Проблемы права на свободу совести в Российской империи. Начало XX века
В свободе совести как правовом понятии можно выделить два основных момента: 1) свободу совести, являющуюся частью конституционного статуса личности[1]; 2) свободу совести в качестве правового института[2], включающего в себя законодательство о свободе совести и религиозных объединениях, а также конкретные правоотношения[3], которые возникают при реализации этих правовых норм. Как правило, свобода совести в современном конституционном праве относится к личным правам и свободам человека и гражданина, существенным признаком данных прав является строго выраженный индивидуализированный характер, т.е. они принадлежат личности, а не объединению. Другая их важная особенность состоит в том, что они, как правило, осуществляются вне конкретных правоотношений, которые возникают лишь при нарушении этих прав. Очень часто в юридической литературе разделяют права и свободы. Права отличаются от свобод тем, что при их реализации необходимо активное вмешательство государства, например, к ним относятся права на жизнь, на труд, на личную неприкосновенность, на жилище, на охрану здоровья и медицинскую помощь, на образование, на благоприятную окружающую среду, на получение квалифицированной юридической помощи, на участие в культурной жизни и пользование учреждениями культуры, на доступ к культурным ценностям и т.д. Гарантия той или иной свободы предполагает невмешательство государства в интимную сферу жизнедеятельности личности, в этом смысле свободу совести называют негативным правом. К конституционным свободам относятся свобода совести, вероисповедания, мысли и слова, передвижения и выезда за пределы страны. В Конституции Российской Федерации право на свободу совести отражено в 28 статье:
«Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними»[4].
Большинство конституций современных государств гарантируют это право, причем правовое содержание понятия свободы совести в каждом конкретном государстве имеет свою специфику и связано с политической системой.
К.П. Победоносцев
Свобода совести как нерешенная проблема была достаточно актуальна для российского общества начала XX века, этот факт наглядно свидетельствовал об ограниченности в Российской империи гражданских и политических свобод для значительной части подданных. Председатель Кабинета министров С.Ю. Витте в своей переписке с обер-прокурором Св. Синода К.П. Победоносцевым так характеризовал ситуацию в России:
«…но я уверен, что вы не думаете, что потому что безумцев гораздо более, нежели разумных, что многие в толпе идут вместе с озлобленными и униженными, такие, которые просто бесятся, — что потому самому можно всем затыкать глотку, сажать в тюрьму, ссылать, насиловать их совесть и душу. Думаю обратное — что если бы правительство многие годы систематически не занималось подобными упражнениями, если бы правительственные люди не душили бы без разбора разума и сердца, — всё, хотя России и неопасное, — но им неудобное и несимпатичное, — то правительство ныне имело бы, кроме большой обезумевшей толпы, кричащей нам «пошли вон» — и тихую, меньшую толпу, которая бы изрекала бы этот возглас не по отношению правительства, а к этой обезумевшей толпе»[5].
С.Ю. Витте
Спустя год, в другом письме С.Ю. Витте пророчески добавил:
«…если правительство не возьмёт в свои руки течение мыслей населения и будет только полудействовать, то мы все погибнем, ибо, в конце концов, восторжествует русская, особливого рода, коммуна. К сожалению, правительство сие не понимает или оказывается импотентным»[6].
По данным всеобщей переписи населения за 1897 г. на территории Российской империи проживало 125 млн. человек, из них православных 71,3 (57,04%) млн., католиков 9,2 (7,36%) млн., протестантов 3,0 (2,4%) млн., мусульман 11,2 (8,96%) млн., буддистов 0,4 (0,32%) млн., иудеев 4,2 (3,36%) млн.[7]. Решение вопроса о свободе совести в таком многоконфессиональном государстве не могло осуществиться при сохранении «первенствующего и господствующего положения» православной церкви. Право на свободу совести могло быть реализовано только при отделении Церкви от государства, а на такой шаг политическая власть решиться не могла — это подорвало бы её идеологическое основание. Церковь благодаря «симфонии» с государством в результате теряла свой моральный авторитет и влияние[8].
В Российской империи Православная Церковь была инкорпорирована в государственный аппарат. На официальном языке она управлялась ведомством православного вероисповедования:
«Сохраняя черты канонического устройства и управления, русская Православная Церковь с формально-юридической точки зрения есть часть государственного строя, ведомство»[9].
Обер-прокурор Св. Синода В.Н. Львов считал понятия «Православная церковь» и «Духовное ведомство» едва ли не синонимами:
«Духовное ведомство, или ведомство православного исповедания, или ведомство Св. Синода — это есть та правовая оболочка государственного учреждения, которую дал Пётр I церкви, вылив её в государственную форму»[10].
Согласно Своду Законов Российской Империи Императору Всероссийскому принадлежала
«Верховная Самодержавная власть. Повиноваться власти Его, не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает»[11].
Самодержец не мог исповедовать никакой иной веры, кроме православной. Он объявлялся
«…хранителем догматов господствующей веры, и блюстителем правоверия и всякого в церкви святой благочиния. Главой Церкви»[12].
И догматы, и правоверие должны были определяться не императором, но церковной инстанцией — соборами. Права самодержавной власти касались предметов церковного управления, а не содержания вероисповедания, догматической и обрядовой стороны. Это положение имело одинаковую силу, как для православной церкви, так и для других вероисповеданий. Развитие учения православной веры никоим образом к компетенции Государя Императора не относились[13]. Титул «блюститель» перешёл в Россию из Византии. Идея блюстительства выражалась там в названии царя «епистимонархом», т.е. наблюдателем за исполнением всеми церковно-должностными лицами их церковных обязанностей[14]. В России Православие определялось как
«Первенствующая и господствующая вера в Российском государстве есть Христианская Православная Кафолическая Восточного исповедания»[15].
По существу право свободно распространять свою религиозную веру и принимать в свои ряды неограниченное число последователей гарантировалось законом только для православной церкви, для других вероисповеданий были предусмотрены правовые ограничения:
«В пределах государства одна господствующая православная церковь имеет право убеждать последователей иных Христианских исповеданий и иноверцев к принятию ея учения о вере. Духовные же и светские лица прочих Христианских исповеданий и иноверцы строжайше обязаны не прикасаться к убеждению совести не принадлежащих к их религии. Если исповедующие иную веру пожелают присоединиться к вере Православной, никто ни под каким видом не должен препятствовать им в исполнении сего желания. Лица, принадлежащие одному из инославных Христианских исповеданий, могут по своему желанию переходить в другое такое же, терпимое вероисповедание, не иначе, как с разрешения Губернатора, по формальным просьбам, принесённым ему от них без всякого участия духовенства того исповедания, в которое перейти они желают»[16].
Православная Церковь была публичным юридическим лицом (публичные юридические лица возникали помимо воли частных лиц, по существу, их учреждало государство) т.е. зависела от государственной казны. Монастыри, Архиерейские дома, церкви имели право на обладание отводимыми им от казны земельными наделами, но не могли их продать, а только сдать в аренду. Также им запрещалось владеть населёнными имениями[17]. Обер-прокурор Св. Синода К.П. Победоносцев, анализируя правомочия священно- и церковнослужителей в отношении приходской земли, пришёл к выводу о том, что это право соответствует «непосредственному употреблению и не вмещает в себя право отдачи церковной земли на свой счёт в постороннее пользование», поэтому и не может быть признано правом собственности. Другие христианские церкви Российской империи законодатель считал верховными собственниками церковного имущества, признавая за ними в целом, а не за их руководящими органами такое юридическое качество, как гражданская правосубъектность. Так, ст. 116 Уставов духовных дел иностранных исповеданий признавала всё движимое и недвижимое имущество общей собственностью Армяногригорианской церкви, а из ст. 71 Уставов вытекала гражданская правосубъектность всей Русской римско-католической церкви. Однако эти религиозные объединения не являлись частью государственного аппарата, каковой была Православная церковь, а лишь исполняли некоторые функции публичной власти, возложенные на них государством, тогда как особое правовое положение Православной церкви в государстве породило проблему определения собственника её имущества, так как законодательство не закрепило отдельной нормой право собственности всей церковной организации на общецерковное имущество[18]. Возникла любопытная ситуация — была церковная собственность, но при этом церковь не являлась собственником большей части имущества, а лишь пользовалась им. Православная церковь имела право оперативного управления имуществом, переданным ей государством.
Пострижение в монашество сопровождалось утратой правоспособности. Монашествующим запрещалось удерживать за собой имущество, приобретённое до вступления в это звание (т. IX, ст. 416), приобретать недвижимость не по наследованию, не по договорам (т. IX, ст. 416, т. X, ч. 1, ст. 1068, п. 3, ст. 1109). Монахам нельзя было заниматься торговлей, кроме продажи собственных изделий (т. IX, ст. 420), быть поручителями и доверенными (т. IX, ст. 421), отдавать денежные капиталы под частные долговые обязательства (т. IX, ст. 423). Поступающий в монашество отрекался от всего своего имущества единожды и навсегда, даже сложив с себя монашеское звание, человек не мог получить своё имущество обратно (т. IX, ст. 418). Все коммерческие сделки, совершённые монахами, признавались недействительными. Однако существовали любопытные правовые коллизии. Несмотря на потерю монахами гражданской правоспособности, они могли вносить свои денежные капиталы (!) в кредитные установления (т. IX, ст. 422), а монашествующим властям дозволялось делать завещания о движимом их имуществе (т. X, ст. 1025)[19]. Закон предоставлял православным церквям и клиру право помещать имеющиеся у них капиталы в государственные кредитные учреждения «для приращения процентов». Духовенство было самым крупным вкладчиком сберегательных государственных касс: на его долю в 1899 г. приходилось 49 млн. рублей[20].
По Уголовному уложению 1903 г. «богохульство» и «совращение» в нехристианскую веру относилось к числу тягчайших государственных преступлений. Раздел Уложения о наказаниях «О преступлениях против веры и о нарушении ограждающих оную постановлений» состоял из пяти глав и 65 статей. Он начинался с главы «О богохулении и порицании веры». Публичное умышленное «возложение хулы» в церкви на Святую Троицу, Деву Марию, Божий крест, «бесплотные силы небесные», на святых угодников или их изображения наказывалось каторжными работами на срок от 12 до 15 лет (ст. 176). Умышленно порицавшие в публичном месте христианскую веру, Православную Церковь, Священное Писание или святые таинства наказывались каторжными работами на срок от 6 до 8 лет (ст. 178), а лица, «учинившие сие без умысла оскорбить святыню, а единственно по неразумению, невежеству или пьянству», — тюремным заключением до 16 месяцев (ст. 180). Недонесение об этих преступлениях каралось арестом до трёх месяцев или заключением в тюрьму на время от 4 до 8 месяцев (ст. 179), а богохуление или порицание веры в печатных или рукописных сочинениях, а также распространение таких сочинений — лишением всех прав состояния и ссылкой на поселение в отдалённые места Сибири (ст. 181). За кощунство, т.е. «язвительные насмешки, доказывающие явное неуважение к правилам или обрядам церкви православной или вообще христианства», виновные приговаривались к тюремному заключению до 8 месяцев, а лица, допустившие его неумышленно, — к аресту до 3 месяцев (ст. 182). Священнослужители иностранных христианских исповеданий за совершение над православными своих обрядов, преподавание православным детям катехизиса или «делание им противных православию внушений» без цели совращения, а также за принятие иноверного в своё вероисповедание без особого разрешения подвергались лишению сана и заключению в тюрьму на срок до 16 месяцев с передачей после освобождения из заключения под надзор полиции. Повторное совершение преступления влекло за собой применение более строгого наказания (ст. 193–195)[21]. За произнесение или чтение публичной проповеди, речи или сочинения, побуждающих православных к переходу в иное вероисповедание, предусматривалось наказание в виде заключения в крепость на срок не больше одного года или арест (ст. 90). Если это деяние было совершено посредством злоупотребления властью, принуждением, обольщением, соблазном выгод или обманом, виновный заключался в крепость на срок не более трёх лет, если же «совращение» осуществлялось через насилие над личностью или угрозы, следовало наказание в виде ссылки на поселение (ст. 83)[22]. Государство направляло и контролировало практически все стороны жизни «терпимых» религий. В Своде законов Российской империи определялись органы управления различных конфессий, обязанности и меры наказания духовенства. Все высшие должностные лица назначались императором. Приобретение любого недвижимого имущества могло происходить только с разрешения императора, иногда министерства внутренних дел. Для евангелическо-лютеранских и армяно-григорианских церквей требовалось разрешение департамента духовных дел иностранных исповеданий, входившего в то же министерство (если недвижимое имущество приобреталось на сумму от 300 до 1 тыс. руб.), министерства (до 5 тыс. руб.), императора (свыше 5 тыс. руб.)[23]. Все духовные лица приносили присягу на верность императору, клялись охранять законы государства. Католическое и протестантское духовенство наравне с православным получало жалованье из казны. Все католики, как духовные лица, так и светские, должны были сообщаться с римской курией по делам своего исповедания только через министерство внутренних дел. К ограничениям в имущественных правах католической церкви можно отнести также статью 98 тома XI Свода законов Российской империи, которая запрещала католическому духовенству отсылать свои доходы за границу без разрешения императора, а также статью 187 и примечания к ней тома XI, определявшую условия обязательного закрытия существующих в губерниях Царства Польского римско-католических монастырей, которые не имели права принимать новых монахов[24]. Главным ограничением для мусульман считалось Высочайшее повеление от 02.08.1854 г. о запрещении язычникам обращаться в мусульманство и циркулярное распоряжение министерства внутренних дел от 12.07.1888 г. о предписании магометанскому духовенству воздерживаться на будущее время от совершения браков мусульман с язычниками. Иудеи были ограничены в праве обращаться в христианство неправославных исповеданий, для каждого такого случая требовалось прохождение многих инстанций и разрешение министерства[25]. Очень любопытную характеристику этой ситуации даёт современник Уголовного уложения юрист М.А. Рейснер:
М.А. Рейснер
«Как известно, русскими законами не открыто никакой юридической возможности добровольного перехода от господствующей веры к иным, терпимым в государстве христианским исповеданиям, а в том числе и к расколу. Только одно исключение делает закон, и это — в пользу вредных сектантов: они, после произведённого над ними ex officio следствия и суда, идут в ссылку с лишением прав состояния, и этим покупают себе хоть и добровольное, но сопряжённое с тяжёлыми последствиями, отчисление от православия, а вместе с тем и возможность, хотя бы в местах ссылки, отправлять своё богомоление.
Все же остальные, фактически отпадшие от господствующей церкви, не имея возможности юридически от неё отчислиться, считаются православными, несмотря на свои совершенно инославные убеждения»[26].
Или ещё острее:
«Магометане, язычники, католики и сектанты считаются православными и судятся за отпадение от православия. Издаются законы о некоторой терпимости раскольников и сектантов, и полиция отменяет их собственной своей властью. Священники доносят и шпионят, преследуют еретиков именем Христа, предают своих ближних на мучения и казни. С курией заключаются международные договоры и не исполняются. Миллионы мусульман совершенно лишаются какой бы то ни было законодательной защиты и предаются в жертву безграничному усмотрению местных властей… Что это такое? Как всё это возможно в благоустроенном государстве? Где мы? В культурной европейской стране или в Центральной Азии? В христианском государстве или среди орд Магомета? — Полицейская сила, действующая помимо всяких твёрдых норм и правил, топчущая ногами законы страны, решающая важнейшие вопросы жизни многомиллионного народа по формуле: хочу казню, хочу милую…»[27].
Манифест Николая II «Об укреплении начал веротерпимости» (1905 г.) узаконил относительно свободный переход подданных из одного вероисповедания в другое. В результате по данным министерства внутренних дел, только за 1905 г. в католичество «отпало» 170 000 человек, в ислам 36 000, в лютеранство 11 000. На заседании Кабинета министров 10.05.1905 г. министр внутренних дел А.Г. Булыгин отчитался об освобождении ещё 672 человек, осуждённых за религиозные преступления[28]. Однако судебные репрессии особенно усилились в начале XX в., хотя состав религиозных преступлений по закону от 14.03.1906 г. значительно сократился. Количество осуждённых за эти преступления характеризовалось Сводом статистических данных по делам уголовным следующими цифрами: 1894–1903 гг. — 4671 человек, 1904–1913 гг. — 8000 человек[29].
Манифест 17 октября 1905 года провозгласил свободу союзов. После его издания началось активное создание политических партий, профессиональных и других общественных объединений[30]. Возникло несколько десятков политических партий в программных документах которых упоминалось право на свободу совести. Эти партии можно разделить на три группы:
1) Партии традиционалистской ориентации (Русская монархическая партия, Союз русского народа, Русский народный союз имени Михаила Архангела, Партия русских националистов «Всероссийский национальный союз») призывали к сохранению неограниченной «Самодержавной Власти Русского монарха и главенствующей роли Православной церкви». Основные требования этих партий сводились к таким программным положениям:
«…Самодержавие Русского Царя всегда должно быть Православным…; точно в таком же церковном единении с народом должно быть и Царское Правительство и поэтому оно должно быть непременно православным и коренным русским»[31].
Разумеется, право на свободу совести этими партиями отвергалось;
2) Партии консервативной и либеральной ориентации (Союз 17 октября, Прогрессивно-экономическая партия, Торгово-промышленная партия, Умеренно прогрессивная партия, Партия правового порядка, Конституционно-монархический правовой союз, Литовская демократическая партия, Конституционно-демократическая партия, Партия демократических реформ, Партия мирного обновления, Партия прогрессистов) в своих программных документах требовали права на свободу совести, хотя часто под свободой совести понималось лишь право на свободу вероисповедания, т.е. свободный переход из одной конфессии в другую. Однако некоторые партии этой группы давали развёрнутое толкование права на свободу совести. Например, в программе Конституционно-монархического правового союза под свободой совести понималось
«…признание за всеми как христианскими, так и иными вероисповеданиями и всеми их толками следующих прав: церковного самоуправления, устройства местных приходов при участии прихожан и с правом самообложения; публичного отправления своих служб и проповеди, за исключением только сект, которые будут признаны Государственной Думой вредными»[32].
Не менее содержательно о свободе совести говорилось в программе Конституционно-демократической партии:
«Каждому гражданину обеспечивается свобода совести и вероисповедания. Никакие преследования за исповедуемые верования и убеждения, за перемену или отказ от вероучения не допускаются. Отправления религиозных и богослужебных обрядов и распространение вероучений свободны, если только совершаемые при этом действия не заключают в себе каких-либо общих проступков, предусмотренных уголовными законами. Православная церковь и другие исповедания должны быть освобождены от государственной опеки»[33];
3) Последняя самая многочисленная группа партий социалистической ориентации (Армянская революционная партия «Дашнакцутюн», Партия социалистов-революционеров, Украинская демократическо-радикальная партия, Сионистско-социалистическая рабочая партия, Партия социалистов-федералистов Грузии, Социалистическая еврейская рабочая партия, Трудовая народно-социалистическая партия, Армянская социал-демократическая партия «Гнчак», Социал-демократия Королевства Польского и Литвы, Литовская социал-демократическая партия, Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России, Российская социал-демократическая рабочая партия, Революционная украинская партия, Латышская социал-демократическая рабочая партия, Украинская социал-демократическая рабочая партия, Еврейская социал-демократическая рабочая партия «Поалей Цион») призывала к наиболее радикальным реформам. К программным требованиям свободы совести добавились новые положения об отделении церкви от государства и школы от церкви. Революционная Украинская партия призывала к «провозглашению религии частным делом. Уничтожению помощи церквям от государства»[34]. Программа Латышской социал-демократической рабочей партии включила пункт об «Отделении церкви от государства и школы от церкви»[35]. Но самой содержательной с точки зрения расширения объёма прав человека на свободу совести была Программа Украинской демократическо-радикальной партии, согласно которой, каждый человек имеет право «принадлежать какой угодно вере или не исповедовать никакой»[36].
Учреждение Государственной думы и новое положение о Государственном совете от 20 февраля 1906 г. полностью изменили порядок издания законов. Теперь законодательная функция принадлежала Государственной думе, Государственному совету и императору. Между тем, деятельность законодательных государственных учреждений России за 1906 — начало 1917 гг. так и не привела к решению вопроса о введении свободы совести. На протяжении этого периода только Государственная дума постоянно проявляла стремление к законодательному урегулированию этой проблемы. Однако император, Государственный совет, правительство в 1909 г. отказались от курса реформ, показав, что максимально пытаются избежать действительных изменений. Вопрос о праве на свободу совести замыкался на вопрос о господствующем положении Православной Церкви, с которой власть себя неразрывно связывала[37]. В случае признания государством права на свободу совести и уравнения в правах всех религиозных объединений Православная Церковь не была бы уже проводником политики правящей элиты и государственным инструментом социального конструирования общества.
Важный шаг на пути к свободе совести был сделан государством Постановлением Временного Правительства о свободе совести (14.07.1917). В этом постановлении, помимо возможности свободного перехода из одной веры в другую, говорилось и о лицах, не принадлежащих ни к какой вере. Акты гражданского состояния новой для законодательства категории подданных, не исповедующих никакую веру, теперь должны были вестись органами местного самоуправления. Провозглашение права на свободу совести повело за собой упразднение в начале августа 1917 г. поста обер-прокурора Святейшего Синода и создание вместо него должности министра с включением в его компетенцию вопросов, касающихся и Православной Церкви, и других конфессий. Чтобы укрепить свою власть, Временное правительство должно было пойти на демократические преобразования, однако ему была также необходима поддержка Православной Церкви, которой Временное правительство оказывало большую материальную помощь, например, Синоду было ассигновано 500 тысяч рублей на издательскую деятельность, церкви возвратили ранее отобранные по решению Советов типографии. В 1917 г. из казны финансировалось 35 516 приходов при общей их численности 42 713, из 54 292 священнослужителей православной церкви оклады получали 28 300 человек. На проведение Поместного Собора была выдана беспроцентная ссуда в размере 2 млн. рублей[38]. Что побудило Временное правительство принять Постановление о свободе совести? Исследователи выделяют две главные причины: 1) уступки кадетам (выход кадетов из правительства 2 (15) июля и вхождение во 2 коалицию 24 июля (6 августа) 1917 г.). П.Н. Милюков на IX съезде кадетской партии 24 июля заявил, что вступление в правительство — «результат победы кадетских требований»; 2) реализация Постановления о свободе совести тесно переплеталась с национальным вопросом, так как должна была уравнять представителей разных национальностей и вероисповеданий, в том числе и в гражданских правах[39].
В заключение необходимо остановиться на концепции «симфонии» властей, которая также имеет отношение к проблемам права на свободу совести. На первом заседании религиозно-философских собеседований, которое состоялось в Санкт-Петербурге 29.11.1901 г., выступая со своим докладом, князь С.М. Волконский заявил:
«Введение начала государственности в Церковь противно смыслу Церкви: принципы государства — обособление, принцип Церкви — объединение. Насилие и принуждение в делах веры противны духу христианства. Церковь, в лоно которой можно войти, но выйти из состава которой воспрещается, атрофирует свою внутреннюю органическую силу. Обязательность исповедания господствующей религии влияет расслабляюще на общественную совесть. Свобода совести нужна для оздоровления совести на всех общественных ступенях»[40].
Но ведь именно с «симфонией» связано укоренённое в православной традиции представление об идеальной форме взаимоотношений между государством и церковью, суть которых «обоюдное сотрудничество, взаимная поддержка и взаимная ответственность, без вторжения одной стороны в сферу исключительной компетенции другой»[41]. При «симфонических» отношениях между государством и церковью высшие представители государственной и церковной власти получают двойную санкцию — и от церкви, и от государства. Государственно-церковные отношения — явление двустороннее, «симфония» могла возникнуть только в государстве православном. Лишь монорелигиозное, моноконфессиональное православное государство, которое признаёт за православной церковью полноту истинного видения, может без ущерба для справедливости и общего блага своих граждан строить отношения с церковью на основании «симфонии»[42]. Таким образом, подобная модель православного государства исключает право на свободу совести, а признаёт только православное вероисповедание своих подданных и духовную монополию Православной Церкви, признанной в этом государстве. Однако, как показала историческая практика, такая форма государственно-церковных отношений не жизнеспособна в силу того, что эти государство и Церковь имеют различные функции в обществе. Государство, как особая форма политической власти, созданная с целью осуществления общественных посюсторонних интересов, усиливаясь, будет неизбежно использовать церковь в качестве инструмента проведения своей политики, направленной для удовлетворения интересов правящих элит. Церковь же является прежде всего «Божественным учреждением, в котором Святой Дух подаёт людям благодатные силы для духовного возрождения, спасения и обожения»[43]. Цели Церкви в первую очередь религиозные, поэтому когда она получает функции публичной власти и становится частью политической системы, церковь перестаёт восприниматься обществом как религиозный институт и тем самым утрачивает свою религиозную функцию, «расколдовывается». Только при наличии права на свободу совести церковь может стать общественным объединением, опереться не на государственный аппарат, а на сообщество верующих прихожан, и с их помощью восстановить свой моральный авторитет, не опасаясь при этом быть поглощённой государством.
Журнал «Начало» №28, 2013 г.
[1] Конституционный статус личности — это конституционные права и обязанности личности вместе с её интересами, охраняемыми конституцией.
[2] Правовой институт — это совокупность правовых норм регулирующих однородные по своему содержанию общественные отношения.
[3] Правоотношение — урегулированное нормами права общественное отношение.
[4] Конституция Российской Федерации: К 15-летию принятия Основного закона: Текст. Комментарии. М., 2009. С. 28.
[5] Письмо С.Ю. Витте К.П. Победоносцеву (25.12.1904 г.) // Красный архив, 1928. Т. 5. С. 107.
[6] Письмо С.Ю. Витте К.П. Победоносцеву (25.03.1905 г.). Там же. С. 112.
[7] История государственной политики СССР и России в отношении религиозных организаций в 1985–1999 гг. М., 2010. С. 124.
[8] Дорская А.А. Свобода совести в России: судьба законопроектов начала XX века: Монография. СПб., 2001. С. 120.
[9] Темниковский Е. Положение Императора Всероссийского. С. 79 // Цит. по: Казанский П.Е. Власть Всероссийского Императора. М., 1999. С. 157.
[10] Яковлев А. Церковная политика Государственной Думы в сопоставлении с иностранными парламентами. Петроград, 1915. С. 39.
[11] Свод Законов Российской империи / Под. ред. И.Д. Мордухая-Болтовского. Т. 1. СПб., Русское Книжное Товарищество «Деятель», 1912. Ст. 4. С. 1.
[12] Там же. Ст. 64. С. 5.
[13] Казанский П.Е. Власть Всероссийского Императора. М., 1999. С. 153–154.
[14] Суворов Н.С. Учебник церковного права. М., 2004. С. 193.
[15] Там же. Ст. 62. С. 5
[16] Свод законов Российской империи. Т. XI. Ч. 1. Ст. 4–6. С. 1–2.
[17] Зырянов П.Н. Русские монастыри и монашество в XIX и начале XX века. М., 2002. С. 15.
[18] Шершнёва-Цитульская И.А. Гражданская правосубъектность РПЦ накануне октября 1917 г. // Государство и право. 2008. № 11. С. 72–73.
[19] Шершеневич Г.Ф. Курс гражданского права. Тула, 2001. С. 84–85.
[20] Клочков В.В. Закон и религия: От государственной религии в России к свободе совести в СССР. М., 1982. С. 36.
[21] Там же. С. 51–54.
[22] Дорская А.А. Свобода совести в России: судьба законопроектов начала XX века. СПб., 2001. С. 20.
[23] Клочков В.В. Закон и религия: От государственной религии в России к свободе совести в СССР. С. 37.
[24] Дорская А.А. Правовой режим имущества религиозного назначения в России: история и современность. СПб., 2012. С. 71.
[25] Дорская А.А. Свобода совести в России: судьба законопроектов начала XX века. СПб., 2001. С. 22—29.
[26] Рейснер М.А. Государство и верующая личность. М., 2011. С. 268.
[27] Там же. С. 397.
[28] Дорская А.А. Свобода совести в России: судьба законопроектов начала XX века. СПб., 2001. С. 54–58.
[29] Клочков В.В. Закон и религия: От государственной религии в России к свободе совести в СССР. М., 1982. С. 58.
[30] Авакьян С.А. Политический плюрализм и общественные объединения в Российской Федерации: конституционно-правовые основы. М., 1996. С. 18.
[31] Права и свободы человека в программных документах основных политических партий и объединений России. XX век. М., 2002. С. 40.
[32] Там же. С. 67.
[33] Там же. С. 75.
[34] Там же. С. 135.
[35] Там же. С. 139.
[36] Там же. С. 101.
[37] Дорская А.А. Свобода совести в России: судьба законопроектов начала XX века. С. 113.
[38] Шершнёва-Цитульская И.А. Гражданская правосубъектность РПЦ накануне октября 1917 г. С. 76.
[39] Дорская А.А. Свобода совести в России: судьба законопроектов начала XX века. С. 121–124.
[40] Цит. по: Красный архив. М., Л., 1932. Т. 2. С. 43.
[41] Цыпин В. Каноническое право. М., 2009. С. 771.
[42] Там же. С. 771–774.
[43] Там же. С. 5.