Шарлотта Корде: самая смелая девушка в истории французской революции

Апостол гибели, усталому Аиду
Перстом он жертвы назначал,
Но вышний суд ему послал
Тебя и деву Эвмениду.

Жан-Жак Хауэр, портрет Шарлотты Корде

Так писал о подвиге отважной французской девушки Шарлотты Корде Александр Сергеевич Пушкин в своем стихотворении «Кинжал». Ее трагическая судьба вдохновляла многих писателей, поэтов и художников из самых разных стран. Во французском городе Аржантан (Нормандия), в котором несколько лет жила Шарлотта, в ее честь названа улица. Чем вошла в историю эта французская аристократка, которую в возрасте 24 лет отправили на гильотину?

Шарлотта Корде родилась 27 июля 1768 года во французской дворянской семье в Нормандии. Она была правнучкой знаменитого драматурга Пьера Корнеля (1606-1684), автора таких пьес, как Сид и Гораций. Девочка воспитывалась в бенедиктинском монастыре в Кане, где она смогла получить весьма неплохое образование. Шарлотта была знакома не только с духовной литературой, но и с произведениями философов XVII-XVIII вв. Когда в 1790 г. монастырь был закрыт революционерами, Шарлотта вернулась к отцу (ее мать умерла шестью годами ранее). Несмотря на знатность происхождения и красоту, к 24 годам она все еще не вышла замуж и даже не думала о поисках мужа. Девушка увлекалась литературой и философией и все свободное время проводила за чтением.

В 1789 году во Франции началась революция. Поначалу революционные изменения казались благотворными для страны, и большая часть французов пребывала в состоянии эйфории. Однако скоро революция показала свое истинное лицо, и французские интеллектуалы ужаснулись. Массовые убийства заключенных в тюрьмах в сентябре 1792 года и казнь Людовика XVI в январе 1793 года приковали к себе внимание всей Европы.

Тони Робер-Флери, «Шарлотта Корде в Кане»

2 июня 1793 г. в результате переворота власть в стране захватили якобинцы – радикальные революционеры. На гораздо более умеренных жирондистов обрушились репрессии, и многие из депутатов Конвента были вынуждены бежать из Парижа в провинцию, спасаясь от якобинского террора.

Одним их самых жестоких лидеров якобинцев был Жан-Поль Марат. «Длинные сальные волосы без пудры на голове, которая кажется слишком большой для столь тощего и нескладного тела. Широкий и немного искривленный рот придает ему характерный вид двуногой лягушки», – так очень удачно описывает Марата испанский писатель Артуро Перес-Реверте в романе Добрые люди. Внешняя непривлекательность сочеталось у Марата с настоящим уродством души.

«Свобода не восторжествует, пока не отрубят преступные головы двухсот тысяч этих злодеев», – писал Марат о своих политических противниках. Даже некоторые из соратников-революционеров упрекали его за излишнюю жестокость. До революции Марат был весьма средним врачом, который мечтал о славе, но в силу отсутствия таланта так и не смог добиться успеха. Однако после 1789 г. его карьера пошла в гору. Он стал одним из вождей Якобинского клуба, а после 2 июня 1793 г. – самым могущественным человеком во Франции наряду с Робеспьером.

И в научной литературе, и в публицистике часто можно встретить утверждение, что Шарлотта Корде была роялисткой. На самом деле, по своим убеждениям она находилась ближе к жирондистам, то есть правильнее называть ее республиканкой. При этом она сочувствовала судьбе несчастного Людовика XVI и ни в коем случае не оправдывала революционный террор, который только начинал набирать ход в 1793 г. и который достигнет своего апогея в 1794 г.

Жан-Поль Марат

В июле 1793 года Шарлотта Корде приехала из Нормандии в Париж с твердой решимостью избавить Францию от одного из самых страшных якобинских палачей. Впоследствии ее обвиняли в участии в роялистском или жирондистском заговоре, но на самом деле девушка действовала самостоятельно. 13 июля она направилась в дом Марата на улице Кордельеров и попыталась попасть на прием к лидеру якобинцев. Это ей удалось не сразу: утром любовница Марата Симона Эврар не пустила посетительницу к «другу народа». Шарлотта написала Марату письмо, что располагает информацией о готовящемся контрреволюционном заговоре, и вечером того же дня добилась своей цели. То ли Марат действительно поверил в историю Шарлотты, то ли ему льстило, что молодая и красивая аристократка с такой настойчивостью пытается с ним встретиться, но он согласился ее принять.

Лидер революционеров встретил посетительницу, сидя в ванне – Марат страдал от кожной болезни и значительную часть дня проводил в воде. Шарлотта начала рассказывать ему о жирондистском заговоре и о депутатах, бежавших в Нормандию, а когда Марат принялся записывать их имена, ударила его два раза ножом, который пронесла в косынке.

Поль Бодри, «Убийство Марата» (1860)

Девушка была немедленно арестована. Ее не линчевали на месте – якобинцам важно было узнать, кто стоит за убийством Марата. Шарлотту поместили в тюрьму и очень строго охраняли: в ее камере круглосуточно сидели два жандарма. На суде она держалась с достоинством и заявила, что у нее не было сообщников. Через четыре дня после убийства Марата, 17 июля 1793 года, незадолго до своего 25-летия, Шарлотта Корде была гильотинирована. Приговор суда привел в исполнение знаменитый палач Шарль-Анри Сансон, который ранее казнил Людовика XVI, а впоследствии – лидера якобинцев Робеспьера. По свидетельствам очевидцев, девушка держалась с необыкновенным спокойствием во время казни.

Противниками якобинской диктатуры Шарлотта воспринималась как героиня. Люди самых разных политических взглядов, осуждавшие революционный террор, сформировали настоящий культ Шарлотты Корде. В начале статьи уже приводились пушкинские строки, посвященные убийце Марата. Александр Сергеевич был не единственным, кто вдохновлялся образом смелой француженки.

Французский поэт Андре Шенье (1762-1794), казненный на гильотине за день до падения якобинской диктатуры, посвятил Шарлотте Корде длинное стихотворение:

Тогда, как в эти дни, отравленные скверной,
Стенают подлецы, кто впрямь, кто лицемерно,
Среди бессмертных чтя Марата своего,
А идола сего заносчивый служитель,
Парнасский подлый гад, парнасской грязи житель
Вопит свой жалкий гимн у алтарей его.

Ты, Истина, молчишь. Слова оцепенели.
Страх спеленал язык, и губы не посмели
Пропеть деянью славному хвалу.
Ужель нам стоит жить? И жизни смысл каков?
Когда томится мысль под тяжестью оков
И от народных глаз скрывается во мглу.

Нет, молча не хочу я ту боготворить,
Что Францию мою пыталась пробудить,
Злодейство покарав, презренное от века.
О, дева грозная, как Мщение и Смерть,
Ты немощных богов заставила краснеть,
Что монстра создали под видом человека.

Когда из логовища змея голова
Едва просунулась, ты вмиг оборвала
Презренной жизни нить, твоей — ничтожный гад,
Чтоб у твоих зубов, из беспощадной пасти
Всю плоть невинную, что ты терзал со страстью,
Всю кровь невинную востребовать назад.

И встретившись с твоим, предсмертный взор его
Прочел в нем приговор и правды торжество.
Твой взгляд ему сказал: «Ступай в посмертный прах
И проложи тропу вождям себе подобным.
Купался ты в крови — зверь в упоенье злобном,
Так захлебнись в своей и вспомни о богах».

И Греция сама, восхищена тобой,
Свой мрамор источит, чтоб грозный подвиг твой
Навек запечатлеть, тираноборцев сонм
Пополня наконец, и хоры у могилы
В святом безумии восславят власть и силу
Богини мщения, с себя стряхнувшей сон.

А Франция тебя швырнула гильотине
И монстру своему готовит траур ныне
Такой же участи достойнейшая мразь.
О, как сумела ты улыбкою презренья
Смутить своих судей, хотевших тень смятенья
В твоих очах прочесть при слове «казнь».

О, как ничтожен был судья и тот сенат,
Тот грозный трибунал, когда твой гордый взгляд
И речь спокойная им разъяснили внятно,
Что тот, кто сокрушил тирана грязный трон
И смерть наградой взял, навек оправдан он,
Он свой невольный грех избыл тысячекратно.

О, как нас обманул твой, дева, облик нежный,
Когда ты в глубине свой замысел мятежный,
Месть беспощадную лелеяла, тая,
Так небо тихое в безветренной лазури
Таит в себе порой возможность дикой бури,
Метущей молнии, волнующей моря.

И приведенная на подлой казни место,
Была прекрасна ты, как юная невеста,
Спокойное лицо и чистый ясный взор,
Как презирала ты хулу толпы народной,
Себя считающей всевластной и свободной
И с воплем радостным ловящей приговор.

Но с подвигом твоим сплетен и наш позор.
Мы — Франции сыны — молчим, потупя взор.
На миг мужчиной став, ты посрамила нас,
Нас — жалких евнухов, нас — хор душонок рабьих,
Погрязших в жалобах, увязших в всхлипах бабьих
Тогда, когда зовет кинжальной мести час.

Так чудищем одним на этом грязном свете
Вдруг стало меньше вмиг. И Дева-добродетель
Тебя приветствует. Внемли ее хвале.
Да, ты была права. Убийство неизбежно.
Бессильны все слова. И лишь кинжал — надежда,
Когда во власти зла законы на земле.

Немецкий поэт Фридрих Готтлиб Клопшток (1724-1803) так писал о Шарлотте Корде:

«-Чья это могила? — я спросил, и мне ответил голос из земли:

— Это могила Шарлотты Корде.

— Я нарву цветов и осыплю ими твою могилу, потому что ты умерла за Родину!

— Нет, не рви ничего!

— Тогда я найду плакучую иву и посажу у твоей могилы, потому что ты умерла за Родину!

— Нет, не надо цветов, не надо ивы! Плачь! И пусть твои слезы будут кровавыми, потому что я напрасно умерла за Родину».

Жан-Жозеф Вертс, «Убийство Марата» (1880)

Англо-итальянский писатель Рафаэль Сабатини (1875-1950) написал о Шарлотте Корде рассказ «Тираноубийство. Шарлотта Корде и Жан-Поль Марат». Вот так автор показывает, как осужденную везли на казнь:

«Дверь отворилась, и появился палач Сансон, специалист по публичным казням. Он внес красное рубище — одеяние осужденных за убийство. Шарлотта не выказала ни малейшего испуга, лишь легкое удивление тому, что проведенное с Оэром время пролетело так быстро. Она попросила несколько минут, чтобы написать записку, и быстро набросала несколько слов, когда ей это позволили; потом объявила, что готова, и сняла чепец, дабы Сансон мог остричь ее пышные волосы. Однако сначала сама взяла ножницы, отрезала прядь и отдала Оэру на память. Когда Сансон собрался вязать ей руки, она сказала, что хотела бы надеть перчатки, потому что запястья у нее покрыты ссадинами и кровоподтеками от веревки, которой их скрутили в доме Марата. Палач заметил, что в этом нет необходимости, поскольку он свяжет ее, не причиняя боли, но впрочем, он сделает, как она пожелает.

Джеймс Гилрей, «Суд над Шарлоттой Корде»

— У тех, разумеется, не было вашего опыта, — ответила Шарлотта и без дальнейших возражений протянула ему ладони. — Хотя эти грубые руки обряжают меня для Смерти, — промолвила она, — они все-таки приближают меня к бессмертию.

Шарлотта взошла на повозку, поджидавшую в тюремном дворе, и осталась в ней стоять, не обращая внимания на предложенный Сансоном стул, дабы продемонстрировать народу свое бесстрашие и храбро встретить людскую ярость. Улицы были так запружены народом, что телега еле плелась; из гущи толпы раздавались кровожадные возгласы и оскорбления в адрес обреченной. Два часа потребовалось, чтобы достичь площади Республики. Тем временем над Парижем разразилась сильнейшая летняя гроза, и по узким улочкам устремились потоки воды. Шарлотта промокла с головы до пят, красный хитон облепил ее, словно сросшись с кожей и явив глазам лепную красоту девичьего тела. Багряное одеяние бросало теплый отсвет на лицо Шарлотты, усиливая впечатление ее глубокого спокойствия».

Артуро Мичелена (Венесуэла), «Шарлотта Корде перед казнью» (1889)