О книге И.Л. Солоневича «Народная монархия»

20.07.2018 И.В. Амбарцумов |

От редакции

Мы помещаем данную статью в журнале, исходя из наблюдения самого её автора, отмечающего следующее: «У общества и части политической элиты растёт интерес к наследию мыслителей национально-консервативного толка, в том числе тем, которые волею судьбы оказались за пределами Родины, но продолжали болеть за Россию, размышлять о её судьбе». Правда, здесь хотелось бы внести некоторые поправки. Интерес действительно растёт, по крайней мере, не ослабевает, но с чьей всё-таки стороны, общества, элиты? Применительно к нашей сегодняшней российской ситуации само употребление этих понятий вызывает сомнение. На наш взгляд, слово «общество» следовало бы заменить на упоминание об отдельных, не столь уж многочисленных индивидах, чаще всего считающих себя принадлежащими к русской православной церкви и стремящихся разрешить свои психологические проблемы (ощутить свою значимость или даже первенство среди окружающих, компенсировать свои слабости и упущения и т.д.) путём погружения в особый вид риторики и фразеологии, который именуется ими «национально-патриотической» или «государственно-патриотической идеей». Их, действительно, не столь уж много, но голос их довольно громок в среде прихожан православных храмов. Факт этот опять-таки психологически легко объясним, так как сами выражения «православная цивилизация» или «народная монархия» уже по одной своей звучности и торжественности могут придать значимость не только произносящему, но и слушающему и обеспечить им душевный комфорт.

Что же касается «части элиты», то и здесь мы предлагаем говорить о бывших советских действовавших или потенциальных функционерах, образовавших нынешний «правящий слой», которые нуждаются в чём-то способном заменить риторику и фразеологию большевизма для легитимации своей «воли к власти». Ведь действуют же они не для себя, а «во имя»! Однако наши поправки не отменяют самого наличия интереса к наследию мыслителей «национально-консервативного толка» и не лишне проследить, какого качества «мышлением» он удовлетворяется. Иван Солоневич — очень удобная в этом отношении фигура, так как многое в его рассуждениях, например, твердая уверенность в необходимости признать «черты гениальности» у Сталина, говорит самоё за себя и не нуждается в комментариях.

Отметим ещё только один момент. Может показаться, что редакция всё же не справедлива в отношении тех, кого автор называет обществом и элитой. Почему бы не заподозрить у них действительного, искреннего, настоящего желания вырваться из того жуткого тупика, в котором находится нынешняя российская государственность? Но воля вне разума по человеческим меркам волей не является. Чтобы желание осуществилось, необходима настоящая мысль. Если желающий её игнорирует и тяготеет к очередному варианту неразумия, то и само желание оказывается не настоящим и, стало быть, и не искренним.

О книге И.Л. Солоневича «Народная монархия»

«Народная монархия» — главная книга Ивана Лукьяновича Солоневича, где изложены его основные политические идеи.

Отправной точкой рассуждений автора является тезис о своеобразии исторического пути каждого народа и невозможности создания универсальных схем, которые объясняют развитие всего человечества, а также предложений каких-то политических программ, которые были бы эффективны для каждой нации. «Всякая разумная программа, предлагаемая данному народу, должна иметь в виду данный народ, а не абстрактного homo sapiens, наделяемого теми свойствами, которыми угодно будет наделить его авторами данной программы».^[1]

«Каждый народ мира, в особенности, каждый великий народ, имеет свои неповторимые в истории мира пути. Не существует никаких исторических законов развития, которые были бы обязательны для всех народов истории и современности. Русская государственность, русская национальность и русская культура идут своим собственным путем, впитывая в себя ряд чужеродных влияний, но не повторяя путей никакой иной государственности, нации и культуры истории и современности. Империя Рюриковичей в начале нашей истории так же своеобразна и так же неповторима, как самодержавие московских царей, как империя Петербургского периода или даже как сегодняшняя советская власть».^[2] Но что же определяет это своеобразие?

По Солоневичу — национальный дух, который есть нечто иррациональное, так же, как индивидуальность человека. Но именно он в конечном итоге определяет историческую судьбу нации. У каждой нации, по терминологии Солоневича, есть своя основная линия поведения — доминанта. Доминанта цыган — кочевой образ жизни, евреи были и остаются народом торговцев и посредников. Национальная доминанта Германии — мещанство и местечковый эгоизм, который проявился в феодальной раздробленности, сохранявшейся в этой стране до конца XIX в., а в области внешней политики доминанта немецкого характера — это стремление к решению всех проблем военным и силовым путем. О чертах, доминирующих в русском характере, Солоневич говорит много и подробно, о чем будет сказано ниже.

Большую часть существовавших в его время социально-политических теорий Солоневич считает несостоятельными именно в силу того, что они игнорируют индивидуальность каждого народа, исходя из неких абстрактных, якобы общечеловеческих принципов. Самый яркий пример тому — марксизм.

Солоневич, как и многие другие консервативные мыслители, резко критикует русскую интеллигенцию, которая, по его мнению, строила свое мировоззрение на основе заимствованных с Запада идей и ничего не понимала в реальной русской жизни. Он неоднократно говорит о том позорном крахе, который потерпели в России идеи либеральной демократии в начале XX в. Со злой иронией он пишет о Милюкове и других русских либералах, которые во имя идей свободы расшатывали русский государственный строй «к вящей славе Ленина–Сталина».^[3]

«Наши профессора считали себя еще более умными. Конструкции, ими спроектированные, не продержались ни одного дня, ибо даже и А.Ф. Керенского мы демократической республикой считать не можем: при А.Ф. Керенском была керенщина. Месяца через два после попытки «взять в свои руки московские дела», профессоров вышибли вон».^[4]

Демократический строй стран Европы у Солоневича также не вызывает особого восхищения. «Демократический строй правления основан прежде всего на вранье. Он врет о свободе конкуренции, которая скована гигантскими трестами и монополиями. Он врет о свободе печати, которая куплена теми же трестами и банками. Он врет о народной воле, ибо им руководит капитал. Он врет о свободе этой воли, ибо эта воля определяется миллионными тиражами демократических газет, находящихся в обладании у анонимного капитала. Кто стоит за спиной этого капитала? кто решает вопросы войны и мира?»^[5]

И.Л. Солоневич

Солоневич жил в ту эпоху, когда европейская демократия переживала острейший кризис. «Парламентарные методы управления привели к полному политическому, экономическому и моральному маразму почти все страны Европы, и мир стремится к авторитарному правительству … Диктатура — военная, как в Испании, партийная, как в СССР, Германии и пр., профессорская, как в Португалии, это есть только изнанка естественного стремления всякого человека к какой-то определенности».^[6] Ярчайшим отрицательным примером демократии Солоневич считает Францию, которая погрязла в бесконечных партийных распрях и не смогла ни решить своих внутренних проблем, ни защититься от внешнего врага, будучи без всякого труда завоевана Гитлером в 1940 г. Солоневич предсказывал установление во Франции военной диктатуры генерала де Голля. Прогноз этот, как мы знаем, отчасти оправдался. Де Голль, правда, не стал военным диктатором, но был избран президентом с полномочиями, близкими к диктаторским, и смог вывести Францию из кризиса.

Единственными странами, в которых демократическая конституция действительно функционирует успешно, по мнению Солоневича, являются Англия и Соединенные Штаты. Но эти страны защищены от внешней опасности морями и океанами и, благодаря своему удачному геополитическому положению, смогли накопить огромные богатства, в силу этих причин они могут позволить себе такую роскошь, как демократические процедуры государственного управления, чего не может себе позволить Россия, в течение веков жившая в условиях постоянной внешней опасности.

Солоневич приводит конкретный пример из близкой ему эпохи. «Для мирного развития страны демократия Керенского была бы неизмеримо лучше диктатуры Сталина. Но войну 1941—45 Керенский также проиграл бы, как проиграл он кампанию 1917 года».^[7]

Солоневич категорически утверждает: «Все одиннадцать веков нашей истории мы находились или в состоянии войны, или у преддверия состояния войны. Нет никаких оснований думать, что в будущем это будет иначе… Нам необходима сильная и твердая власть. Она может быть монархией или диктатурой. Властью милостию Божией или властью Божиим попущением».^[8] Казалось бы, Солоневич, при своем столь отрицательном отношении к социалистическим и либеральным идеям, должен бы солидаризироваться с правым крылом русской эмиграции. Но и к нему он настроен весьма критически. Он называет консервативную группу эмиграции «слоем наиболее удаленным от интересов русского народа». Представители этой группы — выходцы из дворянства и служилого слоя — отождествляют интересы России со своими сословными интересами. Их идеалом является эпоха Петра и Екатерины, когда произошел отход от русской монархической традиции в сторону европейского абсолютизма, сопровождавшийся полным закрепощением крестьянства и отрывом правящего слоя от народа, что в конечном итоге и привело к революции 1917 г.

Каков же политический идеал И.Л. Солоневича? Он призывает обратиться к тысячелетнему опыту русской государственности: русский народ построил величайшую империю, которая, несмотря на все свои недостатки, была и остается (по крайней мере, оставалась в те времена, когда писал Солоневич) наиболее прочным и долговечным из всех существующих государственных образований. Устойчивость и долговечность являются для Солоневича критерием оценки политической системы. С этой точки зрения он высоко оценивает Римскую империю, Российскую империю, а из современных ему государств Англию и США. Но если Англия и в особенности Соединенные Штаты развивались в чрезвычайно благоприятных климатических, географических и геополитических условиях при отсутствии за всю свою историю серьезной внешней опасности, то русское государство, напротив, создавалось вопреки сопротивлению тяжелого климата и природных условий, а также постоянному военному давлению с Востока и Запада, когда оно вынуждено было вести войны не ради обогащения и приобретения территории, а ради собственного выживания.

Солоневич называет себя русским империалистом, утверждая, вместе с тем, что русский империализм принципиально отличен от западного. Если западные империи были основаны на порабощении и эксплуатации покоренных народов, то в России, напротив, имело место равноправие наций, включенных в единое государство. «Ни одна нация в истории человечества не строила и не постигла такой государственности, при которой все втянутые в орбиту этого строительства нации, народы и племена чувствовали себя одинаково удобно или неудобно, но так же удобно или неудобно, как и русский народ. Если было удобно — было удобно всем, если было неудобно — то тоже всем. Это есть основная черта русского государственного строительства. Она может называться интернационализмом, космополитизмом, универсализмом или «вселенскостью», но она проходит определяющей чертой через всю русскую историю».^[9]

«Наполеоновская империя рухнула. Сейчас гибнет Британская Империя. Российская, — даже и при Сталине, — не проявляет никаких признаков распада».^[10] Создание крупнейшей в мире империи свидетельствует об огромных организаторских способностях русского народа, вопреки распространенному мнению о присущей русскому человеку анархической психологии. Солоневич цитирует слова американского посла Буллета: «Русский народ является исключительно сильным народом с физической, умственной и эмоциональной точки зрения».^[11] Вся русская история свидетельствует о справедливости этих слов.

Русская монархия, по Солоневичу, была тем государственным строем, который соответствовал подлинным интересам народа. (Отсюда и названа книги — «Народная монархия».) Россия наиболее полно воплотила в жизнь идеал монархического правления, при котором царь, стоящий над всеми сословиями, является гарантом общенационального равновесия. «При нарушении этого равновесия — промышленники создадут плутократию, военные — милитаризм, духовные — клерикализм, а интеллигенция любой «изм», какой только будет в книжной моде в данный исторический момент».^[12] Наследование власти от отца к сыну независимо от заслуг и достоинств наследника — это не недостаток, а преимущество монархии. Царь с детства готовится к своему служению, будучи наделен властью по праву рождения, он не должен достигать ее путем интриг и политической борьбы, подыгрывая то тем, то другим кланам общества, и поэтому он может рассматривать настоящее и будущее страны не с позиций сиюминутных интересов тех или иных социальных групп, а с точки зрения по-настоящему глубокого понимания общегосударственных задач. С точки зрения закона вероятности, возможность появления на престоле слабоумного человека так же, как и вероятность рождения в царском роду гения, — чрезвычайно мала. Большинство монархов — это средние люди со средними способностями.

Солоневич высказывает парадоксальную мысль, что гениальные правители, как правило, приносят своим народам вред, а не пользу: «Я исхожу из той аксиомы, что гений в политике хуже чумы. Ибо гений — это тот человек, который выдумывает нечто принципиально новое. Выдумав нечто принципиально новое, он вторгается в органическую жизнь страны и калечит ее, как искалечили ее Наполеон, Сталин и Гитлер: нельзя же все-таки отрицать черты гениальности в разной степени у всех трех… Едва ли можно отрицать, что Наполеон был истинно гениальным полководцем, и совершенно очевидно, что ничего, кроме катастрофы, он Франции не принес. Наполеон верил в свою «звезду», Гитлер в свой «рок», Сталин в своего Маркса — у каждого гения есть свой заскок. В результате этих заскоков величайший полководец мировой истории Ганнибал покончил со своей родиной, Наполеон привел союзников в Париж, Гитлер — в Берлин, а Сталин приведет в Москву».^[13]

Итак, средний человек на престоле, мыслящий традиционными понятиями, лучше «гения», перекраивающего жизнь страны по своему произволу.

Выражаясь в терминах современной политологии, Солоневич негативно относится к харизматическому типу властного лидерства, весьма критически к рационально-легальному (демократическому), больше всего ему импонирует традиционный тип государства, как наиболее устойчивый и проверенный тысячелетним опытом. Именно таким типом власти является монархия. Но не все монархические государства являются для него достойными подражания. Западноевропейские монархии выражали интересы привилегированного слоя дворянства и в значительной степени зависели от этого слоя, русская же монархия, напротив, стояла над сословиями и опиралась на поддержку всего народа. В отличие от Европы, где сословно-представительные органы противостояли монархам, добиваясь от них уступок, стремясь ограничить их власть во имя прав и интересов тех или иных социальных групп, — в России ничего такого мы не видим. Земские соборы, выражавшие мнение всей земли, действуют в единстве с царем и не покушаются на принцип самодержавия. Но и самодержавная власть не препятствует осуществлению деятельности народного самоуправления, и в целом вся государственная машина работает эффективно, решая свои внутри- и внешнеполитические задачи. Русский народ всегда был привержен монархическому принципу, хотя имел в своей истории много шансов свергнуть или просто не поддержать монархию. Даже народные бунты, такие как разинский и пугачевский, шли под знаменем якобы «законных» претендентов на престол. То есть народ не мыслил жизнь страны без монархии, и в этом проявилась на его забитость и отсталость, а, напротив, государственная мудрость, ибо только монархия могла обеспечить внутреннюю стабильность и решение внешних задач.

«Я не хочу становиться на ту точку зрения, которая говорит: царская власть спасла Россию. Мне кажется довольно очевидным несколько иной ход событий: Россия создала царскую власть и этим спасла сама себя. Или, иначе, царская власть не была никаким заимствованием извне, не была кем-то навязана стране, а была функцией политического сознания народа, и народ устанавливал и восстанавливал эту власть совершенно сознательно, как совершенно сознательно ликвидировал всякие попытки ее ограничения».^[14] И народ был прав, поддерживая монархию. Под властью царей русское государство расширялось территориально, росло и благосостояние народа. В XVII в. «мужик имел неприкосновенность личности и жилья, имел, если перевести данные переписи середины XVII века на язык современного продовольственного рационализма, примерно по хорошей свиной отбивной котлете ежедневно на всякую душу своего довольно многочисленного семейства».^[15]

Духовной основой народного единства Солоневич полагает православие. Церковь и государство осознавали себя единым целым, духовенство, которое в древней Руси избиралось прихожанами, жило общей жизнью и общими интересами с народом, благословляло его борьбу с иноземными врагами. Московская Русь осознавала себя «орудием Господа Бога, сосудом, избранным для хранения истинной веры до скончания веков для всех народов и людей мира», что придавало высший смысл существованию нации. Православие, по словам Солоневича, «не только догматически, но и практически — выступает в мире как религия наибольшей человечности и наибольшей любви».^[16] Православию свойственна вера не только в Бога, но и в человека, в добрые качества его природы, в его способность к непосредственной связи с Богом. Православию свойственна терпимость, оно почти никогда не навязывалось силой, все народы, включенные в русскую империю, сохраняли свои национальные верования, Россия в отличие от Западной Европы не знала внутренних религиозных войн.

Похоже, Иван Солоневич противоречит сам себе, говоря, с одной стороны, что религия не влияет на характер народа, а с другой стороны, вслед за другими мыслителями славянофильского толка, об огромном значении православия для самосознания русского народа. Правда, Солоневич считает, что Русь, заимствовав из Византии православие, переработала его в соответствии со своим национальным духом и характером.

Если в истории Византийской империи мы видим бесконечную череду убийств, заговоров, отсутствие в политической жизни какой бы то ни было моральной основы, отсутствие (как утверждает Солоневич) всякой национальной идеи, «преобладание формы над содержанием, юрисдикции над совестью, интриги над моралью»^[17], то на Руси, напротив, государственная жизнь была подчинена христианским нравственным принципам добра и справедливости. Наряду с русским народом православную религию исповедуют греки и румыны, грузины и болгары, но их национальный менталитет принципиально отличен от русского. Русские религиозные мыслители говорили о том, что русский народ воспринял православие наиболее глубоко и наиболее последовательно осуществил его в жизни, но Солоневич склонен трактовать религию как проявление национального духа, т.е. каждый народ, по его мнению, в соответствии со своим менталитетом формулирует собственное понимание Бога. Но без веры никакой народ жить не может. Отказ от идеи Бога, придающей высший смысл жизни человека, неминуемо ведет к деградации и взаимоистреблению, что доказывает пример революционной Франции и большевистской России.

Последняя часть книги Солоневича посвящена эпохе Петра I, с которой началось идейное завоевание России Западом, закончившееся революцией 1917 года. После смерти Петра — в течение всего XVIII века в России, по мнению Солоневича, не было настоящей монархии, а была «диктатура дворянства», которая по своему произволу возводила на престол и свергала монархов в ходе дворцовых переворотов. Последней их жертвой стал Павел I, стремившийся ограничить дворянские вольности и облегчить положение крестьянства. Последняя попытка дворянства продиктовать свою волю монархии — восстание декабристов — была пресечена Николаем I, и с него началось возрождение русской монархии в традиционной для нее роли гаранта общенародных интересов. Николай I разрабатывал проект освобождения крестьян, который был осуществлен его сыном — царем-освободителем Александром II. Реформы Александра II фактически были направлены на воссоздание традиционного русского общественного строя, при котором самодержавие сочеталось с народным самоуправлением. Но естественное движение страны по ее историческому пути было прервано революцией, порожденной частью правящего слоя — либеральной и левой интеллигенцией, которая, по сути, была также враждебна подлинным интересам народа, как и дворянская реакция, как и она, заимствуя свою идеологическую базу на Западе. Причина революции, таким образом, в вырождении русского правящего слоя — дворянства и интеллигенции. Отношение Солоневича к коммунистическому тоталитарному режиму, безусловно, отрицательное, но в отличие, скажем, от Ивана Ильина, он все же признает за Советским Союзом некоторую преемственность по отношению к историческому русскому государству, например, когда говорит о чертах, присущих истории нашего государства «от Олега до Сталина». Тем не менее, идеи коммунизма и социалистический способ организации производства им решительно отвергаются. Социализм неизбежно приводит к засилью бюрократии и к застою в экономике. Это относится и к советскому строю, и к социалистическим экспериментам лейбористского правительства Эттли в Англии. В то же время он отмечает тот факт, что в царской России был самый большой государственный и общественный сектор в экономике, успешно развивалась крестьянская кооперация. Он выступает за «свободную конкуренцию между государственным, земским, кооперативным, частным и прочим хозяйством», говоря современным языком, за многоукладную экономику. О значении экономического планирования в истории русского народного хозяйства И.Л. Солоневич пишет в главе «Монархия и план» из книги «Народная монархия». В предисловии к книге «Белая империя» он излагал свое видение будущего устройства России следующим образом: «Будущая Россия будет

а) неизбежно:

Страной, закончившей свое территориальное расширение. Народом, занятым усвоением и устройством уже имеющихся территорий.

Хозяйственной системой, построенной в основе на столыпинском мужичке. Государственной системой, построенной на служилом слое, или, по иней терминологии, на технической интеллигенции.

Империей, которая поставит своей целью идейную, хозяйственную и политическую автаркию.

Монархией, по-видимому ограниченной корпоративным представительством. Единым государством — всякие варианты «федерации» могут быть навязаны только иностранной силой и поэтому недолговечны.

Православным государством — появление конкурирующей религии чрезвычайно маловероятно.

Индустриально-аграрным самодовлеющим государством, по типу современной Америки. Иностранное давление может затормозить развитие отечественной промышленности.

б) почти неизбежно:

Сильнейшим государством мира; единственная в мире страна, имеющая такой однородный массив населения и такой непрерывный массив территории».^[18]

В книге «Народная монархия» Солоневич сделал ряд прогнозов, касающихся международной ситуации. На будущее он предсказывал войну «между СССР и всем остальным миром», в которой коммунистический режим неминуемо обречен на поражение. И вот одно его суждение по поводу мировой борьбы за глобальное лидерство: «В настоящее время имеется два и только два конкурента: Россия и англосаксонский мир… Сейчас силы англосаксонского мира, вероятно, превышают силы России, и на некоторый исторический период мировые процессы будут решать США. Во внешнеполитическом отношении революция уже отбросила нас лет на двести назад. Контрреволюция отбросит еще лет на сто. По всему ходу событий можно надеяться на то, что лет этак в пятьдесят после контрреволюции, — мы наверстаем все три столетия, как это мы проделали после Смутного Времени».^[19] Нужно признать, что Солоневич, при всем своем высоком мнении о русском народе, все же недооценивал советскую Россию, которая, несмотря на свою экономическую слабость в сравнении с западным миром, в течение пятидесяти лет противостояла ему в холодной войне. Но в принципе он был прав. Действительно, США оказались сильнее, и сейчас они в значительной степени «решают мировые процессы». Не будем вдаваться в рассмотрение вопроса, на сколько лет назад во внешнеполитическом отношении (и не только) отбросила нас либерально-демократическая «контрреволюция». Оправдается ли оптимистический прогноз Солоневича о том, что за пятьдесят лет мы сумеем восстановить все утраченное нами могущество — покажет будущее.

В чем значение книги Солоневича, и каково ее место в истории русской общественной мысли? Человек, сведущий в политологии, философии и других общественных науках, не может не заметить, что большинство идей, отстаиваемых этим автором, не являются оригинальными. Все его основные идеи (идея о самобытности каждой нации, критика демократического строя, идеализация допетровской Руси, универсализм русского характера, сочетание самодержавия и самоуправления, негативная оценка петровских реформ) высказывались и развивались до него, в трудах славянофилов и других русских консервативных мыслителей. Достоинство книги Солоневича в другом. В своей программно-публицистической работе он обобщил идеи, высказанные различными авторами, размышлявшими о судьбе России, которые казались ему существенными для понимания ее истории и современного положения. Иван Солоневич стремится показать читателю опираясь на неопровержимые факты истории и современной жизни, что эти идеи не устарели, а сохраняют свою актуальность, что в споре о судьбе России апологеты западного пути развития потерпели решительное поражение и все их философские конструкции и политические прогнозы с треском провалились, а вся их деятельность по «освобождению» российского народа не привела ни к чему, кроме катастрофы. Те же неопровержимые факты говорят о преимуществе традиционного русского пути.

Мировоззрение Солоневича — демократический монархизм. Будучи крестьянином по происхождению, Солоневич считал себя «первым, лет этак за двести, русским публицистом, пытающимся выразить чисто крестьянскую точку зрения на русскую историю и на русский сегодняшний день».^[20] Можно сказать, что он выражает в своих публицистических произведениях традиционную крестьянскую веру в доброго царя-батюшку, который желает добра народу и которому мешают злые бояре. И, надо признать, что ему удалось показать, что эта вера была не так уж беспочвенна, и что монархический инстинкт народа был той силой, которая скрепляла русское государство. Неприязненно относясь к философствованию, оторванному от реальности, Солоневич остроумно и с блеском разоблачает демагогию либералов и социалистов, но и в его собственных рассуждениях иногда присутствует элемент демагогии. Многие высказанные им в резкой и категоричной форме оценки тех или иных событий, явлений и исторических личностей, по меньшей мере, небесспорны. Так, например, по мнению многих современных исследователей, выборное начало в допетровской Руси вовсе не было так развито, как это утверждает Солоневич, ссылающийся на сочинения консервативного либерала — историка Ключевского. Идеализация московской Руси и огульная критика петровских реформ не являются сильной стороной концепции Солоневича, а его взгляд на религию как на атрибут национального духа нельзя не признать неоправданно упрощенным.

Наблюдаемые нами сегодня внешнее благополучие и процветание государств Западной Европы, казалось бы, опровергают пессимистические прогнозы Солоневича относительно судьбы европейской демократии. Но все же не следует спешить с выводами. Период стабильного и благополучного существования демократий Старого Света насчитывает сравнительно короткий отрезок времени в историческом масштабе, и мы не знаем, как долго он продлится. Сможет ли европейская цивилизация ответить на те вызовы, которые предстоят ей в наступившем XXI в., и сохранить при этом приверженность либеральным принципам? Во всяком случае, в России либеральная демократия не справляется со своими задачами, и мы видим ощутимую тенденцию к авторитаризму, пока что в «цивилизованной» форме «управляемой» (или «суверенной») демократии.

Монархия представляется большинству наших современников как безнадежно отжившая форма правления, а демократические институты как непременный атрибут современного общества. Но если мы посмотрим на данную проблему в исторической перспективе, то увидим, что противопоставление республиканского и монархического принципов началось не в Новое время, а проходит через всю историю европейской цивилизации, начиная с Античности. В свое время на смену республиканскому строю Древнего Рима, пришла империя. Средние века были временем повсеместного господства монархического принципа. Вольные города Германии и Италии, швейцарские кантоны, Новгородская вечевая республика представляли немногочисленное исключение из общего правила. Наше время — эпоха торжества демократии, но нельзя утверждать с уверенностью, что это торжество будет длиться всегда.

Также только со злой иронией можно говорить о «гражданских добродетелях», проявленных лидерами современной «демократической» России. Но даже в нынешнюю эпоху проявляется монархический характер русского сознания. Верховная власть продолжает персонифицироваться в лице одного человека. Процедура выборов все больше превращается в формальность, и это мало огорчает основную массу населения. Переход власти от Ельцина к Путину чем-то напоминал монархический сценарий наследования престола. Ельцин завещал власть преемнику, а народ лишь подтвердил его выбор. Сейчас большинство из нас также восприняло как нечто само собой разумеющееся передачу президентских полномочий наследнику Путина Дмитрию Медведеву.

Солоневич говорит об огромных организаторских способностях, позволивших нашему народу создать великую империю. Но эти организаторские способности он проявлял тогда, когда во главе его стояли самодержавные правители и авторитарные вожди, а в отсутствие их лучшие качества народа превращались в свою противоположность — склонность к анархии, презрение ко всем законам.

За свою историю русский народ показал, что он умеет отстаивать свое достоинство, независимость и право на жизнь в борьбе с внешним врагом. Не он мало привычен к тому, чтобы отстаивать свои права в борьбе с собственной властью. Напротив, русские люди привыкли, что стоящая над ними власть, хотя она и бывает подчас жестокой и деспотической, все же так или иначе заботится о благе страны и общенародных интересах. И им очень трудно было понять, что в начале 90-х годов прошлого века пришли властители, полностью равнодушные к судьбе государства, желавшие только того, чтобы народ спокойно вымирал, не мешая «поборникам общечеловеческих ценностей» наживаться за счет разворовывания государственного достояния.

Тем не менее, в последние годы мы наблюдаем процесс пробуждения русского национального самосознания и постепенного выхода России из государственного паралича. У общества и части политической элиты растет интерес к наследию мыслителей национально-консервативного толка, в том числе тех, которые волею судьбы оказались за пределами Родины, но продолжали душой болеть за Россию, размышлять о ее судьбе. Разумеется, возрождение российской государственности сегодня не может проходить точь-в-точь по тем рецептам, которые предлагал Солоневич и другие мыслители русской эмиграции. Со времени выхода в свет «Народной монархии» прошло более пятидесяти лет, и политические условия как внутри, так и вне России существенно изменились. Однако некие базовые положения данной работы не утратили актуальности по сей день, в чем может убедиться любой непредвзятый читатель.

Несомненно, государство в России может быть эффективным только тогда, когда оно является монархическим если не по форме, то по сути. Апологеты либеральной идеологии любят цитировать фразу Черчилля, который как-то сказал, что демократия — наихудший способ правления, если не считать всех прочих, которыми когда-либо пользовалось человечество. Слова эти, возможно, справедливы применительно к западному политическому опыту. К России же применима иная формула: «Монархия — наихудшая форма правления, если не считать всех прочих, которые испытало на себе наше отечество». Справедливость данного суждения подтверждается не только аргументами из работ Солоневича и других идеологов-монархистов, но и событиями из самого новейшего периода русской истории.

Журнал «Начало» №17, 2008 г.

^[1] И.Л. Солоневич. Народная монархия. Минск, 1998. С. 12.

^[2] Там же. С. 15.

^[3] Там же. С. 363.

^[4] Там же. С. 364.

^[5] И.Л. Солоневич. Белая империя. М., 1997. С. 7.

^[6] И.Л. Солоневич. Народная монархия. С. 23.

^[7] Там же. С. 37.

^[8] Там же. С. 38.

^[9] Там же. С. 16.

^[10] Там же. С. 238.

^[11] Там же. С. 190.