Себастьянизм – португальское мистико-монархическое учение

Летом 1578 г. войско Короля Португалии Себастьяна I высадилось в Марокко. Португальцы, называвшие свою экспедицию «Крестовым походом»,  намеревались освободить север Африки от мусульман.  Однако 4 августа в битве при Алькасер-Кибире (Alcácer-Quibir) европейцы понесли тяжелое поражение, а их предводитель погиб. Его тело так и не было найдено, что дало пищу для пересудов о том, что на самом деле Себастьян I чудесным образом выжил и вскоре вернется в Португалию. Со временем эти слухи трансформировались в легенду о «спрятанном Короле», который однажды, в самое тяжелое время, спасет свою страну. Эта история будоражила умы португальцев вплоть до XX века и привела к появлению такого феномена, как себастьянизм.

Фигура Себастьяна I (Sebastião I; по-португальски его имя звучит примерно как «Себаштиау») как нельзя лучше подходила для мифологизации и для превращения весьма посредственного правителя в лузитанского «Короля Артура». Правление Себастьяна I, родившегося в 1554 г., закончилось тяжелым династическим кризисом и потерей суверенитета. После гибели молодого бездетного Короля на трон вступил его дядя, кардинал Энрике, скончавшийся в 1580 г. После Энрике правителем Португалии стал испанский монарх Филипп II, объединивший под своим скипетром обе пиренейские державы, и Португалия, de facto превращенная в провинцию Испании, сумела восстановить независимость только в 1640 г. Несмотря на печальный результат правления Себастьяна I, этот Король и при жизни, и после смерти пользовался любовью народа. В качестве примера отношения современников к этому правителю можно привести тот факт, что эпопея «Лузиады» Л. де Камоэнса – одно из величайших произведений мiровой литературы – посвящена автором именно Себастьяну I.

В истории Нового Времени во многих странах были правители, которых можно назвать «рыцарями на престоле». В России таким монархом являлся, без сомнения, Император Павел Петрович, ставший в конце XVIII века Великим магистром Мальтийского ордена. В истории Франции  можно вспомнить Генриха II, погибшего в 1559 г. на турнире, или его отца, Франциска I, вызвавшего однажды на поединок Карла I. В Португалии же Королем-рыцарем был Себастьян I. С детства отличавшийся набожностью, он жил в воображаемом мiре турниров, благородных дам и храбрых воинов. Родись он несколькими столетиями ранее, он мог бы стать пиренейским Ричардом Львиное Сердце или Готфридом Бульонским, однако, к своему несчастью, Себастьян I жил в гораздо более прагматичный XVI век. Его крестовый поход, начатый через 483 года после Клермонского собора, был обречен на неудачу. Король погиб, а Португалия вступила в самый мрачный период в своей истории.

Идеализация образа Себастьяна I и времени его правления стали доминирующими в португальском общественном мнении конца XVI – XVII веков. Народ, еще помнивший о расцвете португальского королевства в начале XVI века, мечтал о появлении лидера, который вернул бы то золотое время. Загадочное исчезновение тела Себастьяна под Алькасер-Кибиром оставляло у жителей Лузитании надежду на то, что их правитель жив. В такой обстановке неудивительным выглядит появление нескольких самозванцев, выдававших себя за Короля Себастьяна. Наиболее известным из «лже-Себастьянов» был калабриец Марко Тулио Катицоне, так называемый «Себастьян из Венеции». Несмотря на то, что этот искатель приключений не знал ни слова по-португальски, он был признан за настоящего Короля рядом дворян, юристов и служителей Церкви, которые сформировали антииспанский заговор с целью возвести Катицоне на трон. «Лже-Себастьян» был арестован испанскими властями и казнен в 1603 году, тем не менее, самозванцы продолжали появляться и после него¹. В основном они не имели серьезного политического значения, вращаясь среди простого народа и, в отличие от Катицоне, не имея реальной поддержки в высших слоях общества.

Рассуждая о причинах распространения слухов, связанных с надеждой на возвращение Короля, который в сознании народа из реального правителя все больше превращался в Мессию, нельзя не отметить того, что себастьянистский миф появился не на пустом месте. Его зарождение можно связать с сочинениями Иоахима Флорского (Gioacchino da Fiore), итальянского мистика XII века, чьи взгляды пользовались большой популярностью на Пиренейском полуострове. Цистерцианец предсказывал наступление в 1260 году эпохи Святого Духа – времени духовного расцвета и чистоты человечества. Несмотря на то, что это предсказание не оправдалось, хилиазм – учение о грядущем тысячелетнем царствии Христа на земле – был популярен в ту эпоху. В Португалии идеи Иоахима Флорского упали на благодатную почву, и уже через несколько десятилетий Св. Фрей Жил (São Frei Gil), один из первых доминиканцев в стране, предсказывал воцарение в Португалии «нежданного» («não esperado») Короля и наступление нового золотого века². Пророчество доминиканца стало популярным в конце XVI века, полностью соответствуя ожиданиям португальцев. Тем не менее, стоит заметить, что сам текст пророчества либо был изменен при переводе с латыни на португальский, либо является подделкой. Фрей Жил скончался около 1265 года, однако в его словах есть предсказание гибели «Оттоманской империи», о существовании которой можно говорить лишь с конца XIII – начала XIV веков. Кроме того, доминиканец упоминает о «разрушении Византии» («Bizâncio será destruído»). Если использование отсутствовавшего в XIII веке названия «Византия» можно списать на недобросовестность издателя, адаптировавшего старопортугальский текст для современного читателя, то сам факт предсказания падения Византии португальским монахом первой половины XII века полностью лишен смысла. С западной точки зрения, «Византия» («Империя греков») уже перестала существовать в 1204 году, после взятия Константинополя крестоносцами и установления Латинской империи. «Предсказывать» событие, случившееся несколько десятилетий назад, было бы странно для Фрея Жила, однако вполне обоснованным для людей, заинтересованных в подогревании себастьянистской легенды в XVI-XVII веках. В таком случае упоминание о гибели Византии могло бы относиться в их глазах к событиям 1453 года, когда турки захватили Константинополь и положили конец существованию византийского государства. Вопрос о подлинности пророчества Фрея Жила требует отдельного изучения; для нас же важно то, что его текст (или приписываемый ему) имел хождение в Португалии после исчезновения Себастьяна I.

Одним из наиболее значимых предвозвестников себастьянизма стал сапожник Гонсало Анеш Бандарра (1500-1565). Он прожил большую часть жизни в городе Транкозу и прославился написанием мистических стихов, известных как «Trovas de Bandarra». Бандарра был крещёным евреем, и в его идеях заметно влияние иудейской философии. Стихи Бандарры говорят о великом будущем Португалии после прихода «Скрытого» («Encoberto») Короля. Несмотря на то, что Святая инквизиция запретила «Trovas de Bandarra», они продолжали нелегально циркулировать  по стране, а после гибели Себастьяна I стали особенно актуальными.

Падре Антониу Виейра в Новом Свете

Новое восприятие себастьянизма связано с деятельностью падре Антониу Виейра (1608-1697). Этот блестяще образованный иезуит перенес ожидания от прихода Короля Себастьяна на восстановление португальской монархии в 1640 году и связал их с фигурой Короля Жуана IV, нового правителя независимой Португалии. Таким образом, «Скрытый Король», чье появление предсказывал Бандарра – это не Себастьян I, а Жуан IV. Падре Виейра трансформирует себастьянизм в жуанизм и интерпретирует все предшествующие пророчества именно с этой новой точки зрения. В рамках намеченного Антониу Виейрой направления мысли португальцы активно используют себастьянистские ожидания народа, пытаясь обосновать законность пребывания Жуана IV на престоле. В 1644 году с разрешения португальских властей переиздаются стихи Бандарры, служащие политическим целям нового правительства страны (впрочем, уже через два десятилетия инквизиция снова их запрещает).

Как уже было отмечено выше, себастьянизм всегда был связан с идеей о грядущем золотом веке, который начнется после возвращения Короля. Падре Виейра, внесший свой вклад в развитие себастьянистского мифа, сформировал идею португальской политической мистической философии. Абстрактные хилиастические ожидания воплощаются у иезуита в идею «Пятой империи».  Антониу Виейра был не первый, кто размышлял о грядущей «Пятой империи» (например, эта идея встречается уже в «Лузиадах» Камоэнса), однако именно последователь Лойолы придал ей законченную и определенную форму. По мысли Виейры, Португалия должна стать всемiрной христианской империей, наследницей четырех предшествующих (Вавилонской, Персидской, Греческой и Римской)³. Португальцы воспринимаются им как богоизбранный народ, хранящий истинную веру. Изучая философию падре Виейры, нельзя не провести параллели с русской идеей о Москве, как о «Третьем Риме». С одной стороны, тут наблюдается определенное сходство: и для инока Филофея, и для Антониу Виейры миссия их народов заключается в спасении всего мiра. В то же время характерно лузитанское восприятие римского преемства: для идеологов «Москвы – Третьего Рима» Московское царство выступало в качестве наследника Римской империи («translatio imperii»), а португальская «Пятая империя» выходила за рамки римской традиции.

Лукас Кранах Старший. «Золотой век» (1530 год).

Необходимо заметить, что реального воплощения идеология Антониу Виейры не получила. Если Россия вплоть до 1917 года выступала в качестве защитницы православных народов, отчасти руководствуясь в своей внешней политике принципом «Москвы – Третьего Рима», то португальская «Пятая империя» осталась лишь красивым образом в мечтах нескольких интеллектуалов XVII века. Тем не менее, идея себастьянизма не исчезла и в XIX – начале XX века снова стала актуальной, причем не в самой Португалии, а в одной из ее бывших колоний – Бразилии.

В конце XIX века, через несколько лет после падения монархии в Бразилии, на севере страны началось восстание против республики. Вооруженный конфликт, вошедший в историю как «Война Канудос» («Guerra de Canudos»), стал одним из наиболее кровопролитных в истории латиноамериканской страны. Антониу Мендес, предводитель взбунтовавшихся крестьян, объявил, что скоро в Бразилии появится Король Себастьян I, который восстановит монархию, после чего начнется эпоха всеобщего процветания. Бразильская версия себастьянизма была простой и незамысловатой по сравнению с изящными построениями Антониу Виейры, однако она воодушевила тысячи людей, которые пошли на войну с правительственными войсками. Восстание было жестоко подавлено. Идея, родившаяся в XVI веке в результате реакции на потерю независимости Португалией, в конце XIX века стала фундаментом движения, которое по ряду параметров можно определить как тоталитарную секту и которое привело к гибели нескольких десятков тысяч крестьян.

В начале XX века философия себастьянизма снова вышла на первый план в португальской культуре. Оживление интереса к этой теме связано с именем Фернандо Пессоа (1888-1935). Талантливый поэт и переводчик, он увлекался всеми оккультными и эзотерическими учениями, начиная от католической мистики и заканчивая сатанизмом. Естественно, что учение о возвращении Короля Себастьяна привлекло его внимание. Пессоа изучал работы падре Виейры и читал стихи Бандарры, и в поэтическом сборнике «Послание» («Mensagem») – главном произведении поэта – мы находим стихи, посвященные этим двум идеологам себастьянизма. Само же ожидание возвращения Короля становится одной из главных тем всего сборника. В отличие от «классических» себастьянистов XVI-XVII веков Пессоа нельзя назвать христианским поэтом. Он вводит в свою поэзию ряд языческих и оккультных мотивов, при этом если для Камоэнса  в «Лузиадах» обращение к языческой мифологии является лишь внешней формой и данью увлечению классической древностью, то для Пессоа уже легенда о христианском Короле-крестоносце становится оболочкой для эзотерического содержания. Внешнее оформление себастьянизма у поэта  остается прежним: ожидание ушедшего от нас Себастьяна I. В стихотворении «Последний корабль» («A última nau») Пессоа выражает свое видения пришествия Короля:

«Последняя каравелла»

Священной волей Дона Себастьяна
Взвивая над простором океана
Имперский флаг
И не внимая пению и пеням,
Навстречу дымке и навстречу теням
Ты шла во мрак.

И не вернулась. У какого порта
Лежишь ты ныне, тиною затерта,
В какой стране?
Уже давно Грядущее не с нами,
Его же отблеск сумрачными снами
Летит ко мне.

Чем горше доля славы нашей прежней,
Тем в сердце и мятежней, и безбрежней
Моя мечта.
В ее морях, вне времени и меры,
Но силою неистребимой веры
Плывут суда.

Когда, не знаю; знаю, что когда-то,
Случайно глядя в сторону заката,
Увижу, как
Ты выплыла из пены точно та же,
И та же дымка вьется в такелаже,
И бьется — флаг.

(перевод: Г. Зельдович)

Русский перевод стихотворения сохраняет художественную выразительность оригинала, однако смещает некоторые смысловые акценты. Само название – «Последняя каравелла» – вызывает ненужную здесь ассоциацию с плаваниями Колумба и Магеллана, в то время как речь идет просто о «последнем корабле». В русском тексте корабль повинуется «священной воле Дона Себастьяна», в то время как в португальском – причина действия остается неизвестной. Более того, в оригинале корабль не просто уходит в последнее плаванье, но и увозит с собой Короля, ожидание которого является центральной темой стихотворения.  В русском переводе каравелла покоится у далекого порта, а в тексте Пессоа – у неоткрытого острова («ilha indescoberta»), что может быть отсылкой к островам Афродиты, упомянутым у Камоэнса. Последняя же строфа оригинала возвещает не просто о возвращении корабля, но о наступлении эпохи «Пятой империи». Мгла рассеивается, и на корабле развевается «флаг Империи» («…e trazes o pendão ainda do Império»).

Таким образом, себастьянистский миф является интересным примером того, как отвлеченные мистические идеи Иоахима Флорского модифицировались в реальную политическую программу, которая, в свою очередь, еще через 300 лет сохранила лишь христианскую оболочку, прикрывающую оккультную сущность. Ожидание будущего земного царства благоденствия характерно для многих религиозных учений. Христианам же необходимо помнить, что приход общемiрового правителя, при котором установится рай на земле, означает наступление последних времен, о которых сказано в Откровении Иоанна Богослова.

Приложение

Текст стихотворения Ф. Пессоа «Последний корабль» на португальском:

Levando a bordo El-Rei D. Sebastião,
E erguendo, como um nome, alto o pendão
Do Império,
Foi-se a última nau, ao sol aziago
Erma, e entre choros de ânsia e de pressago
Mistério.

Não voltou mais. A que ilha indescoberta
Aportou? Voltará da sorte incerta
Que teve?
Deus guarda o corpo e a forma do futuro,
Mas Sua luz projecta-o, sonho escuro
E breve.

Ah, quanto mais ao povo a alma falta,
Mais a minha alma atlântica se exalta
E entorna,
E em mim, num mar que não tem tempo ou espaço.
Vejo entre a cerração teu vulto baço
Que torna.

Não sei a hora, mas sei que há a hora,
Demore-a Deus, chame-lhe a alma embora
Mistério.
Surges ao sol em mim, e a névoa finda:
A mesma, e trazes o pendão ainda
Do Império.

(1934)

1 Catizone, Marco Tulio // Dizionario Biografico degli Italiani,volume 22 (1979). URL: http://www.treccani.it/enciclopedia/marco-tullio-catizone_(Dizionario-Biografico)/

2 Van Den Besselaar J. O Sebastianismo – História Sumária. Lisboa: Instituto de Cultura e Língua Portuguesa, 1987, p.  37.

3 Vieira A. História do futuro. Lisboa, 2015.

Фернандо Пессоа