Противоречия культа Прекрасной Дамы в рыцарской культуре

Культ Прекрасной Дамы, являясь одним из важнейших элементов средневековой рыцарской культуры, оставаясь архетипом отношений между мужчиной и женщиной и в современной европейской культуре, не лишен внутренних противоречий. Истории Тристана и Изольды, Ланселота Озёрного и королевы Гвиневеры (лучшие образцы рыцарских романов) наполнены трагическими событиями, а иногда и эпизодами, которые, на первый взгляд, могут поставить под сомнение благородство помыслов главных героев, героев-любовников. Ведь даже современное общество, при всей свободе нравов, по-прежнему относит внебрачные отношения замужней женщины и женатого мужчины, к социально неприемлемым, неодобряемым. В русской культуре квинтэссенцией такой позиции являются слова Татьяны Лариной «но я другому отдана и буду век ему верна». Но есть в рыцарских романах истории любви, оканчивающиеся или даже начинающиеся браком: Эрека и Эниды, Ивейна и его супруги, — которые тоже развиваются на фоне испытаний влюбленных и щедро украшены рыцарскими подвигами.

Попробуем ответить на вопрос, почему рыцарская традиция создает «гимны любви» в такой противоречивой форме, задействовав сюжеты Повести о Тристане и Изольде, историю Ланселота Озёрного и королевы Гвиневеры в изложении сэра Томаса Мелори, а также истории «Эрека и Энеиды» и «Ивейна или Рыцаря со львом», изложенные Кретьеном де Труа.

1. Тристан и Изольда

Напомним, что Тристан, везя на корабле невесту короля Марка Изольду, по недосмотру её служанки выпивает вместе с Изольдой любовный напиток, изначально предназначенный для Изольды и Марка. С этой минуты Тристан и Изольда просто «обречены» на взаимную любовь, до которой миру в общем то нет никакого дела. Иными словами, Изольда выходит замуж за короля Марка, а Тристан выполняет свой долг, оставаясь рыцарем короля Марка (к тому же он его племянник). Оставаясь каждый по-своему верными королю, они также остаются верными своей любви и друг другу. Таким образом, удерживая друг друга от предательства, и Тристан и Изольда обрекают на страдания себя, а не ищут успокоения за счет несчастья другого.

И вся история Тристана и Изольды — это история о любви, которая приходит в сердца, её совсем не призывавшие. Она меняет всю жизнь героев, шаг за шагом, заставляя их делать выбор между общественным долгом и долгом перед любовью, вплоть до самой смерти. И в этом мы видим первый конфликт, который невозможно разрешить, оставаясь внутри требований рыцарского культа прекрасной Дамы. Или, возможно, наоборот, Роман о Тристане нам напоминает об ограничениях рыцарского культа Прекрасной Дамы.

В одном из вариантов рыцарского служения рыцарь в лице своей Прекрасной Дамы служит женскому вообще, т.е. в рыцарском служении мужское самоумаляется, преклоняясь перед Женщиной вообще, в пределе — это служение из почтения и в священном трепете. Как мы знаем, королеве в рыцарском романе пристало иметь своих рыцарей, которые ей служат, готовы умереть за неё, отстаивая её честь. А королева благодарно принимает это служение, даже может позволить себе выделить самого доблестного рыцаря. Однако в этом служении нет места для личной любви. Это тот тип отношений, когда сакрализованное женское, всегда персонифицированное в конкретную Прекрасную Даму, вдохновляет Рыцаря, позволяет ему выйти за пределы собственного «я». Такие отношения допускаются и даже приветствуются. Вот как говорит Изольда королю Марку, оправдываясь перед ним за свидание с Тристаном (им чудом удалось сохранить от короля свою тайну в этот раз):

Забыть Изольде не пристало:
Он на смерть бился, дабы стала
Я королевою твоей.

Вот что отвечает король, что его успокаивает:

Ты отвечала неприветно
И я слезу пролил скорбя.
Не целовал Тристан тебя,
Любовных ласк не добивался
И я сидел и улыбался.^[1]

Заканчивается этот эпизод примирением Тристана и короля:

Король с Тристаном помирились.
Тристан в покое дяди спит,
К Изольде путь ему открыт, —
Он к ней когда захочет входит, —
Король и бровью не поводит.^[2]

Герои романа о Тристане демонстрируют, что для них сохранение чести, верности и долга становятся средством, условием для того, чтобы оставаться рядом друг с другом. Ради спасения чести и, следовательно, любовной связи, Изольда публично называет предполагаемую ее обвинителями связь с Тристаном «греховной» и «похотью», как бы дистанцируясь от самой возможности того, что доблестный рыцарь и достойная королева могут быть в этом обвинены. И в этом глубокое противоречие взаимоотношений Рыцаря и Дамы. Рыцарь может ответить на любой призыв Дамы, кроме призыва к любви. Прекрасная Дама принимает любое служение рыцаря, кроме любви. А что им делать, если их обоих призывает любовь? Если и бесчестие, и отказ от любви с одинаковой неизбежностью ведут к отказу от себя, то есть к гибели духовной? История Тристана и Изольды, так же как и история Ланселота Озёрного и Королевы Гвиневеры, является описанием поиска компромиссного решения. Какие есть варианты у влюбленных?

Тайное не остается тайным все время. Королю Марку бароны открывают глаза на связь его жены и племянника. Интересно, что и в романе о Тристане и в истории Ланселота рассказавшие королю представлены предателями («Еще не слыхано на свете о столь предательском совете»^[3]), из чего становится ясно, что любовь между мужчиной и женщиной, как и любовь вообще, ставится автором выше рыцарских, сословных представлений о чести и доблести. Вернее сказать, что наивысшей доблестью было бы признать за влюбленными право любить и быть вместе. Однако не только у короля Марка, но и у Артура, самого доблестного короля рыцарских романов, понятие личной чести преобладает над великодушием, а желание мстить подавляет возможность подарить счастье двум дорогим людям.

Будь милостив, Христом молю! —
Тристан взывает к королю.
Предатели кричат: Сеньор,
Отмсти за свой позор!^[4]

Возможно, это опосредованным образом указывает на то, что средневековый королевский брак, даже по канонам рыцарского романа, не включал в себя понятие любви, а покоился на «китах» средневекового рыцарства — чести, верности, доблести, служении сюзерену.

Итак, король Марк узнает о любви между племянником и Изольдой и решает их казнить, по законам времени — сжечь. Если выстраивать в единую линию сюжет романа, изложенный эпизодически разными авторами, дальнейшие события развиваются так: Тристан и Изольда прячутся в лесу и живут там достаточно долгое время, пока Марк не решается принять Изольду обратно. Тристан уезжает в дальние края. Там женится. Роман, конечно, на этом не заканчивается, однако этим исчерпываются искренние попытки влюбленных разрешить конфликт между установлениями рыцарской корпорации и своей любовью. И мы пока остановимся на этих эпизодах.

Все эти попытки, стоившие влюблённым многих усилий, не помогли им забыть о своей любви. Да и не в силах никто и ничто избежать любви Божественного Дара. Так ведь и можно понимать образ любовного напитка. Эта ситуация была предначертана свыше. Это их Божественное призвание. Тем не менее, и Тристан и Изольда воспринимают его как проклятье. Даже в лесу Моруа, куда они бежали от преследования короля, они не готовы полностью принять свою судьбу: «Бесовский яд сжигает нас, / Испитый вместе в черный час. / За это много тяжких дней живём в изгнанье»^[5], — говорит Изольда, воспринимая свою ситуацию как безвыходную. «И любящих долит печаль, / И каждому другого жаль»^[6].

Жизнь в лесу, символизируя жизнь двоих влюбленных, вышедших за рамки рыцарской традиции отношений межу Рыцарем и Прекрасной Дамой и ради своей любви отказавшихся каждый от своего места в родном им мире рыцарства, обозначает безысходность такого пути для Рыцаря, который не готов отказаться от своего рыцарства, и для Дамы, которая хочет оставаться Прекрасной. Тристан остро ощущает это конфликт внутри себя. Будучи свидетелями душевных терзаний Тристана, Изольды и даже короля Марка, мы тем самым можем зафиксировать внутренние противоречия взаимоотношений Рыцаря и Дамы, обостряющиеся при проникновении в них, помимо волевых усилий, живого чувства любви.

О сколько мук пришлось узнать мне за три года…
Не в замке нынче я живу
Мне негде приклонить главу,
Нет больше рыцарских потех,
Отрепья на плечах, не мех,
Я дядю смертно оскорбил, —
Зачем меня он не убил?
Мне при дворе пристало жить,
Пристало с ровнями дружить.
Сыны баронов мне б служили,
Чтоб в рыцари их посвятили,
По разным землям разъезжал бы,
Богатство, славу там стяжал бы.
Что королеве я принес?
Шалаш в лесу да реки слез.
Спала бы на пуховиках,
Ходила бы в шелку, в мехах,
И вот по страдному пути
Из-за меня ей век идти.^[7]

В этих размышлениях Тристана хорошо просматривается то, что изнутри рыцарства мужчина сохраняет свою личность через принадлежность к себе подобным, самоутверждается через подвиги, честь, славу, богатство — и это делает его достойным Прекрасной Дамы, которая, в свою очередь, тоже достойна царственной, а не отшельнической жизни.

Высоко развитые чувства чести и справедливости, неотделимые от рыцаря, диктуют Тристану следующее намерение:

Я шлю моленья Богу сил,
чтоб мужество в меня вселил
Как подобает поступить,
Супругу дяде возвратить.
Тому свидетели бароны,
Что взял король Изольду в жены
И что при этом соблюден
Был христианский наш закон.

И тут же сокрушается Изольда:

Меня земля напрасно носит:
Как смерд живёшь в лесу, мой друг,
Не окружен толпою слуг,
А всё из-за того питья,
Что выпила с тобою я.
Бранжьена виновата в том, —
Не доглядела за питьём.
Я, королева, стала нищей,
Простой шалаш мое жилище.
Пристало жить Изольде в холе.^[8]

И в общем-то соглашается, а может быть, и убеждает Тристана в необходимости возвращения. Однако было ли это решение продиктовано желанием Тристана или Изольды вернуть себе блеск и роскошь рыцарской, придворной жизни и отказом от верности и преданности друг другу? На наш взгляд, этот эпизод — размышления Тристана, сомнения Изольды, их совместное обсуждение необходимости возвращения к королю Марку, посещение отшельника Огрина — является основным смысловым моментом романа. Здесь Изольда делает выбор. И делает его как женщина, полностью подчинившая себя законам рыцарства. В этом выборе она остаётся Прекрасной Дамой. И вот какими доводами мы руководствовались, делая именно такие выводы: Тристан безусловно предан Изольде и основной мотив, толкающий его на примирение с дядей, — те страдания и лишения, который претерпевает королева рядом с ним. Как и ранее, Тристан не приемлет собственного счастья, построенного на жертве любимой. А что же Изольда? Она, как любящая женщина, безошибочно угадывает настроение своего возлюбленного… и дает ему понять, что не только чувствует его состояние, но и сама находится в таком же точно покаянном, сокрушенном состоянии духа. Она сетует:

Меня земля напрасно носит:
Как смерд живёшь в лесу, мой друг, —

заканчивая свою речь словами:

Бранжьена жизнь сгубила нашу,
С напитком приворотным чашу
Позволив выпить нам с тобой.
Как мы наказаны судьбой!^[9]

И именно эта речь, на наш взгляд, определяет дальнейшее согласие Тристана на возвращение и расставание, чуть позже мы это проиллюстрируем эпизодами текста, а пока зададимся вопросом: могла ли Изольда отреагировать по-другому на печальное состояние Тристана, на его сомнения в том, что он может сделать королеву счастливой? Ведь для Тристана, рыцаря, смысл его жизни — это служение своей Прекрасной Даме, Изольде, и его раздумья о возможности счастья для неё — это размышления о реализации собственного предназначения в этом мире. Отвечая Тристану, Изольда исходит из предпосылки, что их любовь — проклятье, которое разрушает жизни обоих. Она в это искренне верит и, заботясь о милом друге не менее чем о себе, выбирает возвращение к королю Марку как возвращение каждого к самоидентификации через принадлежность к рыцарскому культу. Изольда не видит себя за пределами сложившихся стереотипов отношений и социальных ролей.

На наш взгляд, это тупиковый ход в рыцарском культе Прекрасной Дамы, так как Изольда ограничивает творческое вмешательство Божественного в жизнь человека, определяя эту жизнь по меркам человеческим, пусть и самым высоким. Фактический запрет на спонтанность чувств, предопределенность стереотипов рыцарского поведения неизбежно должно привести к фактическому умалению рыцарской доблести и девальвации культа Прекрасной Дамы.

Любовный напиток, как символ Божественного Промысла, входит в восприятии героев в противоречие с их представлениями о счастье, чести и, возможно, любви. Согласись Изольда «век идти по страдному пути» с Тристаном — и история их взаимоотношений перестала бы быть рыцарской. Им обоим предстояло бы при жизни умереть для мира рыцаря и Прекрасной Дамы, чтобы родиться для чего-то другого, что для Тристана является «страдным путём», а для Изольды наказанием. Изольда полностью принадлежит своему миру и ни на минуту не рассматривает возможность того, что любовь, данная по Промыслу Божьему, не может быть наказанием, что наказанием являются страдания, как следствие неготовности «нести свой крест».

Этот эпизод ярко демонстрирует различия между образом Прекрасной Дамы и образом Девы Марии, которая ни в чём не препятствовала своему Божественному Сыну, оставаясь при этом подле него всегда. Одновременно демонстрируя, что женщина выполняет свое предназначение в том случае, когда способна реализовать подвиг самопожертвования в любви. Важно, что подвиг этот совершается благодаря тому, что Дева Мария безропотно принимает от Бога свой жребий и не уклоняется от него ни на минуту. Безусловно, Изольда не поднимается на такую высоту.

Больше самопожертвования мы увидим у королевы Гвиневеры в её любви к Ланселоту. При этом, однако, и Изольда и Гвиневера не предполагают, что жертвенность их любви могла бы быть достаточным основанием для того, чтобы снять с нее клеймо греха и проклятья. И вообще, ни та ни другая не связывают свою любовь с проявлением Божественной воли, таким образом занижая самоценность любви как явления духовного, однако тем самым они спасают устои рыцарского общества и сохраняют себя самих и своих любимых для этого самого общества.

Справедливости ради заметим, что дальнейшее развитие событий, как у Тристана, так и в случае Ланселота, свидетельствует о том, что ни тот ни другой не нашли своего места в обществе после разрыва отношений с любимыми, а значит, жертва любовью ради общественного признания может выглядеть напрасной. Пока же вернемся к нашим влюбленным героям, которые проклинают себя и судьбу за то, что является, по сути, Божьим Даром с которым, хотят они или нет, им придется жить. Вот строки «Романа о Тристане», которые подтверждают, что Тристан остаётся верным своему долгу служить Изольде до конца и что выбор в пользу исполнения закона, долга, обязанностей делает Изольда.

Он её спрашивает:

Прекрасный друг, не плачь, не сетуй,
Как быть, что делать, посоветуй.

Таким образом, Тристан не предлагает Изольде вернуться, а просит её о поддержке, совете. Вот ответ Изольды:

Кто жизнь греховную отринет,
Того Спаситель не покинет…
И если ты сейчас готов
Очистить душу от грехов,
Тобою Бог руководит
Пойдем, пойдем немедля в скит,
Испросим у благого старца
Мы помощи и, может статься,
узнаем счастье и покой.

Ответ Изольды звучит вполне определенно: их любовь названа греховной жизнью, а, следовательно, принижена до обычной измены ради удовольствия (плотской страсти), также прозвучало желание «счастья и покоя», что тоже отодвигает их взаимную любовь на второй план, превращая из вершины духа в помеху счастливой жизни. Естественно, рыцарь, который не видит иного смысла жизни кроме как счастье Дамы обречен выполнить такую её просьбу. И Тристан это делает, правда-таки «поникнув головой»…

Тристан, поникнув головой,
Ей молвит: «свет моих очей,
Коль ты велишь, пойдём скорей
И белым днём или в ночи
Ему мы скажем: «Научи,
И как научишь, так поступим,
Закона больше не приступим.

В этом вопросе к старцу Тристаном проговаривается противоречие рыцарского культа Прекрасной Дамы — как любить, не нарушая закона? Характерно, что предлагаемое рыцарской культурой решение озвучено Изольдой вот в какой форме:

От грешной жизни отрекаюсь,
Хотя, святой отец, не каюсь,
Что рыцаря люблю бессрочно
Любовью чистой, непорочной.
Раздельной будет наша плоть,
Свидетелем тому Господь.^[10]

Таким образом, в «Романе о Тристане» мы видим, как рыцарская культура не в состоянии внутри себя самой решить конфликт между рыцарскими понятиями чести, долга, чистоты и целостно проявляемой любовью между мужчиной и женщиной. Более того, полагаем, что само по себе явление культа Прекрасной Дамы своим появлением частично обязано невозможностью этого разрешения. Ведь если «чиста и непорочна» только та любовь, которая соответствует закону, в соответствии с которым «плоть должна быть раздельной», то влюбленным в положении Тристана и Изольды находиться вблизи друг друга мучительно. Спасают расстояния и подвиги во имя Прекрасной Дамы. Однако такое рассечение любви на греховную плотскую и возвышенную чистую, на наш взгляд, является серьёзной предпосылкой к появлению Дон Жуана, адюльтера, с одной стороны, и относит культ Прекрасной Дамы к сфере воображаемого, с другой. А следовательно, безосновного, несуществующего или стремящегося к небытию. Рыцарь, лишенный возможности быть вместе с любимой в жизни, совершает свои подвиги столь отчаянно, что, кажется, ищет этого соединения в смерти.

Дальнейшее развитие сюжета «Романа о Тристане» говорит нам о том, что именно такое разрешение — соединение в смерти — является приемлемым в контексте рыцарской культуры, естественно находящейся под сильным влиянием католицизма. Тем не менее, соблюдение внешнего закона не дает ни покоя, ни счастья героям, они всё больше запутываются и запутывают вокруг себя людей с тем, чтобы перед лицом смерти всё стало на свои места — он и она — это одно, и их предназначение — быть вместе, собой явить миру пример совершенной любви.

Финал романа о Тристане — убедительное доказательство того, что, разделив любовь пополам, герои не достигли успокоения и счастья, а, наоборот, прожили жизнь полную сомнений и страданий с тем, чтобы всё-таки смириться со своей любовью, а следовательно, примириться с Богом, который есть Любовь. В этом заключается один из основных смыслов «Романа о Тристане» — он, так же как и история Ланселота Озёрного и королевы Гвиневеры, размыкает обращенность рыцарства на себя, дает почувствовать ограниченность законов, построенных на человеческих понятиях, даже таких как доблесть, верность, честь, и в очередной раз демонстрирует величие Божественного Промысла, осуществляющегося героями в их любви.

Обратимся теперь к истории, описанной сэром Томасом Мэлори, однако остановимся лишь на тех особенностях, которые мы не осветили в связи с Тристаном и Изольдой.

2. Ланселот Озёрный и королева Гвиневера

На первый взгляд, этот сюжет является прозаическим описанием-вариацией истории Тристана и Изольды, но, безусловно, в нем есть и свои особенности. Мы полагаем, что в произведении Т. Мэлори более заметно влияние христианских ценностей, и это обуславливает финал истории любви между королевой Гвиневерой, женой короля Артура, и Ланселотом Озёрным, рыцарем Круглого стола.

Напомним, что так же, как и Тристан, Ланселот Озёрный был уличен в недозволительной близости с королевой Гвиневерой, это привело к войне между королём Артуром и Ланселотом и закончилось гибелью первого. Королева и её возлюбленный приняли монашеский постриг, оставили этот мир и так закончили свои дни.

Примечательно здесь то, что король Артур очень неохотно вступает в открытое столкновение с Ланселотом. Кажется, спокойствие в государстве и целостность Круглого Стола занимает его куда больше, чем вопрос верности королевы. Текст романа дает возможность утверждать, что король Артур чувствует себя заложником в ситуации с Ланселотом, понимая, что начавшаяся вражда разрушит многое. Это очень заметное отличие в поведении между королем Артуром и королем Марком. Марк в романе о Тристане представлен в первую очередь как ревнивый муж, Артур же — остается собственно королем в каждом эпизоде романа. Еще одна особенность, свойственная роману, — разрешение любви Ланселота и Гвиневеры в монашестве. Это принципиально отличает противоречия в их любви от таковых же у Тристана и Изольды.

Вот одни из последних слов королевы, обращенных к Ланселоту:

«Из-за этого рыцаря и из-за меня случилась вся эта ужасная война и погибли благороднейшие в мире рыцари; ибо из-за нашей любви, что мы любили друг друга, убит мой благороднейший супруг. И знай, сэр Ланселот, потому-то я и приемлю ныне столько трудов для спасения моей души. Но все же я уповаю, что, через милость Божию и через Страсти Его ран разверстых, я после смерти смогу узреть благословенный лик Иисусов и в День Страшного Суда буду сидеть одесную Его, ибо такие же грешники, как я, теперь стали святыми в небесах»^[11].

А теперь ответ и решение Ланселота:

«Но Боже меня упаси так покинуть мир, как это сделали вы! Ведь когда-то в поисках Святого Грааля я отрекся от суеты мирской, но мне воспрепятствовала ваша любовь. А если бы в то время я это сделал всем сердцем, волею и помышлениями, то я превзошел бы всех рыцарей, взыскующих чаши Святого Грааля, кроме лишь сына моего сэра Галахада. И потому, госпожа, если вы обратились к святой жизни, то и я, уж конечно, должен к ней обратиться. Ибо, Бог мне свидетель, в вас одной были все мои земные радости, и, когда бы я не нашел вас столь переменившейся, я намерен был увезти вас в мое королевство. Но поскольку теперь помыслы ваши устремлены к иному, я истинно объявляю вам, что отныне до конца дней моих буду жить в покаянии и молитвах, если только найду монаха-отшельника, серого или белого, который согласится меня принять»^[12].

Из этих фрагментов мы видим, что Ланселот и Гвиневеры, так же как Тристан и Изольда, не преодолевают традиций рыцарства — это по-прежнему разговор Прекрасной Дамы и верно служащего ей рыцаря. И все же произошла значительная перемена по сравнению с «Повестью о Тристане и Изольде». Изольда в нем жертвует всем ради любви, услышав о болезни любимого, Гвиневера — жертвует любовью к Ланселоту ради спасения души. Интересно, что в эпизодах прощания Гвиневеры со своим рыцарем сильны интонации покаяния с её стороны и некоего сожаления с его, дальнейшее же содержание романа больше походит на житие святого, чем на повествование о рыцаре.

Безусловно, это свидетельствует о том, что к концу XV века христианство структурирует не только общественную, но и эмоциональную жизнь Европы и по сравнению с более ранним периодом рыцарской культуры на первое место выходит не служение любви, а служение Богу, даже через отречение от любви. Одновременно можно констатировать, что понятия долга, ответственности, а теперь еще благочестия и святости окончательно побеждают в рыцарском романе и довлеют культу Прекрасной Дамы.

Итог отношений Ланселота и Гвиневеры свидетельствует, по большому счету, о том же самом, что и финал истории Тристана и Изольды, — о невозможности разрешения изнутри рыцарской культуры конфликта между любовью и ранее взятыми на себя обязательствами — будь то обязательства жены перед мужем или вассала перед сеньором. Этот конфликт разрешается только через отказ от самой любви или в смерти героев. Тристан и Изольда умерли физически, а Ланселот и Гвиневера похоронили себя для мира, следовательно, они умерли как Рыцарь и Прекрасная Дама, и история их монашества уже не имеет отношения ни к образу Рыцаря, ни к образу Прекрасной Дамы как таковым.

3. Кретьен де Труа. «Эрек и Эниды» и «Ивейн, или Рыцарь со львом»

В отличие от двух первых историй любви, романы «Эрек и Энида» и «Ивейн, или Рыцарь со львом» повествуют о любви и развитии отношений в браке. Это истории о том, что подвиги и испытания влюблённых в браке не прекращаются, а скорее наоборот — главные испытания их жизни начинаются именно тогда. Именно этот путь можно считать внутренне соответствующим требованиям рыцарской культуры, хотя опять-таки открывающим внутренние противоречия внутри брачных отношений Прекрасной Дамы и Рыцаря. В их пути нет самоотречения Татьяны Лариной, так как и Энида, и супруга Рыцаря со львом любят своих мужей, верность им не в тягость, их отношения с мужьями вскрывают другое противоречие. В обоих романах, без сомнения, очевидно, что брак заключают Лучший с Лучшей. И, тем не менее, оказывается, что для сохранения любви Ему и Ей необходимо пройти путь. Вот что говорит обиженная супруга Рыцаря со львом:

Помилуй, Господи, меня!
Так, значит, это западня!
Меня ты дерзко оскорбила,
Желая, чтобы я любила
Того, кто мною пренебрег,
Не возвратившись точно в срок.
Отвечу я на это гневно:
Нет, лучше бури ежедневно!^[13]

В этом фрагменте мы легко можем видеть, как гордость Прекрасной Дамы велит управлять своими чувствами, преодолевать любовь. И этот выбор — пожертвовать любовью ради сохранения чести и принятого образа Прекрасной Дамы — является типичным в художественных произведениях, воспевающих рыцарский культ Прекрасной Дамы. Отличительной чертой романа «Ивейн или Рыцарь со львом» является то, что любовь все-таки сохранена, найден способ сохранить честь и принять любовь своего собственного супруга, однажды провинившегося:

Грех покаянием смягчен,
Мир между нами заключен,

— говорит та же самая Дама своему супругу чуть далее.

Ивейн, Рыцарь со львом, в течение всего романа страдающий от разлуки со своей супругой, в которой сам и был повинен (увлекшись ратными делами забыл о назначенном сроке возвращения домой), наконец обретает свое счастье:

Я благодарен вам, поверьте!
Я предан вам до самой смерти,
Плененный вашей чистотой,
Чему порукой Дух Святой.
Возликовал Ивэйн влюбленный,
От всех страданий исцеленный.
Наш рыцарь дамою любим.
И да пребудет счастье с ним.^[14]

И мы тоже здесь оставим Рыцаря со Львом и Прекрасную Даму, все же соединяющихся в своей любви, обратив внимание лишь на то, что и в этом случае, благословляемая рыцарским культом Прекрасной Дамы, она возможна только тогда, когда и Прекрасная Дама и Рыцарь преодолевают свою обращенность на себя самих, т.е. когда они начинают соотносить себя не только с рыцарскими идеалами, но и друг с другом: как мужчина с женщиной, как муж с женой. Их отношения возможны не потому, что разрешены обществом, а потому что для них постепенно, через «бури» и подвиги становится очевидным факт ценности этих отношений, жизнь каждого из любящих не является полнотой без осуществления себя в этом браке.

Журнал «Начало» №27, 2013 г.

---

^[1] Легенда о Тристане и Изольде. М., 1976. С. 23.

^[2] Легенда о Тристане и Изольде. М., 1976. С. 25.

^[3] Там же. С. 27.

^[4] Там же. С. 30.

^[5] Там же. С. 44.

^[6] Там же. С. 49.

^[7] Там же. С. 61.

^[8] Там же. С. 62.

^[9] Там же. С. 62.

^[10] Там же. С. 62–63.

^[11] Т. Мэлори. Смерть Короля Артура // Книга о сэре Ланселоте и королеве Гвиневере. М., 1991. Книга 7.

^[12] Там же.

^[13] Кретьен де Труа. Ивейн, или Рыцарь со львом. М., 1974. С. 31–152.

^[14] Там же.