Разговор о преображении через любовь в опере «Царская невеста». Интервью с Ангелиной Ахмедовой

Когда: 11 января 2019 г.

Где: Мариинский театр

Одна из премьерных опер этого года в Мариинском театре, постановка Александра Кузина «Царская невеста» продолжает радовать зрителей и слушателей. Перед очередным спектаклем мы решили побеседовать со стипендиатом программы Аткинс Мариинского театра, исполняющей партию Марфы, Ангелиной Ахмедовой.

Ангелина – выпускница Государственной консерватории Узбекистана, в 2017 году стала стипендиатом молодежной программы Аткинс. Дебютом в Мариинском театре для неё стала партия Наннетты в опере «Фальстаф» (о чем мы писали ранее Смешное и трагичное. Рецензия на премьеры опер Фальстаф и Царская невеста;), также Ангелина исполняет партию Мюзетты в «Богеме», однако именно партия Марфы для неё стала особой не только формально, поскольку в дипломной работе в Ташкенте она тоже исполняла эту партию, но и духовно смыслообразующей.

Я благодарна Богу, что могу быть на сцене!

СБ: «Царская невеста» — опера очень сильная по смысловому содержанию, Марфа – образ воплощенной жертвенной любви.

Существует ли специальный человек, консультант, который помогает, объясняет, учит ощущать себя в историческом контексте? Всё-таки это Московская Русь времен Ивана Грозного, время от нас теперешних далекое и непонятное…

Ангелина: Когда я впервые пришла на репетицию, крестилась тремя пальцами, как мы сейчас крестимся, а времена Ивана Грозного были до реформы патриарха Никона. Это первое, что мне сказали. Но я и сама прочитала исторические хроники, которые легли в основу оперы, историю Марфы Собакиной, которую Иван Грозный выбрал себе в жёны. Что касается образа… Времена ведь меняются, а чувства людей, переживания людей – нет. Опера настолько современна и сейчас. Манеры были другие, девушки были скромнее. Но консультанты, режиссерская команда за этим следят.

СБ: Вы говорите, что чувства не изменились, но одно дело, когда человек соотносит свою жизнь с существованием Бога, а другое дело – атеисты. Мне кажется, вам было немножечко проще, поскольку вы относите себя к верующим людям. Ведь образ Марфы – это образ человека, пребывающего в Боге, и свою любовь к Ивану Лыкову как жертву она позиционирует, это настоящая любовь, это встреча двух людей именно в  Боге. Поэтому человек, который эту партию исполняет, наверняка должен этим чувством проникнуться. Насколько этим может проникнуться, скажем, атеист? Или, если не столь категорично, человек, который просто является сочувствующим, считая, мол, что-то там (обращает взор выше) есть.

Ангелина: Когда я пою Марфу, я не думаю о моих коллегах, которые не верят в Бога…

СБ: Я понимаю, вы совсем о другом думаете (смеемся).

Ангелина: Но, конечно, это ощущение чистоты, ощущение настоящих искренних чувств, ощущение того, что это настоящая любовь, которая росла с детства к Ивану Лыкову, это, конечно, всё от Бога. Потому что любовь не может быть злом никогда. Даже если она такая, как у Любаши, или как у Грязного, всё равно всё от Бога. Я считаю, что чувство любви – это божественное чувство. И конечно, мне это очень помогает. Тем более, что тогда религия имела очень большое значение в жизни каждого. Мне не трудно, я – православная христианка. В постановке герои выходят из церкви, после вечерней службы, прекрасная погода, Марфа такая одухотворенная ждет своего жениха. Мне всё это очень близко.

Фрагмент оперы «Царская невеста» в постановке А. Кузина

СБ: Вы сказали, что вы – верующий человек.  Вы воспитывались в верующей семье? Или сами как-то поняли, что не просто так в мире всё устроено?

Ангелина: Меня в детстве покрестили, водили в храм. Но ходить в храм не было для меня обязательством. Я в какой-то момент почувствовала, что мне это необходимо, что  я верю в Бога и чувствую, что он меня ведет. Поняла, что никак без этого. Я выхожу из храма и мне становится очень хорошо. Я понимаю, что какие-то проблемы, суета, быт – это всё жизнь, но самое главное происходит.

Любовь Грязного к Марфе его преображает и в конце он говорит, что он сам вымолит у Бога такое наказание, что он готов потерпеть боль, страдания во имя этой любви.

СБ: Нравится ли вам сама постановка по декорациями, костюмам?

Ангелина: Постановка очень минималистичная по стенографии. Акцент идет на что-то одно в плане света, в плане декораций. И это позволяет сосредоточиться на содержании.

СБ: Как вам кажется, любовь Грязного к Марфе, она его преображает? Особенно в финале. Не кажется ли вам, что в какой-то момент его негативные черты как бы отступают, он очищается?

Ангелина: Для меня Грязной – не отрицательный герой. Для меня и Любаша – не отрицательный герой. Это люди, которые хотят любить и быть счастливыми. Любовь Грязного к Марфе его преображает и в конце он говорит, что он сам вымолит у Бога такое наказание, что он готов потерпеть боль, страдания во имя этой любви. Часто ли в наше время можно встретить мужчину, который готов отдать жизнь и страдать за женщину? Мне очень нравится образ Грязного и я понимаю, почему он полюбил Марфу.

СБ: Почему?

Ангелина: Он её полюбил потому, что она наполнена светом, жизнью, верой. Такие люди сразу влюбляют в себя.  Даже сейчас, в наше время, например, заходит девушка, она полна энергией, амбициями, жизнью, конечно, все обратят на неё внимание. Дело не в красоте, не в длинной косе, не в черной собольей брови. Марфа покорила его своим нутром. И здесь сильный контраст: ведь Любаша тоже очень красива. Но она слишком отдает себя. Когда мужчина всё получает от женщины, а рядом появляется та, которая знает себе цену, не рабствует ему, у неё горит глаз, обычно мужчины влюбляются в таких.

Какие бы ситуации ни происходили с нами, они нам очень правильно и вовремя даются. Чтобы что-то понять.

СБ: Любаша отдает себя, Грязной для Любаши абсолютен, для неё другой жизни не существует, но Марфа ведь тоже отдает себя любви.

Ангелина: Да, но когда приходит Лыков к ней, она рада его видеть, но говорит «Жених свою невесту забывает, вчера весь день и глаз не показал». В клавире ещё написано: «стыдливо». Т.е. она себе цену знает, несмотря на то, что она его ждала, арию целую спела, и когда он пришел к ней, она сказала про то, что ей не нравится. В этом очень большая разница.

СБ: А у Любаши любовь как рабствование и  Грязного это отторгает.

Ангелина: Мужчин это в принципе отторгает, во всех операх почему-то… (смеемся).

Фрагмент оперы «Царская невеста» в постановке А. Кузина

СБ: По поводу света, который наполняет изнутри и через взгляд, через улыбку, через такие все внешние проявления просачивается. В Любаше нет этого света?

Ангелина: Думаю, что да. Она же поет в своей арии, что всё для него, что она позабыла свой дом. Она свою жизнь отдала в руки Грязному. Знаете, есть такое выражение, что какая бы ни была ситуация, я всё отдаю в руки Бога. А она отдала всё в руки Грязного.

СБ: И позабыла Бога.

Ангелина: Да, как говорится: «не создавай себе идола». Нельзя. Это большой грех. Я думаю, что всё в жизни не просто так происходит. Все наши страдания, всё в жизни мы получаем не просто так. Какие бы ситуации ни происходили с нами, они нам очень правильно и вовремя даются. Чтобы что-то понять.

СБ: В этом трагедия Любаши, в которой она сама повинна. А вот в чем трагедия Марфы?

Ангелина: Вы видите эту трагедию со стороны, я её тоже вижу. Когда человек находится уже в ином измерении, он чувствует физически тяжелое состояние, но в душевном… она не страдает. Она не должна страдать в финале оперы. Опера заканчивается тем, что она говорит: «Приди же завтра, Ваня». Даже когда она сходит с ума, в ней есть этот свет, она надеется. Это удивительно… Когда ты сильно любишь и видишь в другом своего любимого человека, ты многого не замечаешь. Вот, например, она выходит в четвертом акте и говорит: «Я здорова, я совсем здорова».  Все вокруг страдают, видя это, а она не страдает. В «Тоске», например, Тоска страдает, Мими в «Богеме» страдает, у них это осознанно происходит. А Марфа – нет, она счастлива, даже в финале.

СБ: Да, Марфа не страдает, но если говорить об их с Иваном любви… Как любовь-встреча она состоялась, но получается, что у неё нет жизни. Несколько месяцев, лет они были счастливы, а потом …

Ангелина: Видимо, таково их предназначение на земле. Это такой вопрос… на который мы не знаем ответ, знают только там (показывает на небо).

И вот, когда ты умираешь…это, знаете, будто в храм сходить исповедоваться.

СБ: Финальная сцена: Марфа стоит на коленях, зовет Ивана. Как вам кажется, после она пойдет в монастырь или она умрет не только душевно, но и телесно? Что с ней будет дальше?

Ангелина: Смотря, какая постановка. В постановке в Ташкенте (в Большом театре им. Алишера Навои – примеч. ред.) я умирала на сцене. Здесь этого нет. Я думаю, что она и дальше будет жить, веруя, что Ваня придет. Так она его всю оперу ждет! Когда они выходят из храма, всё прекрасно, — она его ждет. И в конце, когда она сходит с ума, — она его ждет. И она так и умрет в светлых чувствах, страдая и мучаясь, но не осознавая этого.

СБ: Не только в постановке, но в самой пьесе Льва Мея всё обрывается на последней фразе. Скажите, пожалуйста, каков был ваш первый опыт «умирания» на сцене? Для вас это представляло какую-то трудность?

Ангелина: Первый опыт был в Ташкенте, именно в образе Марфы. Трудностей нет… Когда вы на сцене, то находитесь словно вне времени и вне пространства. Я думаю, из-за этого артисты так хотят на сцену, потому что в жизни мы не можем испытать этого чувства. И вот, когда ты умираешь…это, знаете, будто в храм сходить исповедоваться. Такая легкость наступает. Даже здесь, в постановке, Марфа же не умирает, но вот ты допел, занавес закрывается и у тебя такое ощущение, будто ты заново родился, будто что-то произошло. Воскресился как будто. Тебе очень легко. Это всё закончилось, ты наполнился чем-то и возродился. В «Богеме», когда Мими умирает, я будто сама умираю вместе с ней. Для меня это не просто: закончился спектакль и пошли домой. Нет, какое-то очищение происходит. Вообще, это чудо. Я так благодарна Богу, что могу быть на сцене и такое ощущать!