Житийная литература о мученичестве и исповедничестве первых веков христианства и гонения на Церковь в XX столетии

Сопоставляя подвиг мученичества христиан первых веков с подвигом новомучеников XX века, можно заметить общие и отличительные черты в их страданиях и исповедничестве.

Общей чертой, это понятно, является сам подвиг мученичества, утверждающий верность Христу до конца, до смерти. С отличиями разобраться сложнее, но это представляется важным, поскольку проясняет особенности тех людей, которые, будучи святыми, в то же время очень близки нам. Близки потому, что жили совсем недавно, не полторы тысячи лет назад. Нас разделяет всего столетие.

Итак, древние христианские мученики и исповедники шли на свой подвиг ради того, чтобы избежать духовной смерти, засвидетельствовать Истину о Христе и быть в вечности со Христом. Через личный отказ приносить жертвы языческим богам они в глазах окружающих их не-христиан отрицали веру в этих богов, стереотипы античной религии, культурных традиций и, в конечном итоге, в присутствии римских властей утверждали перед языческим миром истинную веру в воплотившегося, давшего себя распять и воскресшего ради спасения человеческого рода Сына Божия. Подобных примеров святого мученичества древняя агиография предоставляет достаточно много: жития святых мучеников хорошо известны не только широкому кругу церковных людей, но и светским исследователям.

Дошедшие до нас тексты обыкновенно свидетельствуют о том, что языческие правители и судьи не имели ни малейшего представления о Спасителе, Евангельском учении и, конечно же, Церкви как мистическом Теле Христовом. Читая жития мучеников первых веков, мы встречаемся с этим фактом неоднократно. Интересен, к примеру, диалог, приводимый в древнем житии святых мучеников Тараха, Прова и Андроника, пострадавших 25 октября 304 года. Диалог этот состоялся между проконсулом Марком и бывшим престарелым воином из «римского воинского рода» Тарахом. Само житие уникально тем, что составлено было согласно сохранившимся судебным записям, сделанным писцами проконсула Нумерия Марка в городе Помпеополе в то самое время, когда святые были там пытаемы и мучимы. Именно поэтому сегодня нам известны основные подробности судебного процесса, который проходил в самом начале IV века, те вопросы, что задавал святым мученикам судья, и те ответы, что он от них получал. Позволим себе привести отрывок из этого жития:

«Проконсул сказал:

— Оставь безрассудство свое, и принеси жертву богам нашим.

— Я Единому Богу моему служу, — отвечал Тарах, — и в жертву Ему приношу не кровь, но чистое сердце.

Проконсул сказал:

— Щадя старость твою и оказывая снисхождение, советую тебе оставить безумную веру христианскую и принести жертву богам.

— Не сделаю такого беззакония, — отвечал Тарах, — потому что люблю закон Бога моего, и не отступлю от него».

«Проконсул Максим сказал:

— Снимите с него одежды и бейте его прутьями.

Тарах же, когда его били, говорил:

— Ныне ты сделал меня поистине мудрым и благоразумным, ибо в сих мучениях я еще более уповаю на Бога и на Христа Его.

— Нечестивейший и преступный, — сказал проконсул, — ты сначала говорил, что Единому служишь Богу, а вот теперь двух исповедуешь, — Бога и Христа Его; как же ты теперь двум служишь, а наших многих богов отвергаешь?

— Я исповедую, — отвечал Тарах, — Единого Истинного Бога.

Проконсул сказал:

— Не назвал ли ты Бога и Христа Его?

Тарах отвечал:

— Христос есть Сын Божий (Един по Божеству со Отцом и Духом Святым), надежда всех христиан, и мы спасемся, страдая за Него.

Максим проконсул сказал:

— Оставь многословие и принеси жертву нашим богам.

— Я не пустословлю, — сказал Тарах, — но говорю истину, уже шестьдесят пять лет живу, веруя так, и теперь от истины не отступлю»^[1].

По сути перед нами фрагмент жития, в котором между мучителем и мучеником возникает диалог о христианской вере как таковой. Ее догматических основах и особенностях. Конечно, в глазах проконсула Марка вера святого Тараха — это лишь частное его дело и частное его мнение. Тогда как «вера в богов Империи» и принесение им жертвы — дело государственное, которому остаётся только подчиниться. Тем не менее, в ходе кровавого допроса, услышав от Тараха как бы нечто нелогичное о Едином Боге как о «двух богах», Нумерий Марк спрашивает старика-христианина: «…ты сначала говорил, что Единому служишь Богу, а вот теперь двух исповедуешь, — Бога и Христа Его». Из прозвучавшего вопроса видно, что для античного религиозного сознания Марка нет понятия «истинности веры», данной от Бога (как тут не вспомнить вопрос Пилата, обращенный к Христу: «Что есть истина?»). Слова Тараха о Боге для проконсула Марка всего лишь противоречие запутавшегося в своих показаниях преступника, которого следовало обличить, что судья Марк тут же и делает, подчеркивая, как он это понимает, неубедительность мотивов неповиновения Тараха принести жертву богам: «Как же ты теперь двум служишь, а наших многих богов отвергаешь?»

Для судьи Марка богословский вопрос как и в кого верить сводится лишь к вопросу почитания количества богов: Одного Бога или многих, и форме почитания: «принести жертву крови». Тем более для Марка остается непонятным и упоминание Тарахом Бога Духа Святого и исповедание Пресвятой Троицы: «Христос есть Сын Божий (Един по Божеству со Отцом и Духом Святым)». Такое богословие вполне чуждо проконсулу. На что Марк не обращает никакого внимания — он не способен вместить в себя догмат христианства о Едином Боге в Трёх Лицах — и лишь ужесточает суд, сводя его к формуле: «принеси жертву богам нашим или умри». Мученику были камнем разбиты челюсти, его страшно пытали, жгли, а после разрубили на части за верность Христу. Приведенный отрывок из жития наглядно показывает, насколько далеки и от веры, и от понимания ее богословских аспектов были гонители христиан первых веков.

Не так было в XX столетии. В XX столетии христиане были гонимы теми властями, которые, организуя гонения, порой неплохо были осведомлены о христианстве, его учении, Церкви и Христе. Некоторые из них имели довольно сносное духовное образование: они учились и оканчивали духовные семинарии.

Иосиф Джугашвили окончил в Гори православное духовное училище с оценками: Священная история Ветхого Завета — «5», Священная история Нового Завета — «5», Православный катехизис — «5», Изъяснение богослужения с церковным уставом — «5», русский, грузинский, церковнославянский языки — «5», греческий язык — «4», церковное пение на церковнославянском и грузинском языках — «5» и т.д. Также окончил 4 курса Духовной семинарии в Тифлисе (Тбилиси), но в 1898 г. был исключен, по некоторым сведениям, за прогулы занятий, блуд и воровство денег у товарища при ректоре семинарии архимандрите Серафиме (Мещерякове) и инспекторе иеромонахе Димитрии (Абашидзе)^[2], который не один раз до этого уже предлагал отчислить из семинарии Иосифа Джугашвили.

Другой известный большевик, Феликс Дзержинский по происхождению польский дворянин, сын учителя гимназии, в отрочестве намеревался стать ксёндзом, в его свидетельстве об образовании указано, кроме прочего, что он овладел знаниями Закона Божьего «хорошо». С 1917 по 1922 гг. Ф. Дзержинский председатель Всероссийской ЧК, с 1922 по 1926 гг. председатель ГПУ-ОГПУ. Руководил кровавыми репрессиями в Советской России, стремился уничтожить Православную Церковь. А вот еще биография: Николай Подвойский, родился в семье священника-учителя, окончил Нежинское духовное училище, около 7 лет учился в Черниговской духовной семинарии, один из организаторов Октябрьского переворота, член Реввоенсовета Республики, Нарком по военным делам РСФСР. Именно он предложил в качестве символа Красной армии — красную пятиконечную звезду.

И еще одна история: Георгий Карпов, окончил киевскую семинарию, служил в ЧК, НКВД, ОГПУ, МГБ, дослужился до звания генерал-майора КГБ, проводил репрессии. С 1943 г. был назначен Сталиным и долгое время являлся Председателем Совета по делам Русской православной Церкви при СНК СССР.

Гонители Церкви не только учились, но даже и преподавали в вечерних воскресных школах. Вячеслав Менжинский^[3] — родился в Петербурге, в польской дворянской семье православного вероисповедания. Дед был хоровой певчий, отец — статский советник, преподаватель истории в Петербургском кадетском корпусе. Во время революции стал начальником Особого отдела Всероссийского ЧК, правой рукой главы ВЧК Ф. Дзержинского, а с 1926 по 1934 гг. являлся Председателем ОГПУ, знал 16 языков, в начале 20 века был вхож в круг поэтов Серебряного века (поддерживал отношения с Кузьминым), печатал повести, среди которых была повесть «Иисус» (знаменательное название, учитывая особенности личности Менжинского), опубликованная в 1907 г. Менжинский был одним из гонителей^[4] священноисповедника Агафангела Ярославского, второго из трех Местоблюстителей Патриаршего Престола Российской Церкви^[5]. Кроме того, некоторые высокопоставленные большевистские гонители Церкви в СССР 20–30-е гг., посредством неусыпных трудов в деле «самообразования» стремились к тому, чтобы достичь как можно больших «познаний» о Русской Православной Церкви. Делалось это ими для того, чтобы свои познания употребить ради быстрейшего ее умерщвления.

Примером этого может служить Евгений Тучков — сотрудник ЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД (с 1918 по 1939 гг.). С 1922 по 1929 гг. — начальник 6-го (антицерковного) отделения ГПУ-ОГПУ. Евгений Тучков стремился основывать свои выводы о Церкви и ее действиях на реальных документах и фактах. Сохранилась рукопись Тучкова об истории Церкви в начале ХХ века (до смерти Патриарха Тихона). В ней содержится много интересных документов, отсутствуют вульгарные антирелигиозные и кощунственные выпады, какие были у Ленина, нет абсурдных идей наподобие идеи Троцкого о том, что «влияние Церкви на рабочего можно победить с помощью кинематографа». Практически любой свой тезис Тучков подтверждал нужным ему церковным документом: отрывком из проповеди или послания Синода, из обращения духовенства или иных внутрицерковных документов. Так о Церкви из ее противников не писал никто почти до самого распада СССР в 1991 году.

Тучков считал Церковь контрреволюционной организацией, но вместе с этим видел в церковных иерархах авторитетных людей, которые имеют вес в глазах миллионов верующих. Именно поэтому Евгений Тучков был самым опасным противником Церкви: все его переговоры, все его давление на архиереев основывалось на хорошем знании реальной ситуации. Ему удавалось провоцировать многие расколы в Русской Православной Церкви. Вероятно, поэтому некоторые Тучкова называли «красным игуменом». К тому же, дотошно занимаясь делами Церкви, немало лет он проживал с женой и старшей, очень религиозной сестрой в покоях московского подворья Серафимо-Дивеевского монастыря. Часто помогал в бытовых нуждах как самому подворью, так и его насельницам. Оказывал им разного рода покровительство, что не мешало «красному игумену» в меру сил причинять Церкви как можно больше вреда. Требовалось не только большое мужество, но иногда и большая находчивость, чтобы отклонить гибельные для Русской Церкви требования Тучкова.

Полагаю, сказанного вполне достаточно для заключения о том, что в ХХ-м столетии гонители верующих во Христа имели достаточную осведомлённость о Спасителе, христианстве и Церкви, а также о том, что они являлись носителями, бесспорно, иных приоритетов в устроении «нового» мира, в формировании иного, атеистического мировоззрения.

Как показала история, приоритеты большевиками были отданы насаждению среди населения страны насильственной атеистической идеологии по принципу «верую в неверие», подкреплявшейся репрессиями несогласных. В отличие от гонителей христиан XX-го века античные гонители все-таки заявляли себя «верующими в богов», с которыми были связаны известные их почитания, а также определенные нормы морали. Поэтому во время гонений XX-го столетия, проведения предсудебных следствий, пыток, судов, убийств святых страдальцев безбожные гонители старались избегать открытия в стране богословских диспутов об истинах христианского вероисповедания или отсутствия таковых.

Вопросы богословского обоснования христианской веры и бытия Церкви в Советской России подменялись агрессивной атеистической, антицерковной пропагандой и клеветой, что нередко поддерживалось истеричными компаниями в коммунистической прессе, а также репрессиями против тех или иных церковных представителей, пытавшихся протестовать против творившихся в СССР беззаконий. Таким образом, вопрос гонения и уничтожения христианства в СССР был предусмотрительно исключен из религиозной плоскости и переведён в плоскость политико-идеологическую, хотя именно религиозная суть вопроса о Церкви, вопроса об отношении ко Христу и христианам являлась на самом деле наиболее важной, наиболее существенной во все годы церковных гонений в стране. Все это достаточно отчетливо осознавали идеологи репрессий за веру в Советском Союзе. Однако не менее отчетливо это осознавала и Церковь Христова.

В протоколах допросов 30-х и второй половины 40-х годов мучеников за Веру, за Христа могут обнаруживаться лишь общие пропагандистские обвинения, носящие характер классового обличения, предъявляемого «обвиняемому» христианину. Скажем, священнику, за его принадлежность к тому сословию, которое, с точки зрения советской идеологии, является сословием «тунеядцев и обманщиков».

Но что же помогало христианам XX-го века выстоять во время пыток и смерти, остаться верным Христу через верность Его Церкви?! Конечно, Бог. И та внутренняя, духовная свобода во Христе, которую являли святые мученики и исповедники перед своими гонителями и палачами.

Христианина первых веков, как и христианина XX-го века, отличала именно внутренняя свобода духа. Она приобреталась христианином от Бога через служение Ему и единение с Ним. Вот фрагмент уже цитировавшегося жития святых мучеников Тараха, Прова и Андроника, который свидетельствует о той свободе духа, которая стяжается через веру и верность Христу:

«— С тобою, — сказал проконсул [Максим мученику Тараху — О.Е.], — и друзья твои должны страдать и умереть, по закону.

Тарах отвечал:

— Безумно ты говоришь, обещая нам смерть, ибо умирают только те, которые делают зло, а мы, неведующие зла, но страдающие за Господа нашего, ожидаем получить от Него воздаяние.

— Преступный и негодный, — сказал проконсул, — какого воздаяния вы ожидаете, живя худо и беззаконно?

— Не следует тебе, язычнику, знать, — отвечал Тарах, — какое Господь уготовал нам на небесах воздаяние, ради которого мы терпим яростный гнев твой.

— Имеешь ли ты право, — сказал Максим, — так смело говорить со мною, как будто ты — друг мне?

Тарах отвечал:

— Я — не друг тебе, но говорить имею право и никто не может запретить мне сие, когда Бог укрепляет меня.

— Право твое, — сказал Максим, — которое ты имеешь, я уничтожу, нечестивец!

Тарах отвечал:

— Никто права сего отнять у меня не может, ни ты, ни цари твои, ни отец ваш — сатана»^[6].

Слова страдальца, сказанные проконсулу: «Я — не друг тебе, но говорить имею право и никто не может запретить мне сие, когда Бог укрепляет меня», — говорят о полной непринадлежности, полной неподчиненности внешним условиям, которые, словно оковы, должны были бы теснить и подчинять человека мира сего, но которые в случае с христианином оказываются абсолютно недейственными.

Очевидно, на основании тех же исповеднических мотивов был совершен подвиг стояния в вере святых мучеников Прова, Андроника и Урса — воина фиванского легиона. Святой мученик Урс пострадал за отказ поклониться идолам при императоре Максимилиане в Золотурне (нынешняя Швейцария) 30 сентября 286-го или 303-го года от Рождества Христова.

Свобода духа была явлена и мучениками XX века. Так, священномученик Иоанн (Поммер), архиепископ Рижский, испытывая «на себе нападки и угрозы, ненависть и клевету, гонения и преследования» врагов Христа и Его Церкви, в духе мира и покоя отвечал своим гонителям: «Я уже в том возрасте, когда человек не боится никаких угроз, приходите со своими угрозами, я спокойно прочитаю слова Священного Писания: Ныне отпущаеши раба твоего, Владыко, по глаголу твоему, с миром (Лк. 2,29)». Надо сказать, что священномученик Иоанн, конечно же, говорил не только о своем земном возрасте, но и о возрасте духовно зрелом, свидетельствовавшем о твердом стоянии в истине. И потому не препятствовало то, что гонения на святого воздвигали не только внешние враги, среди его гонителей были и клирики Рижского кафедрального собора, уличенные архиепископом в обмане. Так свидетельствует житие священномученика Иоанна Рижского.

Святители-исповедники Агафангел Ярославский, Афанасий Ковровский, преподобноисповедник Алексей Карпаторусский, святая мученица игумения Рафаила Чигиринская, священномученики Константин Жданов, Сергий Флоринский, Николай Искровский, многие-многие другие. Они также явили поразительную внутреннюю независимость и стойкость перед принуждением отречься от верности святой Вере и святой Церкви. В основе этой независимости духа святых от мнений и требований сил зла лежала верность Христу.

Журнал «Начало» №26, 2012 г.

---

^[1] Жития святых св. Дмитрия Ростовского. Октябрь. Издание Введенской Оптиной пустыни, 1993. С. 263–264.

^[2] Впоследствии иеромонах Димитрий (Абашидзе) станет архиепископом, в 1928 г. в Киеве примет схиму с именем Антоний в честь преп. Антония Киево-Печерского. В 1942 г., являясь насельником открывшейся Киево-Печерской Лавры, преставится и будет погребен близ входа в Ближние Пещеры Лавры. Пройдут годы. 22 апреля 2012 г. за чистоту жизни Владыка-схимник будет канонизирован Украинской Православной Церковью Московского Патриархата и причислен к лику местночтимых святых Киевской епархии.

^[3] Поразительно странным, по воспоминаниям подчиненных, было то, что сам В. Менжинский никак не соответствовал образу ужасного палача. Занимаясь самой кровавой работой, которую только можно придумать, при этом он всячески избегал присутствия на допросах и тем более расстрелах, предпочитая оставлять свои руки чистыми и заниматься исключительно «умственным трудом». Его сослуживцы потом с удивлением говорили о том, что все свои кровавые приказы он предварял фразой: «Покорно прошу».

^[4] В середине мая 1922 г. начальник секретно-оперативного управления ГПУ В. Менжинский и начальник секретного отдела ГПУ Самсонов отправили в Ярославль шифрованную телеграмму: «Под ответственность начальника ГОГПУ с соблюдением строжайшей конспирации предлагаем провести следующее: 1) обследовать хозяйство митрополита Агафангела, осторожно намекнув на то, что оно может быть реквизировано; 2) немедленно произвести у Агафангела в его канцелярии и у ближайших его помощников самый тщательный обыск, изъяв все подозрительные документы; 3) взять с Агафангела подписку о невыезде ввиду неблагонадежности; 4) арестовать всех его приближенных, в частности, тех, кто принимал участие в беседе Агафангела с московским попом Красницким; 5) прислать на Агафангела весь компрометирующий материал. Настоящее принять к неуклонному исполнению и хранению в строжайшем секрете». Телеграмма была получена 20 мая 1922 г., в тот же день был выписан ордер на обыск, а сам митрополит приглашен в Ярославское ГПУ для допроса. Начавшиеся преследования ГПУ для престарелого Владыки Агафангела вскоре повлекли за собой неоднократные аресты, тюремные заключения и тяжелейшую ссылку. Следуя по этапу вместе с уголовниками, — это стало причиной многих страданий, — часть пути престарелый Владыка должен был идти пешком в лютую стужу. Заместитель Патриарха Тихона митрополит Агафангел около 3-х с половиной лет находился в ссылке фактически на каторжных работах в Нарымском крае (Сибирь, Томская обл.), в глухом поселке, в 200 верстах от села Копышева под надзором местной ЧК.

^[5] В соответствии с завещательным распоряжением Патриарха Тихона, в случае его кончины права и обязанности Патриарха возлагались на митрополита Казанского Кирилла (Смирнова). В случае невозможности его принять такие права и обязанности, они, согласно распоряжению, переходили к митрополиту Ярославскому Агафангелу (Преображенскому). При неспособности последнего — их должен был исполнять митрополит Крутицкий Петр (Полянский).

^[6] Там же. С. 270.