождественного вероучения. А это единство веры и догматического исповедания, если оно есть в действительности, обязательно выявится и станет очевидным. Так всегда было в истории Церкви. Так ли обстоит дело с Церковью Востока и Православием, покажет будущее. Прошлое же пока свидетельствует об отсутствии вероучительного единства между нами. И книга Н. Селезнева не изменяет нашей убежденности в этом.
Журнал «Начало» №15, 2006 г.
[1] Прот. Г. Флоровский. «Восточные Отцы V–VIII веков». М., 1992. С. 27.
[2] Там же. С. 16.
[3] Поскольку и понятие «лицо», и понятие «ипостась» для Нестория имеют смысл, отличный от того, который мы им ныне придаем, мы употребляем здесь слово «субъект».