Рецензия на книгу П.А. Сапронова «Культурология. Курс лекций по теории и истории культуры»
Последние 5-10 лет на российское читающее общество обрушился целый шквал «неизвестной» литературы как отечественной, так и переводной по культурно-исторической, философской, богословской тематике. Где еще недавно было «пусто»: нечего выбрать, каждая значимая книга – событие, – теперь «густо» и пестро от отечественных и европейских имен и книг. Ситуация в чем-то парадоксально сравнялась: и то – голод мысли, и это – не насыщение. Не чувствуется, не «витает в воздухе» стремление к творческому преломлению-пресуществлению выявившихся реальностей. «Танталовы муки» читателя, возможного и должного деятеля, сменились только псевдо-делом, «бочкой данаид», которая не наполняется от все прибывающей, с видимым усилием и трудом, воды. Всякая культура, как деятельность-жизнь, первично есть внимание-мысль о культуре, самосознание в ней; сложившаяся же ситуация, скорее, говорит о нехватке-недосознании, отсутствии самой почки, зерна культуры. Мы живем в ситуации неусвоения количества фактов о себе, мире, своем месте в нем (как на частном, так, в особенности, и на всеобщем уровне). Неясность мысли – самой расположенности к реальности влечет за собой ее полное забвение, сопряженное с саморазрушением. Речь идет, конечно, не о рациональном оптимизме; сам по себе оптимизм аномален, он есть отдаление, беспамятство к «столбовым дорогам», но о сознательном внимании к остановке и молчании над исторической судьбой, своего рода «внемли себе», это первый шаг и к Богу и к историческому самопрояснению – культуре.
Книга П.А. Сапронова демонстрирует шаг к подобному прояснению, автор указывает на «душу» как особый центральный предмет культуры: «Душа, внутренний мир человека определенной эпохи, региона, народа — это его самоощущение, способ видения мира, они даны историку в многообразии воплощений или объективаций»[1]. Психея – культура, по утверждению автора, есть особый предмет среди предметов иных гуманитарных наук. Он отражает собой сферу «становления», того, что только может реализоваться, пребывает в осуществлении, итог которого твердо не предрешен. Качество души, известное еще древним, есть ее неподверженность смерти, внутренний жизненный импульс. Душа – не только свой состав-устройство в поступлении безъизъятности развития к цели, но и возможность, чреватость внутренней борьбой и противоречием, она «жилица двух миров»… П.А. Сапронов отмечает, что культура трансцендирует, обращена к другому, а не только к себе, она не необходима, она именно стремится стать. «Только так ее (культуру) можно принять всерьез, не закрывая глаза на свойственные ей и не позволительные с позиций традиционного гуманитарного знания противоречия и парадоксы»[2]. Самому предмету под стать и образ его знания: мы, по мнению автора, не можем вполне знать в культуре «самого главного», предмет – культура лишен для нас своего существа, которое только присутствует, причем так, что закрыто для знания-обладания, а открывается только знанию-вниманию, трепетному причастию его живой стихии. Это сказывается и на всем языке книги, исторический или философский термин «образованческий фольклор» так свойственный нашим дням, не имеет здесь места, поскольку безоснователен и не нужен там, где есть атмосфера слова чуждого «стандартам» понимания.
Опыт живого восприятия – безусловный плюс книги, и плюс для читателя, как школьника, так и студента. В наших учебниках мало «головокружений» и слез над «вымыслом», нереальной выглядит картинка «замечтавшегося» над учебником школьника, мечтающего над книгой о деле, т.е. о содержании, а не «просто так». Книга П.А. Сапронова создает атмосферу, «магнитное поле» культуры, что гораздо важнее ее мертвой буквы. Здесь тон иной, науки еще «веселой» – «берущей за живое», ведь все глубокое и важное усваивается в корне своем только восторженным умом, это нужно всегда помнить, особенно ввиду учебных целей. Знание-атмосфера и погруженность, – об этом панегирик Алкивиада Сократу: «Когда я слушаю его, сердце у меня бьется гораздо сильнее, чем у беснующихся корибантов, а из глаз моих от его речей льются слезы…».
«Самое главное» – пишет П.А. Сапронов – заведомо не может быть фиксировано сколько-нибудь однозначно и определенно никакими индивидуальными или коллективными усилиями»[3]. События, лица в истории не сводимы всецело к определенности культурного сюжета душа – культура, душа – индивидуальность обращенность, в своей обращенности она не необходима, колеблется, трепещет… «Характер (тип) индивидуального человеческого существования – в полной мере культурологическая тема, она остается выхолощенной абстракцией если изолироваться от того, что человек определялся по отношению к самому себе вовсе не через самого себя или через ближнего… он приходил к себе в Боге, через Бога, в состоянии богооставленности, а уж никак не в качестве самонаправленного существа… культурология… не вправе не увидеть разомкнутость… души к Богу, наполненность ее Богом»[4]. В этом проясняется не самобытность культуры, «самое главное» всегда субъект, а не предикат, «изолированное» можно знать как любую другую вещь, но как узнать то, что самого себя знает через Бога, где он сам есть «вместе», не один, а «двое». Перспектива культуры проясняется в плане богообщения, здесь ее парадоксы и противоречия обретают эсхатологическое измерение, размыкая ее самотождественность. Культурная проблематика связана, переплетена с религиозной и богословской, этот важный пункт глубоко и внимательно раскрыт автором, как видится, он вообще перспективен для культуроведения, отнесенность к реальности внечеловеческой во многом конституирует само человеческое существование как на индивидуальном так и на уровне души-культуры.
Познание в реальности культуры в результате своем открывает историческое самосознание человечества, отдельных его эпох, в связи с характером богопознания Откровения. Все европейство, в широком смысле этого слова, началось с боговоплощения, с «иносущего» зерна, прозябшего на греко-римской ингерманской почве. Самопознание культуры, путь исследования, применение к ее реальностям предполагает сращенность с прошлым, погруженность в «потемки» или в «свет» разных исторических душ. Через себя мы чувствуем-понимаем живое слово-дыхание давно распавшихся и мертвых миров. И рядом – не понимаем, заблуждаемся, «не чувствуем» лица в истории, иной склад жизни, иную культуру-душу, слово ее для нас глухо и не понятно, но и это часть постижения. Непрозрачность прошлого делает нас его реальными собеседниками. Ребенок (мы) не понял, что сказал взрослый (исторически сбывшееся), но над опытом непонятого растет душа. В неотзывчивости прошлого мы находим себя так же, как и в сращенности с ним. «Понять себя и значит открыть в себе возможность понимания других культур»[5]. Душа-культура как историческое самосозерцание вступает в резонанс с нашим вниманием к ее существу, общение осуществляется в тех «вечных темах» и сюжетах духа, которые неотъемлемы и от нас. «Восприятие пространства и времени, смерти, любви, труда, игры выражает нечто из самого значимого в культуре»[6]. Культурный континуум становится обозримым в своих смысловых точках, сквозных темах духа. Что бы ни случилось, какая бы катастрофа ни произошла, но около рождения и смерти, любви и святыни всегда будет теплиться человек, это «вокруг» и «возле» в первоэлементе своем есть раскрывающаяся культура.
Значение «сквозных» тем – первоэлементов, о которых говорит П.А. Сапронов (а различное их преломление в исторических эпохах составляет содержательный стержень книги), задает меру единству изложения и вместе обнаруживают контраст исторических душ-культур. Контраст, несхожесть вводят читателя в удивление, расширяют, казалось бы, известные и гарантированные границы исторического знания. Удивление – важная методологическая черта авторского подхода, вот ее частный пример: «Первобытность предстает перед нами под знаками вопросов: «Почему в ту эпоху не было индивидуально-человеческого ни в нашем, ни в каком другом смысле? Что было в первобытной культуре там, где впоследствии возникло индивидуально-человеческое, как норма, цель, идеал?»[7]. «Место человека во вселенной» – стержень истории, его различная наполненность в многообразии исторических эпох, прожито-освоено, вызывает у читателя удивление, а за ним вопрос – взыскание понимания. По большей части интерес автора книги лежит в области самих реальностей культуры, «материальных воплощений» душ-культур от первобытности до Нового времени, фактура и «органика» которых многообразна и прихотлива, что выпукло отражено П.А. Сапроновым. Несмотря на свою частность и зыбкость, сама описываемая реальность синтетична и свободно понимаема внимательным читателем.
Журнал «Начало» №7, 1999 г.
[1] Сапронов П.А. Культурология. Курс лекций по теории и истории культуры. СПб., 1999, с. 7.
[2] Там же, с. 6.
[3] Там же, с. 8.
[4] Там же, с. 8.
[5] Там же, с. 9.
[6] Там же, с. 8.
[7] Там же, С. 9.