Тема пола у В.В. Розанова
Представим себе, что некий абстрактный человек, совершенно не знакомый с творчеством В.В. Розанова и ничего не знающий о нем как о реально существовавшем лице, берет, к примеру, книгу «Люди лунного света» и начинает ее читать.
А надо сказать, что человек этот есть среднестатистический гражданин: неглупый, систематически, но полуобразованный, в чем-то, несомненно, ищущий, не брезгающий новыми (правда, зачастую случайными) знаниями, имеющий некоторое представление о вопросах пола в рамках общепринятого мнения и даже некоторый личный опыт в этой щекотливой области (опыт тоже вполне среднестатистический). То есть, человек этот — что-то вроде нашего современного так называемого интеллигента. Понятное дело, он умеренный христианин — более по принадлежности к культуре, нежели по образу жизни. Но Розанова до сих пор почему-то не читавший, то есть об авторе «Людей лунного света» он будет судить только по этой прочитанной книге.
Что же он сможет сказать о нем, прочтя хотя бы несколько страниц этого розановского произведения?
Наверное, в голове у него будет некая путаница, как у всякого человека, соприкоснувшегося с чем-то для себя новым, неожиданным, пугающим и не совсем приемлемым. Будут возникать какие-то образы, выстраиваемые в некий ряд: фрейдизм, Тантра-йога, может быть даже Кама сутра, Дао любви… Ну и, конечно, гедонизм, язычество, эзотерика (ведь такой образ, как Матерь Мiра возможен либо в языческих, либо в эзотерических системах)…
А в мозгу наверняка останутся бродить фразы типа «маринад… который квасится в собственном уксусе вместо того, чтобы давать лозу» (это о безбрачии, то есть, можно сказать, о монашестве), или тому подобные розановские изыскания.
И потом, конечно, возникнет характеристика автора — что-нибудь вроде «сумасшедший эротоман» или даже «извращенец»…
То есть так называемая «тема пола у Розанова» во многом может обескуражить неподготовленного исследователя, привести его в какое-то смятенное состояние…
Но для того чтобы вникнуть в суть проблемы, нужно посмотреть на нее более масштабно. И для начала дать характеристику самому В.В. Розанову (без этой характеристики размышления о его отношении к теме пола будут несостоятельными).
Во-первых, эта тема в творчестве Розанова возникает не сразу. А во-вторых, все не так просто, как может показаться на первый взгляд.
Первым значительным философским трудом Розанова была работа «О понимании: Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания». Основной темой этой работы была тема бытия. Работа вышла в 1886 году — и не встретила никакого отклика. Это, вне всяких сомнений, серьезно потрясло Василия Васильевича. Он сам говорил тогда, что если бы вышедшая книга была замечена, то, возможно, он бы на всю жизнь остался «философом», а не стал бы публицистом.
И вот лишь спустя целых 12 лет, в 1898 году выходит статья «Брак и христианство», а тема пола становится узловой для всего последующего творчества В.В. Розанова.
К этому факту может быть два подхода. Первый — более вульгарный — исходит из того, каким видели Розанова некоторые его современники. Достаточно вспомнить о том, что Василий Васильевич стал прототипом для литературных персонажей, среди которых Ардальон Борисович Передонов или, например, главный герой повести А.М. Ремизова «Неуемный бубен» — «маленький» провинциальный человек, чиновник-переписчик и эротоман. Или о том, с какими литературными персонажами сравнивали Василия Васильевича — с Иудушкой Головлевым, со Смердяковым, а главное — с Федором Павловичем Карамазовым. По одной из характеристик (А. Данилевский), тема пола у Розанова в ее связи с религией — это вывернутая наизнанку, «теоретизированная» «карамазовщина».
Данилевский пишет, что Розанов сам на протяжении многих лет последовательно моделировал свой имидж в подражание Федору Павловичу Карамазову, что впервые это проявилось еще в период сотрудничества Розанова в журнале Мережковских «Новый путь» и что об этом свидетельствует З.Н. Гиппиус. Дело в том, что, по версии З. Гиппиус, Розанов «выдумал, чтобы ему позволили подписываться в журнале «Елизавета Сладкая», явно рассчитывая при этом на возникновение у читателей комплекса ассоциаций, связанных с образом Елизаветы Смердящей». А «с течением времени Розанов настолько «вжился в образ», что даже его речь — устная и письменная — приобрела интонационное и лексико-тематическое сходство с речью героя Достоевского».
Тот же А. Данилевский указывает на то, что приводимый ниже отрывок из книги «Люди лунного света» нужно воспринимать как своего рода «облагороженный» вариант заявления старшего Карамазова о том, что для него «мовешек не было»:
«…Заметим, что великая есть доблесть, великое служение Богу (вот где настоящее «монашество», как «жертва Богу») заключается в женитьбе на тех девушках, вдовах, вообще женских существах, которые «никому не понадобились», «никому не нравятся», некрасивеньких, слабеньких, невидненьких; но «тяжких бремен не надо возлагать, и, конечно, можно надеяться на охотную женитьбу на таких лишь при многоженстве, которое да будет благословенно между прочим именно и за это, что при многоженстве возможно брать некрасивых, космических «сирот», космическое «убожество», производя от него иногда красивейшие лозы: ибо «убогие» с лица своего, в поле бывают часто гениальны, восприимчивы, страстны, «похотливы»…»
Кстати, Бердяев тоже утверждал, что «устами Розанова иногда философствовал сам Федор Павлович Карамазов, который поднимается до гениального пафоса». А Д.С. Мережковский определил Розанова как «смесь Акакия Акакиевича с Великим Инквизитором».
То есть, первый подход к анализу темы пола у Розанова говорит нам о том, что здесь присутствует некоторая болезненность автора. Может ли такой подход быть верным? Скорее всего, нет. Но именно он сразу же открывает для нас тему сравнения Розанова с Фрейдом, тем более, что это вполне актуальное сравнение, поскольку Василия Васильевича иногда и называют «русским Фрейдом». Например, автор из Всемирной электронной сети, подписавшийся, как jder (именно так, с маленькой буквы и не совсем удобно для чтения), считает, что, «доживи сам Василий Васильевич до момента расцвета психоанализа, многое бы в теориях австрийского психиатра действительно оказалось бы ему близким».
Так это или нет? Для того чтобы понять, нужно провести краткий сравнительный анализ лейтмотивов мысли Зигмунда Фрейда и Василия Розанова — мыслителей, родившихся, кстати, в одном и том же 1856 году, так что утверждения типа «доживи сам В.В. до момента расцвета психоанализа» тоже не совсем состоятельны.
Что касается Фрейда, то он, с тех пор как поступил на Медицинский факультет Венского университета, проявлял интерес к психопатологическим заболеваниям. Собственно, для него вся человеческая жизнь — это болезнь, загнанная в область психики, находящейся за пределами нашего сознания. Человека надо постоянно лечить — гипнозом, исповедью на кушеточке, нужными и своевременными вопросами опытного психотерапевта… И как не лечи, а подсознательное все равно пытается прорваться в сознательное. А подсознательное, или бессознательное — это сгусток наших страстей. Проще говоря — нереализованных сексуальных желаний. Их, конечно, можно трансформировать в творчестве, но это все равно будет лишь реализованный невроз — у художника или у писателя, особой разницы нет (кстати, в этом контексте размышления В.В. Розанова на тему пола легко объясняются). То есть творчество, по Фрейду, — это болезнь, получающая воплощение в некой легкой, но все равно болезненной форме. Самая настоящая болезнь, лишь переведенная в другую плоскость. Что-то вроде замены тяжелых наркотиков легкими (есть такие реабилитационные системы) или переориентации прирожденных татей в биржевые брокеры. И если человеку не удалось худо-бедно реализовать свой невроз в некой художественной форме, то жди беды. Это будет уже самая настоящая болезнь, «бессмысленная и беспощадная» — почти по Пушкину.
В бессознательное вытесняются запретные желания, намерения и мысли. Там же находится и сексуальное влечение — тоже как нечто запретное, не поощряемое сложившейся моралью. Это влечение и есть то самое либидо, о котором так много сказано и говорится до сих пор. Человеческая психика, по Фрейду, изначально настроена на наслаждения. Но человека с детских лет начинают воспитывать, следить за его намерениями, и он, еще будучи ребенком, понимает, что не все его желания могут осуществиться. Но куда ему эти желания деть? Конечно, вытеснить в ту самую подсознательную область.
Чтобы от постоянной попытки бессознательного прорваться в область сознательного у человека, выражаясь современным жаргонным языком, не «снесло башню», между сознательным и бессознательным есть еще одна область — область «Сверх Я». Это своеобразное «предсознание» — человеческая совесть, чувство вины, требование исполнения моральных предписаний данной культурной среды (то есть знание того, что такое хорошо и что такое плохо). И как только появляются поползновения к тому, чтобы оттуда, куда в процессе жизни человек сбрасывает все, что может вызвать стыд, вырвалось нечто безобразное и ужасное, — своеобразный цензор, то есть «Сверх Я» тут же пресекает эту попытку, загоняя монстра обратно в преисподнюю.
Человеческое «Я», по Фрейду, испытывает настоящий страх перед своим «Сверх Я». То есть мы можем сказать, что это «Сверх Я» у Фрейда выполняет функцию Бога — ведь Фрейд, как известно, был атеистом. Так что какие-либо сравнения его концепции с концепцией Розанова, скорее всего, беспочвенны. У Фрейда тема пола, или взаимоотношения полов, сводится к банальному неврозу — как бы он ни проявлялся. Взаимоотношение полов, конечно, основа человеческого существования, но все человеческое существование, по Фрейду, это тоже невроз в его коллективной форме. И взаимоотношение полов — это тоже невроз. Болезнь, которую нужно либо сублимировать в какую-то другую форму, либо давать ей какой-то выход, что называется, «по полной программе». И в рамках этой болезни никакого Бога нет. Бог — это тоже невроз. Некий отцовский комплекс, оставшийся у человека с детских времен, не более того.
Что же касается концепции отношения полов В.В. Розанова, то здесь изначально все иначе. В отличие от атеиста Фрейда, Розанов, разрабатывая тему пола, раскрылся как религиозный мыслитель. Так что тема пола Розанова — это неотъемлемая часть его религиозной философии, в которой «чувство Бога» неотделимо от «чувства пола». Они как бы сливаются вместе, образуя некое единое религиозно-половое чувство. И это экзистенциальное чувство, поскольку пол у Розанова — это основание всего существующего. Некое космическое начало, синтез плоти и духа, охватывающий всю сущность бытия. Это начало видится даже как причина Мiровой гармонии. И в силу этого розановскую модель Мiра трудно, конечно, назвать христианской, тем более что в ней отсутствует проблема греха — как в какой-либо йоге. Кстати, в чем-то розановская концепция, на мой взгляд, приближается к Тантра-йоге, где тоже существует довольно развитая тема полов, примерно так же, как у Розанова, проявляющая себя в Мiре. И примерно так же они соотнесены с высшими силами (в данном случае с космосом).
Но, собственно, у Розанова высшая сила, то есть Бог, выступает как некое начало, тоже имеющее полярность. Вот цитата из книги «Люди лунного света»:
«…Когда мир был сотворен, то он, конечно, был цел, «закончен»: но он был матовый. Бог (боги) сказал: «Дадим ему сверкание!» И сотворили боги — лицо.
Я все сбиваюсь говорить по-старому «Бог», когда давно надо говорить Боги; ибо ведь их два, Эло-гим и Эло-ах (ед. число). Пора оставлять эту навеянную нам богословским недомыслием ошибку. Два Бога — мужская сторона Его, и сторона — женская. Эта последняя есть та «Вечная Женственность», мировая женственность, о которой начали теперь говорить повсюду. «По образу и подобию Богов (Элогим) сотворенное», все стало или «мужем», или «женой», «самкой» или «самцом», от яблони и до человека. «Девочки» — конечно, в Отца Небесного, а мальчики — в Матерь Вселенной! Как и у людей: дочери — в отца, сыновья — в мать…»
То есть, тут мы уже видим некие инь и ян, которые есть начало всего и пронизывают все и вся. И, кстати, пол для Розанова не есть что-то определенное и законченное. Противопоставление мужского и женского начал для него чисто условно. И, таким образом, в каждой клетке любого человека присутствует мужское и женское. Затем уже мы видим мужское и женское, как два противоположных пола — это уже следующий уровень. И, наконец, все это замыкается на высшем Существе — Боге, который, как видно из только что приведенной цитаты, тоже состоит из мужского и женского начал. Налицо настоящая иерархия — от элементарного к целому и главному.
Я уже говорил о неоднозначности трактовок темы пола у Розанова, которые колеблются в определениях от эротомании и извращения до, собственно, религиозной философии. Действительно, временами Розанов пишет такое, что приходится несколько раз перечитывать тот или иной абзац, чтобы понять — не ошибся ли? Потом начинаешь понимать, что шокируют отдельные слова, а все вместе сливается в нечто сомнительное, но конструктивное. И вряд ли в такое уж заведомо развратное. Розанов просто по-своему пытается заглянуть в самые глубины пола и именно в этих глубинах найти жизнь души. Или просто Жизнь с большой буквы. А то, что при этом он, например, восторженно описывает первичные половые признаки, можно объяснить сутью его учения. Пол для Розанова не есть что-то постыдное, запретное. Пол — это не грех, а наоборот — основа бытия, как такового, включающего в себя как основы семьи, так и основы общества. И розановские описания и восторги, в этом контексте, должны, наверно, вести к освобождению от греха, к оздоровлению общества, к некоему «катарсису», очищению. Может показаться, что здесь он «дует в одну дуду» с Зигмундом Фрейдом, но это опять-таки разные, несопоставимые подходы. Катарсис по Фрейду — это освобождение от загнанных в подсознание непотребств, не более того. А у Розанова происходит одухотворение, даже обожествление пола — ведь он напрямую связан с зарождением жизни, а стало быть, души. Так что бесстыдство Розанова почти лишено похабства, пошлости и грязи. Это бесстыдство направлено у него лишь на то, чтобы наглядно показать, что пол — это синтез плоти и духа. И, соответственно, плоть тоже одухотворена, и не может быть объектом запрета и стыдливости. Единение полов — и духовное, и физическое — это и есть, по Розанову, самая настоящая и единственно возможная гармония.
Конечно, в духовном и физическом единении полов, при определенных условиях, нет ничего заведомо плохого. Но Василий Васильевич привнес в эту область довольно много сомнительного и неоднозначного. И уж все всякого сомнения — не христианского. Хотя, по-своему и попытался разрешить одну из вечных проблем человеческой жизни и ее связи с Богом.
Одно можно сказать с более или менее уверенной интонацией: скорее всего, попытку глубочайшего проникновения в тайны пола можно считать значимым вкладом В.В. Розанова в историю человеческой мысли. Тем более, что эта попытка дает пищу для пытливого ума и, конечно, ведет к диалогу, даже полемике с автором.
Журнал «Начало» №15, 2006 г.