Генерал Шинкаренко: «Последний из странствующих рыцарей»

В холодный декабрьский день 1968 года по улицам Сан-Себастьяна шел высокий старик в берете и непромокаемом плаще. Несмотря на возраст, он сохранял прекрасную военную выправку, которая позволяла определить его как кадрового офицера. Когда он говорил по-испански или по-баскски, собеседники сразу отмечали характерный русский акцент, который остался у него даже после многих лет, проведенных в Испании. Пересекая хорошо знакомую улицу, старик не заметил летевший на большой скорости грузовик. Тяжелая машина насмерть сбила неосторожного пешехода. Через несколько дней в мадридской газете ABC появился некролог, автор которого охарактеризовал покойного как «одного из последних странствующих рыцарей, сражавшихся за высшие идеалы». Этого «последователя Дон Кихота» звали Николай Всеволодович Шинкаренко. Он был генерал-майором Русской армии, тениенте (лейтенантом) Испанского легиона, возможным прототипом булгаковского полковника Най-Турса из Белой гвардии, ветераном Великой войны и гражданских войн в России и Испании.

Николай Всеволодович происходил из семьи потомственных дворян. Его отец – генерал-лейтенант Русской императорской армии – в 1918 году был расстрелян большевиками. Шинкаренко-младший окончил Михайловское артиллерийское училище, а в 1912 году отправился добровольцем на Первую Балканскую войну и в составе болгарской армии принял участие в боях против турок.

Николай Шинкаренко

В 1914-1917 годах молодой офицер, естественно, находился на фронте. К концу войны Шинкаренко дослужился до подполковника. Если бы не революция, его могла бы ждать блестящая карьера. Однако вместо празднования заслуженной победы над Германией Шинкаренко был вынужден сменить мiровую войну на войну гражданскую. В конце 1917 года Николай Всеволодович оправился на Дон, где генералы Корнилов и Алексеев собирали патриотично настроенное офицерство. Хотя Шинкаренко вступил в Добровольческую армию до Ледяного похода, он не смог принять участие в легендарной эпопее Белого движения. Незадолго до выступления из Ростова он был ранен в бою, прикрывая с пулеметом отход добровольцев. Подполковник был вынужден скрываться в Ростове, пока Добровольческая армия в течение нескольких месяцев бродила по донским и кубанским степям.

Обстоятельства, при которых Шинкаренко получил ранение, напоминают эпизод гибели полковника Най-Турса в романе Булгакова Белая гвардия. Литературовед Борис Соколов в своей статье «Кто Вы, полковник Най-Турс?» утверждает, что именно Шинкаренко стал прототипом харизматичного булгаковского персонажа (впрочем, по другой версии, образ Най-Турса мог быть вдохновлен фигурой графа Келлера).

Алексей Серебряков в роли Най-Турса. «Белая гвардия» (2012)

За время Гражданской войны Шинкаренко принял участие во Втором Кубанском походе в 1918 году, в штурме Царицына годом позднее, в обороне Крыма в 1920 году. К моменту эвакуации из Крыма он дослужился до чина генерал-майора. Поражение Белых в Гражданской войне вынудило Шинкаренко начать горькую жизнь изгнанника. Обладавший несомненными способностями к литературному творчеству, Николай Всеволодович поселился во Франции и стал заниматься журналистской и писательской работой.

Настоящую известность Шинкаренко принесли его репортажи с фронтов Гражданской войны в Испании. В 1936 году он отправился за Пиренеи в качестве корреспондента журнала Часовой, но вскоре решил принять активное участие в конфликте и записался добровольцем в карлистское ополчение, в терсио (батальон) Сумалакарреги. Генерал регулярно отправлял в Часовой заметки о событиях в Испании; кроме того, уже после окончания войны, он написал интересные воспоминания о своем военном опыте в Испании.

Попав в терсио Сумалакарреги, Шинкаренко быстро выслужил чин лейтенанта. Получив тяжелое ранение, он стал настоящей «звездой» белой эмиграции. История русского генерала, отправившегося добровольцем на войну в Испании и серьезно раненного в бою, стала известна всей Европе. Шинкаренко приходили письма от поклонниц из разных концов русского зарубежья. В госпитале его навещали многие представители испанской аристократии, в том числе Кармен Поло, супруга генерала Франко. После выздоровления Николай Всеволодович сумел добиться аудиенции у каудильо, во время которой попросил перевода в Легион – элитную часть испанской армии. Франко, показавшийся Шинкаренко «суховатым», согласился, и русский генерал стал одним из немногих иностранцев, служивших в Легионе в офицерском чине.

Свадьба Франсиско Франко и Марии дель Кармен Поло

Стоит заметить, что с самого начала конфликта у Шинкаренко не было никаких сомнений, к какой из сторон в Гражданской войне в Испании примкнуть. Как и большая часть русской военной эмиграции он сочувствовал франкистам. Кроме того, страшные церковные погромы на территориях, контролируемых республиканцами, не могли не ужаснуть Николая Всеволодовича. В своих записках о войне Шинкаренко с особой болью показывал разграбленные и оскверненные республиканцами церкви.

Но не только трагедия испанского духовенства в 1936-1939 годах привлекала Николая Всеволодовича. Русский генерал восхищался красотой испанских церквей и монастырей, он был очарован средневековыми кастильскими городками. Сразу после окончания войны Шинкаренко несколько месяцев путешествовал по Испании, изучая культуру этой ранее не знакомой ему пиренейской страны. «И в зубцах Авильских, и в старинных воротах Толедских, и в узеньких улочках, где на автомобиле не проедешь, и в изгибе мостов каменных порой есть и что-то такое, что идет от Сида и Кортеса», — рассказывал он о своих впечатлениях от поездок по Пиренейскому полуострову.

Толедо

Шинкаренко высоко оценивал испанское искусство, особенно живопись. Его любимым художником был Эль Греко. «Мне представляется, что величайшим по своей религиозности художником всех времен был именно Греко. Ибо в его живописи есть нечто, заставляющее ощущать, что кроме тела и над телом со всеми его линиями и красками, есть еще и высшее».

Эль Греко. Погребение графа Оргаса

Эстетика католических храмов и очарование испанской культуры повлияли на нашего героя: поселившись в Сан-Себастьяне, он принял католицизм. По всей видимости, это решение не было спонтанным. Не имея возможности посещать православную церковь, Николай Всеволодович часто молился в католических. Во время войны, добившись от командования перевода в Легион, он поехал в Страну Басков, в Святилище Святого Игнатия Лойолы. Фигура основателя Ордена иезуитов, солдата и христианского подвижника, вдохновляла русского генерала: «Хорошо накануне того дня, что снова будешь в бою, коснуться мысленно жизни такого святого, который носил панцирь и сам был ранен в бою».

Шинкаренко нравились архитектура и убранство католических церквей, кроме того, ему импонировал деятельный характер испанского духовенства. «Восточная церковь “созерцательна” и лишена способности действовать; в годы нашей гражданской войны русское духовенство, за редчайшим исключением, просто сидело и ждало, без малейшего к Белым касательства. В Испании же католическая церковь, и в целом своем и, тоже за редчайшими исключениями, в жизни каждого организма, с церковью связанного, была определеннейшим образом на стороне национальных сил и против всего красного. В этом и одна из причин нашей победы», — писал Николай Всеволодович. Участие Церкви в войне выражалось не только в проповедях и молебнах в честь победы, но и в деятельности войсковых священников. «Капеллан… в новом ненадеванном мундире и с Дарами пошел вперед… Там, под пулями, которые могли ведь попасть и в него самого, он причащал смертельно раненных. А тех, кто ранен не смертельно, сам своими руками вытаскивал из огня», — описывал поведение легионерского священника во время боя Шинкаренко.

Увлечение Николая Всеволодовича испанской культурой и католической верой никак не влияло на его самоощущение как русского. Он всегда надеялся, что когда-нибудь сможет вернуться в Россию. Находясь на службе в испанской армии, Шинкаренко любил подчеркивать свое военное образование и выучку Русской императорской армии. Он, как и другие белые офицеры в Испании, считал шиком бравировать опасностью и не пригибаться от вражеских пуль. В своих воспоминаниях Шинкаренко рассказывает о следующем случае:

Генерал А. В. Фок

«Надо было пересечь лесную тропинку, довольно прямую, и по которой спереди посвистывали пули в умеренном количестве. Все наши “бойцы” валились на живот и переползали тропку со всеми предосторожностями. Нам с Фоком (другой русский доброволец в Испании, генерал-майор Фок – прим. А. Т.) это не понравилось. Мы, держась, понятно, во весь рост, остановились посреди тропинки и, глядя на переползающих “рекете” (солдат карлистского ополчения – прим. А. Т.), сначала поговорили друг с другом так, о чем придется. А потом обратились с поучающими словами к на животе ползающим:

-Вот, видите нас? Стоим себе, и ничего с нами не делается.

Ответ с земли:

— Sí, los rusos….»

В отличие от некоторых других белых эмигрантов, воевавших в Испании на стороне Франко, Шинкаренко крайне негативно отнесся к идее Голубой дивизии и к участию русских во Второй Мировой войне на стороне нацистской Германии. Николая Всеволодовича нельзя упрекнуть в просоветских настроениях – до самой смерти он оставался непримиримым противником большевизма. В то же время он понимал, что планы нацистов несут смертельную опасность для самого существования русского народа: «Вне всякого касательства к России, советской или не советской, и к народу русскому, я всегда был в числе глубочайших врагов Гитлера. А, следовательно, хоть я и уважаю прусскую Германию, я был врагом Германии гитлеровской», — писал Николай Всеволодович.

Письмо с портретом Шинкаренко, которое Николай Всеволодович отправил П. Н. Краснову. Экспозиция Музея антибольшевистского сопротивления в усадьбе Владимира Мелихова (Подольск)

После войны Шинкаренко жил в Сан-Себастьяне, получая скромное жалованье лейтенанта Легиона. При всей симпатии к приютившей его стране русский генерал испытывал чувство определенной обиды на испанцев, которые не всегда могли оценить его огромный военный опыт. И в Легионе, и в карлистском ополчении Шинкаренко образцово исполнял обязанности офицера, однако его возмущало, что начальство относилось к нему как просто к одному из многих лейтенантов, не принимая во внимание богатую событиями биографию русского добровольца. В своих воспоминаниях Николай Всеволодович рассказывает о своих непростых взаимоотношениях с бригадным генералом Хуаном Ягуэ:

«Ягуэ не мог не знать, что приехал к нему, хоть и в “теньентских” погонах, но все-таки генерал русский.

Не мог не знать, потому что так было ему от главнокомандующего написано.

Иностранный генерал… Не каждый день это бывает, а значит, должно показаться ну хоть забавно развлекательным увидеть такого странного генерала.

Потому же можно послать его и ко всем чертям, если не понравится.

Ягуэ видеть меня не пожелал…

Генерал Хуан Ягуэ

В зиму с 1937 на 1938 год ездил я в Бургос. Вечером обедаю в ресторанной зале отеля “Дель Норте”, где я жил. Сижу один за своим столиком.

И вижу, в залу вошел Ягуэ с каким-то своим офицером; тоже обедать. Я кончил раньше, и по расположению столовой выходило так, что мне надо было пройти перед столиком Ягуэ.

Иду… И он же не только генерал, но еще и начальник Легиона, в котором я состою “теньенте”, так я принял позу “смирно”, с неподвижно вытянутыми по швам руками, и повернул по уставному голову.

На мне форме Легиона, притом, без обычных в то время упрощений офицеров испанских, расстегивающих ворот рубашки, а по всем правилам и с галстуком защитным. Все ленточки орденские, что я носил, иностранные, а это военному глазу заметно. И всего видней: на рукаве нашивка трехцветная.

Что она русская, этого Ягуэ, понятно, не обязан знать. Но что это явная иностранщина, так в глаза бросается.

Значит видел, обоими глазами видел, что вечером в ресторане проходил мимо него несомненнейший иностранный офицер.

И в форме Легиона….

Человечески естественным со стороны Ягуэ было бы или подозвать меня к себе, чтоб подошел; или хоть послать своего офицера в холл, чтобы спросить у меня фамилию.

Я этого и ждал.

Но, ничего подобного: ни подзывания, ни узнавания через офицера того».

Яркий и эмоциональный генерал Шинкаренко окончил свои дни на чужбине, вдали от Родины. Он стал одним из тех, кого наша страна потеряла вследствие революции, из-за трагического раскола в российском обществе. И пусть память об этом «последнем странствующем рыцаре», готовом бороться с несправедливостью и отстаивать свои идеалы в любой точке мiра, служит нам напоминанием о страшных последствиях, к которым приводит любая гражданская война.

Русские добровольцы в Испании. Шинкаренко сидит справа.