«Великая иллюзия» или гибель старой Европы
В прошлом году мы отмечали столетие ряда важных исторических событий, коренным образом изменивших жизнь в нашей стране. Это и февральская революция, и приход к власти Керенского, и октябрьский переворот, и зарождение Добровольческой армии. В течение всего года проводились лекции, конференции и научные семинары, посвящённые осмыслению произошедшего; средства массовой информации ежедневно публиковали материалы, относящиеся к 1917 году; многочисленные интернет-проекты позволяли поминутно реконструировать революционные события и следить за ними в режиме «реального времени». В новом, 1918 году мiр будет отмечать столетнюю годовщину окончания Великой войны 1914-1918 годов – конфликта, повернувшего ход развития всей европейской цивилизации.
Первая Мiровая война (в западной и в русской дореволюционной публицистике часто называемая «Великой войной») лишь относительно недавно начала восприниматься нами в качестве повода для гордости за героизм русских солдат и офицеров, а не как проявление «царского империализма». В то же время у наших бывших союзников по Антанте, Великобритании и Франции, память об этом конфликте составляет важную часть национального мифа. 11 ноября – на «Remembrance Day» или «Jour de l’Armistice» – в этих странах ежегодно проходят многочисленные церемонии, посвящённые противостоянию 1914-1918. Великая война стала не только предвозвестницей еще более страшной Второй Мiровой (в которой лицом к лицу снова сошлись многие из тех, кто воевал в 1914-1918), но и ознаменовала собой гибель старой Европы.
Говоря об исчезновении прежней Европы, следует понимать, что речь идёт не только и не столько о военно-политических изменениях на континенте. Безусловно, уничтожение в результате войны четырех крупных империй и образование многочисленных национальных государств стали наиболее заметными итогами конфликта. Тенденция к замене монархического строя республиканским и заметная радикализация политического дискурса повлияли на внутреннюю жизнь всех европейских стран. Однако наиболее существенным итогом конфликта стала гибель на полях сражений значительной части представителей довоенной элиты. Трагедии старой европейской аристократии в Великой войне посвящён фильм выдающегося французского режиссёра Жана Ренуара «Великая иллюзия» («La grande illusion»), появившийся на экранах в 1937 году и заслуженно считающийся одной из вершин антивоенного синематографа.
Большая часть действия посвящена пребыванию группы французских офицеров в немецком плену. В отличие от многих других фильмов про военный плен, у Ренуара отсутствуют лихо закрученный сюжет или сложные испытания, которые вынуждены преодолевать главные герои. Фильм показывает будни военнопленных, которые живут в относительно комфортных условиях, но не оставляют надежд на побег. В итоге двоим из них – лейтенанту Марешалю (Жан Габен) и лейтенанту Розенталю (Марсель Далио) удаётся сбежать из замка, в котором их содержали, в то время как их сосед по «камере», капитан де Боэльдьё (Пьер Френе), жертвует собой, отвлекая внимание немцев. Беглецы, проведя в дороге несколько дней, находят приют в доме немецкой крестьянки (Дита Парло), а потом успешно переходят границу со Швейцарией. Сюжет картины предельно прост, и очевидно, что режиссёра в первую очередь интересовали человеческие взаимоотношения между героями фильма.
Всех персонажей в «Великой иллюзии» можно разделить на несколько категорий в зависимости от двух критериев. С одной стороны, наблюдается оппозиция по национальному признаку: французы – немцы – русские (французы и русские при этом находятся в союзе против немцев). С другой – среди офицеров воюющих стран отмечаются классовые различия: потомственная аристократия – выслужившиеся в офицеры выходцы из низших классов – нувориши еврейского происхождения. Все они постоянно контактируют друг с другом в условиях сначала просто лагеря для военнопленных, а потом в замке для содержания пленных офицеров.
Отношения между нациями, участвующими в конфликте, проникнуты духом взаимоуважения, который трудно представить в любой из современных войн. Например, немецкие офицеры приглашают отобедать только что сбитых и взятых в плен французских лётчиков. У лейтенанта Марешаля прострелена рука, и он не может попробовать стейк на своей тарелке, однако сидящий рядом немец, несколько минут назад участвовавший в воздушном бою и, возможно, нанесший своему сотрапезнику рану, любезно предлагает свою помощь в разрезании мяса. Позднее, уже в лагере, Марешаля отправляют за провинность в карцер, и заключённый впадает в депрессию. Охраняющий его часовой пытается утешить француза и даже дарит ему губную гармошку. В «цивилизованном» XXI веке, когда попавшего в плен могут сжечь заживо в железной клетке, такое поведение кажется невозможным, однако для участников Великой войны оно было вполне естественным. Пройдёт всего лишь чуть более двух десятилетий — и во время Второй Мiровой те же самые немцы запомнятся зверствами по отношению к гражданскому населению и к военнопленным. Показательным примером изменения отношения к противнику в войне 1939-1945 может послужить нашумевшая картина Д. Эйера «Fury» (очевидно, что нельзя изучать историю по фильмам, однако поскольку сейчас речь идёт о картине Ренуара, то уместно сравнивать её кинообразами Второй Мiровой). Немцы в американском фильме — это враг, которого нужно не просто победить в бою, но уничтожить, поэтому американские солдаты без зазрения совести убивают пленных ради развлечения. Ни о какой дружеской трапезе или философских разговорах речи уже не идёт.
Вернемся к фильму Ренуара. Межнациональные отношения в «Великой иллюзии» – это не только взаимодействие между тюремщиками и заключёнными. Пленный русский офицер обучает своего французского товарища по несчастью тонкостям нашего языка. Простая немецкая крестьянка Эльза, чей муж погиб под Верденом, с радостью дает у себя дома убежище двум бежавшим из плена французам. Французы пытаются сообщить только что переведённым в лагерь англичанам о подкопе из одной из камер, по которому можно попытаться бежать. Различия между представителями стран-участниц войны заключаются только в языках; во всех остальных отношениях они думают, говорят и поступают одинаково. В этом заключается главный антивоенный посыл фильма: зачем европейским нациям нужно было воевать на протяжении четырех лет, если между ними не было никаких серьезных культурных различий?
Гораздо более заметными являются социальные различия между героями фильма. Капитан де Боэльдьё, потомственный дворянин, в любой ситуации держится с чувством собственного достоинства и сохраняет невозмутимость в любых обстоятельствах. Ко всему, что он и его товарищи по несчастью вынуждены делать в плену, герой Пьера Френе относится как к хобби. «Если гольф-клуб создан для игры в гольф, теннисный корт – для тенниса, то лагерь предназначен для побега», — отвечает он на предложение поучаствовать в рытье подкопа за территорию лагеря, и помогает своим соседям по бараку. Де Боэльдьё жертвует собой, чтобы помочь убежать своим друзьям, однако в общении между аристократом и лейтенантами Марешалем и Розенталем всегда есть невидимая стена. «Мы с Вами уже полтора года в плену, а Вы до сих пор говорите мне “Вы”», — возмущается Марешаль. «Я говорю “Вы” даже матери и жене», — спокойно отвечает де Боэльдьё.
Если гольф-клуб создан для игры в гольф, теннисный корт – для тенниса, то лагерь предназначен для побега
Гораздо непринуждённее де Боэльдьё чувствует себя в обществе начальника лагеря для военнопленных, майора фон Рауффенштайна (Эрих фон Штрогейм). Прекрасный лётчик, получивший тяжёлые ранения на войне, фон Рауффенштайн вынужден занимать малопочётную тыловую должность. Аристократ до мозга костей, он общается на равных только с не менее знатным де Боэльдьё. Их разговоры, в которых собеседники часто переходят с французского на английский, вертятся вокруг скачек, общих знакомых из высшего общества и воспоминаний о довоенной жизни. Они с ностальгией рассуждают о старом добром мирном времени, однако ни одного, ни другого нельзя назвать пацифистами. Их предки столетиями занимались военным делом, и оба офицера знают, что именно служба в армии является их настоящим призванием. «Для обычного человека гибель на войне — это трагедия. Но для Вас и для меня — это достойная смерть», — говорит смертельно раненный де Боэльдьё фон Рауффенштайну. При этом они чувствуют, что время старой Европы уходит. «Я не знаю, кто победит в этой войне, но каким бы ни был её исход, он будет означать конец Рауффенштайнов и Боэльдьё», — с горечью рассуждает германский офицер. Он живёт среди мрачных и безжизненных стен замка, в котором содержатся военнопленные, и единственным растением, оживляющим этот каменный мешок, является маленький цветок, за которым заботливо ухаживает фон Рауффенштайн. Де Боэльдьё и фон Рауффенштайн — это такие же яркие цветы, погибающие среди окружающей их серости.
Проявлением дружбы между де Боэльдьё и фон Рауффенштайном является не панибратство, а рыцарские отношения между французом и немцем. Во время обыска личных вещей заключённых комендант германского лагеря берёт слово у де Боэльдьё, что в его комнате нет ничего запрещённого и освобождает француза от досмотра. Французский офицер не солгал: перед обыском он спрятал верёвку вне помещения, в которой располагались военнопленные, и с чистой совестью дал слово чести. Уловка вполне в духе средневековых западноевропейских рыцарей, которая являет собой допустимую на войне хитрость. На вопрос де Боэльдьё, почему комендант не взял слово у других французских офицеров, фон Рауффенштайн в недоумении переспросил: «Слово Розенталя или Марешаля? — Оно ничуть не хуже нашего. — ответил де Боэльдьё. — Возможно». Переносясь из воображаемого мiра Ренуара в реальную историю Великой войны, можно задаться вопросом, чего стоило слово подпоручика Михаила Тухачевского, будущего военачальника Красной армии во время Гражданской войны, который, чтобы сбежать из германского плена, дал слово офицера, что вернётся с прогулки, на которую его отпустили без конвоя, однако обещание своё нарушил и скрылся.
Великая иллюзия, в которую поверили европейские политические элиты в 1914 году, ознаменовала собой крушение старого мiра и рождение новой Европы. Хуже она или лучше довоенной — вопрос, ответ на который зависит от мiровоззрения каждого конкретного человека. Ренуар не высказывает своего мнения на эту тему — приземлённый, но добродушный Марешаль, как и де Боэльдьё, является положительным персонажем (строго говоря, отрицательных героев в фильме нет). Режиссёр просто фиксирует изменения, которые приносит с собой Великая война.
Один мой приятель говорит, что любой образованный человек должен прочесть три книги о Великой войне: «На Западном фронте без перемен» Э.М. Ремарка как антивоенный роман; «В стальных грозах» Э. Юнгера как прославление человеческого мужества и доблести солдат; «Похождения бравого солдата Швейка» Я. Гашека, представляющие сатирический взгляд на конфликт. Как мне кажется, не менее важным для изучения отображения Великой войны в искусстве является просмотр «Великой иллюзии» Жана Ренуара.