Две жертвы. Параллели библейской истории и античной трагедии
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
1 Кор. 4-8
Тема жертвоприношений проходит через всю человеческую историю. В Библии много сюжетов, посвященных этой теме, но случается так, что несколько стихов порождают множество толкований и являются источником и вдохновляющим началом для многих художественных творений. Такова история жертвоприношения Иеффая, описанная в Книге Судей. Книга Судей посвящена периоду истории еврейского народа от завоеваний Иисуса Навина до образования государства с единой царской властью. Разрозненными областями правили яркие, харизматичные личности. Таковым был и Иеффай, девятый судья — воин, о котором рассказано в упомянутой книге.
Суд 11:1-3
1 Иеффай, Галаадитянин был человек храбрый. Он был сыном блудницы; от Галаада родился Иеффай.
2 И жена Галаадова родила ему сыновей. Когда возмужали сыновья жены, изгнали они Иеффая, сказав ему: ты не наследник в доме отца нашего, потому что ты сын другой женщины.
3 И убежал Иеффай от братьев своих и жил в земле Тов; и собирались к Иеффаю праздные люди, и выходили с ним.
Священное Писание скупо говорит о том, чем занимались Иеффай и люди его. Возникший конфликт с Аммонитянами вынудил старейшин Галаада обратиться за помощью к Иеффаю и его людям. И перед жесточайшим сражением дал Иеффай клятву.
Суд 11:30-31
30 И дал Иеффай обет Господу, и сказал: если Ты предашь Аммонитян в руки мои,
31 То по возвращении моем с миром от Аммонитян, что выйдет из ворот дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение.
Сражение завершилось полной победой Иеффая и его людей. Но когда он вернулся в дом свой в Массифу, первым, кто встретил его, была его единственная дочь.
Суд 11:34-35
34 И пришел Иеффай в Массифу, в дом свой, и вот, дочь его выходит навстречу ему с тимпанами и ликам: она была у него только одна, и не было у него еще ни сына, ни дочери.
35 Когда он увидел ее, разодрал одежду свою и сказал: ах, дочь моя! ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего! я отверз (о тебе) уста мои пред Господом, и не могу отречься!
Можно сказать, что эти несколько стихов обладают необыкновенной силой эмоционального воздействия. Иеффай обвиняет свою дочь: «…ах, дочь моя! ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего!». Отчаяние Иеффая понятно, но в чем же вина его девочки? Да только лишь в том, что она искренне любила своего отца, первая выбежала из дома, обогнав всех, ему навстречу, с радостью и ликованием от того, что живой вернулся после победы в жестоком сражении. И было ей безразлично, что ее отец — отверженный сын блудницы, которого «добропорядочные» сводные братья выгнали из дома, предводитель странных «людей праздных» или смелый воин… Был он для этой доверчивой девочки просто любимым отцом.
История эта получила обширную трактовку, как в христианстве, так и в иудаизме. Например, св. Иоанн Златоуст говорит о том, что Бог попустил совершится этой жертве, чтобы далее никто не давал опрометчивых обетов: «…Бог не остановил этого заклания. Если бы Он, после того обета и обречения, остановил жертву, многие и после Иефая, в надежде, что Бог не примет, стали бы делать множество таких обетов и таким путем доходили бы до детоубийства. Но теперь, попустив детоубийству совершиться на деле, Он отвел от него всех людей последующего времени»1.
В преданиях еврейского народа от Лица Самого Бога дана оценка необдуманного обета Иеффая: «Итак, Иеффай поклялся принести мне в жертву первое, что встретится ему! А если первой ему встретится собака, тогда собаку мне принесут в жертву? Да падет клятва Иеффая на его первенца, на его единственное дитя, да, пусть его единственная дочь пострадает за клятву Иеффая. Но Я, конечно же, спасу народ мой, но не ради Иеффая, но благодаря молитвам Израиля»2.
Созвучно, но более подробно сказано в Великом Мидраше: «Сказал ему Святой, благословен Он: — Если бы вышел верблюд, осел, или пес, ты принес бы его Мне в жертву?»3. И далее приводятся доказательства о незаконности обета Иеффая. Здесь уместно обратиться к Священному Писанию Ветхого Завета, к книге Левит, где приведены и разъяснены жертвы храму. Самая сильная жертва — это «заклятие», херем (חָרָם ,חֵרָם – заклятие). Херем, как жертва храму (хотя под этим словом подразумеваются и другие смыслы) имеет точно определенные действия.
Лев 27:28
28 Только все заклятое, что под заклятием отдает человек Господу из своей собственности, человека ли, скотину ли, поле ли своего владения, — не продается и не выкупается: все заклятое есть великая святыня Господня.
Но Иеффай не заклятие дал — он дал обет (Суд 11:30-31). Обет, недер, (נָדָר , נֵרָר – давать обет). Но, согласно Лев 27:1-16, обет данный Богу и принесенный в храм, можно было выкупить обратно. Этот закон распространялся и на людей. Человека, посвященного по обету, необходимо было привести в храм, чтобы он предстал перед священником, который бы и определил сумму выкупа. Иеффай этого не сделал, о чем и сказано в мидраше: «Рабби Йоханан сказал: — Посвящение деньгами должен был [принести Ифтах ]»4. Почему он этого не сделал? Мидраш дает объяснение: «А разве не было там Пинхаса, который отменил бы ему обет? Но Пинхас сказал: он нуждается во мне, а я пойду к нему? [Ифтах сказал: — Я глава военачальников Израиля, и я пойду к Пинхасу?] Пока суд да дело, погибла девушка…»5. Дополнительное разъяснение дается в примечании к этим словам: «Согласно талмудической Галахе, неправильно данный обет должен быть отменен. Но только мудрец может найти способ разрешить от обета, найдя в нем изначальную неточность. Согласно мнению толкователя, священник Пинхас, современник Ифтаха, и был мудрецом, способным разрешить от обета Ифтаха»6. (Во многих переводах встречаются разночтения в написании библейских имен. Имя יִפְתָּח в разных переводах звучит как Ифтах, Иеффай, Иефай. Аналогично, имя פִינְחָס может звучать как Пинхас, Финеес — сын Елеазара, сына Аарона священника).
Все многочисленные высказывания были связаны с личностью Иеффая. Как бы в тени была история собственно его дочери. Из книги «Предания еврейского народа» можно узнать ее имя – Шейла. (В другой редакции – Сейла.) Та же книга говорит о том, что Шейла якобы пыталась убедить отца отказаться от выполнения данного обета. Однако Священное Писание Ветхого Завета повествует о другом отношении Шейлы к обету, данному ее отцом.
Суд 11:35
35 Когда он увидел ее, разодрал одежду свою и сказал: ах, дочь моя! ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего! я отверз (о тебе) уста мои пред Господом, и не могу отречься!
36 Она сказала ему: отец мой! ты отверз уста твои пред Господом — и делай со мною то, что произнесли уста твои, когда Господь совершил чрез тебя отмщение врагам твоим, Аммонитянам.
Согласно Священному Писанию, в ответе Шейлы нет и тени сомнения. И если виновник необдуманной клятвы – Иеффай – предается отчаянию и не может найти выход из создавшейся ситуации, то его юная дочь самостоятельно принимает решение. Настоящую жертву приносит именно эта девочка, безмерно любящая своего отца.
Суд 11:37-38
37 И сказала отцу своему: сделай мне только вот что: отпусти меня на два месяца; я пойду, взойду на горы и оплачу девство мое с подругами моими.
38 Он сказал: пойди. И отпустил ее на два месяца. Она пошла с подругами своими и оплакивала девство свое в горах.
По сути Шейла приносит свою добровольную жертву. Жертву, как знак искренней любви к отцу.
39 По прошествии двух месяцев, она возвратилась к отцу своему, и он совершил над нею обет свой, который дал, и она не познала мужа. И вошло в обычай у Израиля,
40 что ежегодно дочери Израилевы ходили оплакивать дочь Иеффая Галаадитянина, четыре дня в году.
Из глубины веков пришла к нам эта история, но летят века, и в другое время и в другом месте все повторяется сначала. Знал ли великий Еврипид (480 г до н.э — 406 г. до н.э.) историю дочери Иеффая — вопрос остается открытым, однако судьба Ифигении, дочери царя Агамемнона, перекликается с судьбой дочери Иеффая. Трагедия «Ифигения в Авлиде» по словам И.М. Тронского: «… не была закончена Еврипидом и дошла до нас в несколько переработанном виде. Суровое предание о жертвоприношении Ифигении Еврипид перенес по своему обыкновению в будничную сферу ничтожных людей и мелких чувств, но с другой стороны, украсил новыми образами, введение которых превратило варварское заклание в самоотверженный подвиг»7. Еврипид повествует о начальных, подготовительных этапах Троянской войны. Оскорбление, нанесенное царствующему дому греков троянским царевичем Парисом, соблазнившему и укравшему жену царя Менелая Елену подвигло греков начать войну против Трои. Предводителем избран брат Менелая, Агамемнон. Однако могущественная армада греческих кораблей вынуждена прозябать в беотийской гавани, в Авлиде, так как не было попутного ветра. Для успеха военного похода жрец Калхант открыл страшное предсказание — для успеха в будущей войне необходимо принести жертву богине Артемиде. Этой жертвой должна стать дочь Агамемнона — Ифигения. В начале трагедии Агамемнон показан еще скорбящем и колеблющимся. Он пишет обманное письмо, в котором просит привезти Ифигению в лагерь. Агамемнон сообщает, что Ифигению хотят представить жениху — красавцу Ахиллу. Истинная цель вызова Ифигении не раскрыта. Глубокой ночью он выходит из своего шатра, «блуждает взором по небу», подзывает старика-раба.
Агамемнон
Скажи, старик, какая там звезда
По небу катится?
Старик (тоже смотря в небо)
То Сириус, владыка,
Семи Плеяд созвездия настигла
И возле них небесный держит путь,
А что прошла, ей столько ж остается…8
Удивительный диалог. Старый раб, у которого даже нет имени, к нему обращаются по кличке «старик», вдруг обнаруживает глубокие познания в астрономии, знает пути движения небесных светил, для чего надо было преуспеть во многих других науках. И, несмотря на это, он находится на самой нижней ступеньке социальной лестницы….
Агамемнон еще не готов следовать словам предсказателя Калханта, и эти колебания раздражают Менелая. В его монологе вдруг открываются очень неприглядные черты личности Агамемнона — как царь добивался стать предводителем ахейцев, как отвернулся от тех, кто привел его к желанной цели, как непоследователен он был всех своих делах и поступках.
Вспомни, как душой горел ты стать вождем союзных ратей,
Сколько ран душевных прятал под расшитый свой гиматий!
Вспомни, как ты унижался, черни руки пожимая,
Как дверей не запирал ты, без разбору принимая,
Как со всеми по порядку ты беседовал учтиво,
И врагов и равнодушных уловляя фразой льстивой…
И с ахейцами торгуясь за надменную утеху,
Чем тогда ты, Агамемнон, не пожертвовал успеху?
А потом, добившись власти, вспомни, как ты изменился,
От друзей своих недавних как умело отстранился!
Неприступен и невидим стал наш вождь. Не так бывает
С мужем чести, если жребий путь широкий открывает
Перед ним: сильней он любит друга, в горе нажитого,
Рад он лить ему усладу из бокала золотого9.
Суровы обличения Менелая, когда речь заходит о вынужденной остановке — безветрие остановило корабли ахейцев.
И ахейцы возроптали.
«Распусти нас, — говорили, — жить в Авлиде нам постыло».
…
А меж тем с бессильным стоном
Приставал ко мне: «Что делать? Чем поможем мы несчастью?»
О Атрид, ты видел выход, да жалел проститься с властью!
Помнишь, как ты был ничтожен, за борт выброшен судьбою?
А когда Калхант-гадатель Артемиде для убоя
Дочь твою обрек на жертву, путь взамен суля счастливый,
Помнишь, как ты духом ожил, как в надежде торопливой
Сам, никем не принуждаем, написал, чтоб Тиндарида
Ифигению прислала, — мол, невесту для Пелида?
…
О, вас тысячи подобных… Почесть, деньги — все им мало.
Власти ищут, а добились — чуть доходит до расплаты,
Проклинают алчность черни, будто люди виноваты,
Что под царскою кольчугой сердце лани робкой бьется.
…
Нет, мешки вы золотые,
Не годитесь вы для трона, не вожди вы боевые!
Разум нужен править войском, править гражданами — ум,
И, за деньги власть купивши, промахнешься, толстосум!10
Менелай противник жертвоприношения — не исправить нравственность «блудливой жены», имея в виду, безусловно, сбежавшую жену, пролитием «детской крови». Однако, Ифигения с матерью Клитемнестрой уже прибыла в Авлиду. Она спешит к отцу, и становится ясно, как она любит его:
Ифигения
(обнимая отца)
Отец, любимый мой, дай раньше мне
Тебя обнять, я вся горю желаньем…
(Любуясь им.)
О, милые черты!
(Обращается к матери с виноватой улыбкой.)
Прости, родная!
Клитемнестра
(с улыбкой)
Я не сержусь, любимая моя:
К отцу всегда ты всех была нежнее…11
Страшную тайну Клитемнестре и Ахиллу открывает старик-раб. Ахилл, вспоминая свое благородное происхождение, возмущен обманом:
Я бесом был бы зачат, не Пелеем,
Когда б терпел, что именем моим
Играет царь, как топором разбойник.
О нет!..12
И далее, дает убийственную характеристику жрецу:
А ты, провидец-жрец, тебе едва ли
Достанется на тризне пировать:
О краснобай, пусть только раз удачно
Предскажет он, а сотни раз солжет,
О промахах никто и не помянет…13
(Необыкновенно смелые слова, если учесть время жизни самого Еврипида — 480 г до н.э — 406 г. до н.э. языческий мир не смел и шагу сделать без советов разных магов, жрецов, колдунов и предсказателей!)
Если вначале Ахилл просто возмущен обманом, возмущен тем, что царь фактически занимается недостойными интригами, то после знакомства с Ифигенией, которой также становится известна истинная причина вызова ее в Авлиду, он признается:
О дочь Атрида, если бы судили
Мне брак с тобой бессмертные, то мир
Счастливцем бы украсился. Элладе
В тебе дивлюсь, тебе ж средь дев ее…14
И он готов воспротивиться страшному предсказанию и говорит:
Послушай: там, у алтаря, мои
В оружии готовы будут люди;
Когда у горла загорится нож
И у тебя невольно сердце дрогнет, —
Ты вспомнишь, что защитник твой готов.
(Уходит со своим отрядом.)15
Казалось бы, есть значительные силы, которые препятствуют жертвоприношению, но, как и в истории с дочерью Иеффая, окончательное решение принимает сама Ифигения, после слов, услышанных от отца:
Дитя мое… Не Менелая волю,
Как раб, творю… Эллада мне велит
Тебя убить… ей смерть твоя угодна16.
Любовь к отцу дает Ифигении силы и решимость пожертвовать собою. Последняя просьба обращена к матери — остаться, и не сопровождать дочь к алтарю…
Трагедия завершается удивительным сообщением. К Клитемнестре является вестник и сообщает, что Ифигению взяла к себе богиня Артемида, вместо дочери Агамемнона для жертвоприношения богиня отдала лань.
Эти две девочки, о которых поведали Библейская история и трагедия Еврипида, явили пример искренней и бескорыстной любви. Именно любовь к ближнему, а конкретно — любовь к отцу, побудила без сомнений и колебаний взойти на жертвенный алтарь. И если библейского Иеффая еще можно частично оправдать — по неосторожности ли, по незнанию ли, подвел он любимую дочь к трагическому концу, то царь Агамемнон не вызывает вообще никакой симпатии. Здесь особо изумляет тот факт, что объект любви не только далек от совершенства, но даже не обладает элементарными нравственными чертами. Он сознательно и обдуманно требует от дочери принести жертву… И казалось бы, приходит крамольная мысль — а заслуживали ли эти люди такой жертвы? Какие силы способны были убедить к этому героинь поведанной истории? И ответ ясен – только любовь. Но и для всех нас была принесена Самая Великая Жертва — Жертва Спасителя, ибо по великой любви Бога к людям принесена она, и вспоминаются стихи из Символа веры:
…Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием…
И, быть может, таинственная, непостижимая, жертвенная Любовь Бога к нам всем, Промысел Божий удерживает нас всех от наших безумств, от нашей жестокости и от нашего самоуничтожения…
Источник
Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Четвертое издание. Брюссель. 1989. Издательство «Жизнь с Богом».
1 Св. Ионн Златоуст. Полное собрание Творений в двенадцати томах. Том II. Книга первая. Беседы о статуях. Православная книга. Москва. 1993. С.163.
2 Луис Гинцберг. Предания еврейского народа. От Исхода до Эсфири. М. Вече, С.404-405.
3 מדרשׁ רבה Мидраш Раба. (Великий Мидраш). Берешит Раба. Том второй. Москва, «Лехаим», 2014, С.106.
4 Там же.
5 Там же. С. 107.
6 Там же.
7 Тронский И.М. История античной литературы. Москва. Высшая школа. 1983. С.149.
8 Еврипид. Трагедии. Литературные памятники. В двух томах. Том II. Перевод Иннокентия Анненского. Научно-издательский центр. «Ладомир», «Наука». С.449.
9 Там же. С.462.
10 Там же.
11 Там же. С. 474.
12 Там же. С. 493.
13 Там же.
14 Там же. С.513.
15 Там же.
16 Там же.