Милующая тень

От редакции

Публикация в «Начале» статьи А.В. Темнова «Милующая тень», с точки зрения редакции, имеет двоякий смысл. Во-первых, надо это признать, в ней просто и ясно излагаются наиболее распространенные аргументы в пользу теодицеи, как они оформились на протяжении почти двух тысячелетий. Более важным, однако, представляется другой момент. А именно проблематичность того, что из себя представляет всякая теодицея. Несмотря ни на какую длительность существования проблемы теодицеи, ее укорененность в традиции христианской мысли, мы вправе усомниться в том, что она непременно необходима, есть то, без чего христианскому богословию существовать невозможно. Статья А.В. Темнова сомнение касательно необходимости теодицеи, как нам это представляется, актуализирует.

Прежде всего, ввиду неравновесности ее аргументов. В ней, как это обыкновенно имеет место, недоумение по поводу мирового зла никак не покрывается доказательствами в пользу богооправдания. Последние так и остаются хлипким заслоном той черной дыры, в которую они могут провалиться. Но не о том речь, что Бога ввиду обширности и глубины неисследимой мирового зла до конца, с последней ясностью и убедительностью оправдать невозможно. Речь у нас как раз совсем о другом, о том именно, что путь теодицеи как таковой чреват тупиком и нечестием. Самое существенное здесь может быть сформулировано сразу: Бог в оправдании не нуждается. Вступив на путь Его «оправдания», мы очень сильно рискуем все сразу же безнадежно перепутать.

Да, наверное, в каких-то скромных пределах вполне допустимо объяснять зло как непротиворечащее всеблагости, всемогуществу и всеведению Бога. Но лишь при полном осознании самого существенного и все остальное определяющего — происходящее в Боге и в мире это обязательно еще и тайна. Оно не есть бессмыслица и абсурд, оно обязательно от смысла. Но смысл этот для нас, тварных существ, еще и сверхсмысл, он открыт в своей полноте божественному, а никак не человеческому уму. Но если это именно так, то всякая теодицея должна исходить из того, что ей положен предел, что наступает момент, когда придется сказать себе: только Богу ведомо все, и потому замкни уста свои, с тем чтобы попытки оправдания Бога уступили место вере в Него. Последняя же есть не что иное, как соединение с божественным сверхсмыслом помимо доказательств и аргументов. Они могут быть, а могут и не быть, потому как связь между человеком и Богом — это связь личностная. Верит только личность и только личности и в личность. А тогда аргументы и доказательства отступают, утрачивают свою насущность.

Разумеется, в определенных ситуациях, когда зло обрушивается катастрофой и ужасом, нельзя избежать вопросов: «Почему, за что?», «как такое оказалось возможным?» и т.п. Но вопросы эти должно покрывать то, что идет от веры: «Смысл в происшедшем есть, когда-то он раскроется, зло будет преодолено, бывшее станет небывшим». Катастрофы и ужасы такое до конца не снимают. И все же вера дает надежду. А жизнь в надежде для христианина предпочтительнее очередному выстраиванию теодицеи, которая тем вымученней и натужней с ее человеческими аргументами по поводу совершающегося по меркам сверхчеловеческим, чем острее встает вопрос о зле.

Нам представляется, что статья А.В. Темнова служит хорошим поводом к размышлению в обозначенном направлении.

Милующая тень

Не так давно освобожденный из швейцарской тюрьмы Виталий Калоев в одном из своих интервью признался в том, что он потерял веру в Бога. «Я перестал молиться пять лет назад, — говорит Виталий. Кому? И за что молиться? Вот говорят, что мои дети на небесах. Но на самом деле они в земле…»^[1]. Напомню, что пять лет назад у Виталия Калоева в авиакатастрофе погибли все его близкие: жена и двое детей. Трагедия случилась из-за ошибки диспетчера одной из швейцарских авиакомпаний. В результате в воздухе столкнулись два самолета, в одном из которых находилась семья Калоева. Помимо семьи Виталия в самолете было еще несколько десятков человек ^[2], среди них 50 детей. Пережить своих детей, — одно из самых страшных испытаний, которые могут ожидать человека в этой жизни. Такая трагедия для многих родителей не проходит бесследно: кто-то психологически «ломается», кто-то спивается, кто-то заканчивает жизнь самоубийством. Виталий Калоев пошел дальше: он не смог свыкнуться с мыслью, что тот, кто был повинен в гибели его семьи, продолжает жить на белом свете. Решая восстановить справедливость, Виталий убивает диспетчера, получив за это преступление несколько лет тюрьмы. Кроме того, выйдя досрочно на свободу, он признается в том, что его вера в Бога была роковой ошибкой. Он не смог совместить существование Бога и того зла, в результате которого потерял свою жену и детей, и как эпилог Бог из его жизни Виталием был вычеркнут.

В.М. Васнецов
«Единородный Сыне и Словесе Божий».
Роспись Владимирского собора в Киеве.

Наверное, ни одна проблема не породила в мире столько атеистов, сколько проблема зла. Я думаю, многие из нас назовут хотя бы кого-то из своих знакомых, родных, друзей, кому именно фактор наличия зла в мире не позволяет поверить в существование Бога или, хуже того, кого этот фактор вынудил отречься от своей веры. Суть проблемы сводится к следующему. Если Бог действительно всеблаг, всемогущ и всеведущ, то это не согласуется с тем, что происходит в мире. Ведь если Он всеведущ, то Он знает о страданиях праведников, и особенно невинных детей; если Он всеблаг, то Он должен стремиться избавить людей от этих страданий; если Он всемогущ, то может это сделать. Но страдания, несмотря на это, существуют. Значит, Бог или не всеблаг^[3], или не всемогущ^[4], или не всеведущ^[5]. Но поскольку, согласно истинному христианству, нельзя отрицать благость, всемогущество и всеведение Бога, то, следовательно, Бога нет — факт страданий в мире несовместим с Его бытием. Бог должен быть отвергнут, как это сделал Иван Карамазов у Достоевского, «почтительнейше возвративший Богу билет» на вход в царство будущей — после второго пришествия Христа — гармонии, «купленное» ценой страдания невинных детей.

Хотя я и считаю себя верующим человеком, поступок Виталия Калоева (это касается и убийства и потери веры) я не осуждаю, не потому что это противоречит заповеди Христа «не судите, да не судимы будете» (Мф. 7,1), а потому что не знаю, как я поступил бы на его месте. Смог ли бы я после такого остаться верующим человеком? Но несмотря на свое признание, я все же настаиваю, что наличие зла в мире никак не может отменить существование Бога. Для христианства во все его времена постановка проблемы теодицеи^[6] всегда являлась неизбежной: религия, однажды провозгласившая, что «Бог есть любовь» (1 Ин. 4,8), в принципе не может уклониться от ответа на вопрос о том, что есть зло и почему оно вообще есть. Мне трудно считать себя настоящим христианином, в свете своей греховной жизни, но попытаться встать на «защиту» бытия Бога в этом вопросе я все же постараюсь. Кому-то мои доводы покажутся не новыми (в большинстве своем они основаны на учении различных философов и богословов, так или иначе касавшихся проблемы теодицеи) или не очень убедительными, но для кого-то могут оказаться очень полезными, по крайней мере, искренне надеюсь на это.

Если изначально взять за основу, что Бог все-таки существует, тогда не только христианину, но и вообще каждому человеку придется согласиться с тем тезисом, что в мире существует только лишь Бог и то, что Им сотворено, а из этого следует, что кроме Бога творца в мире нет. Кто-то может возразить: как же так, а человек, разве он не творец? Человек — не творец, не творец в смысле сущностном. Может ли человек создать хоть один закон природы, нечто субстанциальное, вечное? Человек может сделать автомобиль, который через какое-то время сломается, это да. А субстанциальное человек создать не может, в этом смысле человек не творец. Поэтому все, что существует, существует только лишь как созданное Богом. А поскольку Бог благ по своей природе, то все, что создал Бог, имеет благую природу. Это означает, что злой субстанции в мире нет. Говоря еще проще, зла в мире нет, вот такой вот неожиданный вывод. Кто-то может подумать, что я заговорился или заврался, но это не я говорю, а отцы Церкви: блаженный Августин^[7], Дионисий Ареопагит^[8], Максим Исповедник^[9] и многие другие. Но с чем, в таком случае, сталкивается человек? До каждого из нас ежедневно с экранов телевизоров или непосредственно из реальной жизни доносится столько зла, глядя на которое, сказать, что его нет, было бы абсурдно, прежде всего по отношению к тем, кто это зло претерпевает. Зло действительно существует, но существует как что-то ненастоящее, как иллюзия. Можно привести такое сравнение. Тень, она существует или нет? Вот солнце, а вот тень. Существует ли тень? На первый взгляд, ответ очевиден: конечно, существует. Но, с другой стороны, если, я например, кого-то попрошу мне ее принести, он это сделать не сможет, т.к. у нее нет объема, массы, веса. Таким образом, тень существует и не существует. Вот так же и зло. Зло — это тень, которую отбрасывает человек, направляя свои усилия в сторону от Бога, не более того. В Евангелии говорится о Боге: «Свет во тьме светит, и тьма не объяла Его» (Ин. 1,5). А человек, увы, делает все, что от него зависит, чтобы этот Свет закрыть, и мы творим эту тень.

Получается, что источник зла находится в человеке, в его свободной воле. Но хорошо ли и правильно Бог сделал, что наделил человека таким свободным статусом, позволяющим ему уклониться ко злу? Христианский апологет Тертуллиан (II в.) в полемике с гностиками отвечает, что это хорошо уже потому, что в этом в наибольшей степени выражается подобие человека Самому Богу. Кроме того, человек, получивший власть над всем миром (Быт. 1,28; Пс. 8,7), должен был прежде всего быть в состоянии управлять самим собой, чтобы не получилось, что господин других оказался своим собственным рабом. Поэтому следует признать, что только благость Божия могла одарить человека столь щедрым даром — свободной волей^[10]. Но почему Бог, если Он всемогущ, не помешал человеку дурно воспользоваться своей свободой? Согласно тому же Тертуллиану, хотя Бог и предвидел, что человек дурно воспользуется данным ему природным устроением, тем не менее, Он не захотел лишать человека драгоценнейшего дара свободы. Если бы Бог вмешался, Он, тем самым, уничтожил бы человеческую свободу воли, которую Сам же допустил по Своей мудрости и благости. Поэтому Бог не воспрепятствовал тому, что случилось, хотя и не хотел этого, чтобы сохранить то, что хотел от человека, даровав ему свободу воли. Ведь Богу подобает постоянство в Своих решениях и верность Своим установлениям; в противном случае Его Самого можно было обвинить в несправедливости.^[11] Кроме того, даже всемогущее существо, каким является Бог, не в состоянии контролировать осуществление способности к свободному выбору, потому что контролируемый выбор ipso facto (в силу самого факта) уже не был бы свободным. Принимать дарованную Богом свободу выбора между X и Y и в то же время просить Его проследить за тем, чтобы выбрано было все-таки Х, а не Y значит просить о том, что внутренне невозможно. Это то же самое, что просить Его сотворить круглый квадрат или невидимый предмет, отбрасывающий тень.

Но уклонение человека от своего благого устроения ко злу имело причину не только в его свободном решении, здесь также присутствовал и «внешний фактор» — соблазн, внушенный человеку другим разумным творением Божиим — дьяволом. В этом случае с человека снимается вина за сотворенное зло и переносится на дьявола как на побудителя ко греху, но диавола сотворил Бог, значит, может последовать заключение, Бог оказывается виновником зла. К подобным выводам еще во II веке пришли последователи гностика Маркиона^[12] (II в.), с учением которого пришлось вести полемику вышеупомянутому Тертуллиану. Возражая, Тертуллиан резонно замечал, что ангелы, будучи духовными и разумными существами, как и человек, были наделены свободой воли, и изначально все они, как благие создания благого Творца, были благими и непорочными. Однако эта благость принадлежала им, как и человеку, не по природе, а по устроению, так что у них была возможность воспользоваться своей свободой для уклонения от блага ко злу. Денница, ставший впоследствии дьяволом, был самым выдающимся и премудрым из всех остальных ангелов; он был непорочен с момента своего сотворения, увенчан всей ангельской славой и находился вблизи Бога^[13]. Так же, как и все остальные ангелы, денница в равной степени был наделен свободой выбора и создан Богом для добра. Однако по своему собственному произволу и добровольному допущению порока он уклонился от своего природного устроения, сам собой устремился ко злу и развратился.^[14] Какова была причина этого добровольного развращения и уклонения от своего благого устроения? По мнению Тертуллиана (и не только), причиной была зависть дьявола к человеку, которого Бог почтил Своим собственным образом и подчинил ему весь мир.^[15] И именно падение дьявола было одновременно возникновением и распространением зла и греха в сотворенном Богом мире.

Еще одной популярной концепцией теодицеи была точка зрения, согласно которой наличие зла «в порядке вещей», просто в силу того, что мир несовершенен, ибо совершенен один лишь Бог. Об этом говорил еще древнегреческий философ Плотин (III в.). Таким образом, если существует мир, то зло в нем неизбежно, его не может не быть, хотя бы потому, что мир не есть Бог. Это аналогично тому, как кривая линия есть кривая не в силу того, что она имеет какое-то особое свойство кривизны, а потому, что если она не есть совершенная линия (т.е. прямая), то никакой другой, кроме как кривой, она и быть не может. Опять же по Плотину, зло способствует мировому порядку, ибо порядок предполагает градацию вещей по степеням их совершенства; следовательно, все вещи не могут принадлежать к первому разряду совершенства, так как этот разряд занят единственно Богом. Принимать всемирный порядок — значит принимать наличие разных уровней блага, т.е. косвенным образом принимать и наличие зла. Впоследствии христианский мистик Дионисий Ареопагит (V в.) писал совершенно о том же, когда замечал, что «если бы Благо проявлялось равномерно во всех существах, то самые высшие и божественнейшие из них пребывали бы в том же чине, что и низшие»^[16], чего нельзя допустить и чего явно не происходит. В общем, как гораздо позднее в «Мыслях о религии» не без некоторого изящества выразился французский философ Блез Паскаль (XVII в.), в природе есть совершенство, показывающее, что она подобие Божества, и есть недостатки, показывающие, что она только Его подобие.^[17]

В.М. Васнецов «Крестная смерть».
Роспись Владимирского собора в Киеве.

Однако зло — это не просто неизбежный, но еще и необходимый элемент мировой гармонии. Немецкий философ Готфрид Лейбниц (XVII в.) в подтверждение этого тезиса указывает на опыт живописцев. Представьте себе, говорит Лейбниц, превосходную картину, совершенно закрытую, за исключением маленькой ее части. Человек, подходящий к этой картине, при ближайшем и подробнейшем рассматривании ее видит лишь тусклое, неприятное смешение красок, не имеющее ничего общего с искусством. Но если человек откроет картину и посмотрит на нее с надлежащей точки удаления, и то, что перед этим казалось ему бессмысленным малеваньем, предстанет теперь высоким произведением художественного ума.^[18] Об этом же говорит и блаж. Августин, приводя пример с палачом. Хотя не может быть ничего ужаснее палача и не существует душа более жестокая и дикая, чем у него, тем не менее закон отводит ему необходимое место, и он является частью установлений хорошо управляемого города: сам он по себе дурен, но в рамках городского порядка он — бич для дурных людей.^[19] Мы подобны невежественным критикам, замечает Плотин, которые упрекают художника, что он не положил всюду красивых красок. Но он положил всюду те краски, какие были ему нужны. В городах с хорошим управлением жители не равны между собой. Или еще один пример из «Эннеад»: ругать театральную пьесу за то, что не все персонажи — герои и есть среди них слуга или грубый сквернослов. Неразумно убирать эти низшие роли! Пьеса не станет от этого прекраснее, потому что они нужны ей для полноты. В звучании хора прекрасен и диссонанс.^[20] Но и до Плотина христианский философ и богослов Ориген (III в.) с ссылкой на Священное Писание отмечал, что мир есть дом, в котором наряду с золотыми и серебряными сосудами должны быть также глиняные и деревянные (2 Тим. 2,20).

Но, пожалуй, самой интересной является концепция зла как положительной, полезной силы, зла как орудия божественной воли. Концепция эта современному русскому читателю известна прежде всего из знаменитого эпиграфа к роману М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», взятого из «Фауста» Гете, согласно которому Мефистофель есть не просто то, что человеческая мысль связала с понятием разрушения, зла, вреда, не только дух, всегда привыкший отрицать, но и «часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Действительно, согласно гетевскому замыслу, Мефистофель действует по договоренности с Богом, можно сказать, с Его благословения. Практически с идентичной ситуацией, со своеобразным прообразом фаустовской коллизии мы сталкиваемся в библейской Книге Иова (1, 6–12). В средние века такие же «договорные отношения» — даже с несколько детективным оттенком — между Богом и дьяволом встречаются, например, в одном из сочинений папы Григория I Великого^[21]: разгневанный на Адама за совершенное им грехопадение Бог передает его в руки сатане; последний получает, таким образом, от Бога власть над людьми; но Богу становится жаль людей и Он посылает на землю Сына — Христа под видом человека; дьявол, не признав в Христе Бога, убивает Его, чем превышает свои — от Бога же полученные — полномочия, ибо убивать ему позволено лишь людей; Бог тем самым ловит сатану на обманную приманку, возвращая Себе вновь власть над людьми. При этом само собой разумеется, что Иуда — каким-то таинственным, но совершенно очевидным образом — также нужен был Христу для исполнения божественного замысла Искупления, выкупа человечества у смерти и ада. Из сказанного можно сделать вывод, лишь на первый взгляд кажущийся парадоксальным, что Бог нуждается в существовании дьявола, чтобы осуществить Свою добродетель, подобно тому, как богатые нуждаются в существовании нищих для проявления своего к ним милосердия. С предельной ясностью говорит об этом средневековый мыслитель Бонавентура (XIII в.), подчеркивая, что много хорошего делает Бог, и многое совершилось, что не совершилось бы, не дай к тому повода грех, как, например, то, что совершилось нашего ради спасения.^[22]

Для кого-то вышеприведенные доводы могут показаться искусственно сконструированными, чем-то отвлеченным, ненастоящим, не имеющим отношения к реальной жизни. Однако есть более понятные ответы на вопросы, касающиеся проблемы зла, когда каждый человек, что называется, увидит непосредственно, сможет пощупать и осознать смысл страданий, которые отпускаются каждому из нас. Каждый православный человек знает такую, странную на первый взгляд формулу: «Господь кого любит, того наказывает» (Притч. 3,12). Она помогает понять смысл страданий невинных людей. Чтобы лучше увидеть, всегда нужно прибегать к некоторым образам, сравнениям, которые помогают осознать, что называется, пощупать проблему.

Так ли уж необходимы страдания для нашей жизни? Мое мнение, что страдания необходимы. Человек в падшем нынешнем состоянии — это эгоист, что называется, до мозга костей. И если бы не было в мире страданий, то этот эгоизм в нас укреплялся бы и возрастал. Ведь часто нас останавливает в наших поступках лишь понимание того, что человеку от этого будет больно. И тогда мы понимаем: да, вот этого делать не надо. А если не больно, ну и нормально, ничего, можно творить всяческие злодеяния. Тем более мы понимаем, что нельзя чего-либо делать, когда страдает существо невинное. Вспомним знаменитый пример из уже названного романа Достоевского «Братья Карамазовы» — о страдании невинного ребенка, о слезинке. Пример, действительно, поражающий своей художественной глубиной: маленького мальчика за то, что он камнем поранил ногу борзой собаке, затравливают на глазах у матери собаками до смерти. Иван спрашивает у Алеши: «Ну что ты сделал бы с таким помещиком?», и Алеша, добрейшая душа, отвечает: «Расстрелял бы». Он считает, что такого страдания быть не должно, и не вправе один человек так поступать с другим. Это, во-первых. Во-вторых, важно отношение к страданиям: как человек сам относится к тем страданиям, которые на него ниспущены. Есть такая книга замечательного нашего писателя Варлама Шаламова “Колымские рассказы”, в которой присутствует мысль, красной нитью проходящая через все его произведение: чем тяжелее страдания, тем более достойный из них выходит человек, если он вошел в эту среду, среду советских лагерей, нравственно. Иными словами, если человек нравственный, то страдания делают его лучше, а если безнравственный — хуже. Книга Варлама Шаламова фактически является комментарием к словам апостола Павла: «Когда умножился грех, стала преизобиловать благодать» (Рим. 5,20). Увы, сущность нашей ограниченной природы проявляется в том, что нас всегда нужно заставлять что-либо делать. Мы ленивы, мы немощны, у нас много разных других слабостей. Для того чтобы стать лучше, нам нужно помочь, а эта помощь как раз и состоит в преодолении посылаемых нам страданий. Еще один пример. Страдания как болезнь — хорошо это или плохо? Любой врач скажет, что это хорошо. Не было бы боли, человек никогда не обратился бы к врачу. Болезнь продолжала бы развиваться, человек бы умер. Элементарная заноза привела бы к заражению крови и смерти. Но болит, и занозу удаляют. Известно из медицинской статистики, что женщины, которые позволяли при помощи обезболивания облегчить себе роды, испытывали гораздо меньший материнский инстинкт по отношению к своим детям, чем те, которые рожали в болях, в мучениях, как это заповедано. Это тоже медицинский факт. Любое страдание имеет свой смысл. И слова Евангелия о том, что легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому войти в Царство Небесное, можно понять еще и в том смысле, что богатый не страдает. А потому не имеет повода обратиться к проблемам своей души.

В.М. Васнецов «Страшный суд».
Роспись Владимирского собора в Киеве.

И, наконец, еще один довод в «защиту» бытия Бога. Очень часто то, что считает человек злом и неудачей, может приходить к нему из будущего. Чтобы избавить этого человека или тех, чьи судьбы с ним связаны, от того зла, к которому они вольно или невольно движутся, Бог может остановить это движение, и эта остановка порой бывает весьма болезненна. Но это боль, причиняемая хирургом. Каждый из нас в той или иной степени выступал хоть раз в роли такого хирурга. Например, родителям очень часто приходится применять жесткие, на первый взгляд, меры по отношению к своим детям, чтобы предотвратить еще большую трагедию, которая могла бы случиться. Человек так устроен, что он стремится узнать как можно больше, особенно это касается детей. Ребенку, который только начинает познавать мир, интересно абсолютно все, и этот свой интерес он, как может, воплощает в жизнь. Он старается прикоснуться ко всему, что его окружает, и зачастую предметом его интереса может стать то, что в итоге окажется причиной катастрофы. Представьте себе такую картину. Маленький ребенок, ничего не подозревая, тянет свою ручку к электрической розетке, и вдруг на эту маленькую ручку обрушивается материнская длань, ребенок в плачь, ему больно! Можем ли мы обвинить эту маму, что она так жестко поступила со своим ребенком и назвать ее тираном или бесчеловечным существом? Думаю, что нет, так как если бы не ее жесткость, малышу было бы гораздо больнее, если не сказать больше (его просто-напросто могло убить). Удар по руке малыша — проявление не жестокости, а любви мамы к своему ребенку. Очень часто ребенку, да и вообще человеку, нужны именно боль, страдание, а не только слова, нравоучения, чтобы уберечь его от зла, к которому он по своему неведению стремился. Ведь не зря говорят: «пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Конечно, для человека в такой момент испытываемые им боль или страдания — это безусловное зло, но в свете будущего злом это назвать никак нельзя, наоборот, боль и страдания в этом случае выступают как добро. Вот так и Господь, очень часто делает нам больно, чтобы избавить, предохранить нас от большего, чем наша боль, зла, к которому мы все так стремимся. И если мы не можем назвать мать, наказывающую своего ребенка, бесчеловечным, бессердечным существом, то Бога наделять такими характеристиками было бы вообще кощунственно, а тем более на основании Его строгости делать вывод о Его несуществовании.

Мне могут сказать: «Пусть ваши доводы логичны и убедительны, но как все эти теоретические “схемы” применить в случае с Виталием Калоевым?» Наверное, ответ мой для многих будет неожиданным, но он, во всяком случае, искренен: «Я не знаю!». Потому что Бог, для Которого «длиннее земли мера Его» (Иов. 11,9), — говорит о себе: «Мои мысли — не ваши мысли» (Ис. 55,8). Дать точное объяснение тому или иному эпизоду, связанным с человеческой болью, страданием — это значит попытаться встать на место Бога и объяснить, почему именно так или иначе. Он попускает человеческие страдания. Но человек — это не Бог, и он не может, в силу своей ограниченности, с абсолютной точностью указать истинную причину человеческих страданий. Кроме того, проблема страданий всегда связана с человеческой свободой, и в данном случае объяснить проблему страданий означало бы разложить тайну человеческой свободы на философские реактивы, что также невозможно. Поэтому правильным и логичным, на мой взгляд, ответом на проблему зла будет мнение современного философа и богослова диакона Андрея Кураева. Он считает, что «многообразие христианских версий теодицеи дает человеку возможность в каждом проблемном случае обращаться к любой из них с тем, чтобы сохранить шанс для веры в Бога и в человека»^[23].

Журнал «Начало» №18, 2008 г.

^[1] Ссылка на газету «Жизнь» № 47, 21–27 ноября 2007 г.

^[2] Всего на борту самолета находились 71 человек.

^[3] Абсолют, превосходящий добро и зло — учение Шеллинга.

^[4] Манихейское двубожие.

^[5] Аверроизм, деизм.

^[6] «Теодицея» (с греч. «оправдание Бога») — термин, введенный в XVII веке немецким философом Готфридом Лейбницем. Смысл теодицеи состоит в том, чтобы, не отрицая за злом реального существования в мире, в то же время дать обоснованные рациональные аргументы в «защиту» бытия Бога.

^[7] «Все, что есть, есть доброе, а зло … не есть субстанция: будь оно субстанцией, оно было бы добром … И для Тебя вовсе нет зла» («Исповедь» VII,12).

^[8] «Зло есть не-сущее и его нет в сущем. Зла как такого нет нигде и возникает оно не вследствие своего могущества, а в силу оскудения добра» («О божественных именах» IV, 34).

^[9] «Зло не было, не есть и не будет существующим по собственной природе, ибо оно не имеет [для себя] в сущих ровно никакой сущности, природы, ипостаси, силы или деятельности; оно не есть ни качество, ни количество, ни отношение, ни место, ни время, ни положение, ни действование, ни движение, ни состояние, ни претерпевание … но есть либо недостаток деятельности присущих естеству сил… либо неразумное движение естественных сил, руководимых ошибочным суждением, к [чему-либо] иному помимо цели» («Вопросоответы к Фалассию». Введение 209–223).

^[10] «Против Маркиона» II, 6.

^[11] Там же. II, 7.

^[12] Маркион, подобно многим другим еретикам, заболел вопросом о зле: «Откуда зло?». Прочтя в Евангелии слова о двух деревьях — добром и худом (Лк. 6,43), Маркион решил, что эти слова сказаны не о людях, а о Богах — добром и злом. Этому он как будто нашел подтверждение в Ветхом Завете, где Бог Творец говорит: «Я тот, Кто творит зло» (Ис. 45,7). Сопоставив эти слова с вышеприведенными словами о двух деревьях, Маркион решил, что существуют два Бога: один Бог, от которого происходит все зло, и другой Бог, являющийся источником добра. Наконец, обнаружив во Христе качество одной лишь чистой благости, которая отлична от качества Творца, он заключил, что благой Бог — это Бог Нового Завета, открывшийся в Иисусе Христе, Бог кроткий и миролюбивый, а злой Бог — это Бог Ветхого Завета, Творец и Владыка этого мира, строгий Судия и воитель.

^[13] Даже после своего падения, природа диавола остается благой, ведь слова «бес», «дьявол», «враг» прикладываются не к природе, но к злой воле. Блж. Августин учил, что «в дьяволе Бог будет наказывать не то, что сам Он сотворил, но то, что Он не творил» (De Genesi ad litteram XI, 21 // PL 34, 441). И Дионисий Ареопагит в «Божественных именах» пишет, что в природе бесов нет зла и что природа не может ни разрушиться, ни умалиться (IV,23).

^[14] «Против Маркиона», II. 10.

^[15] De patientia, 5.

^[16] «О божественных именах», IV. 20.

^[17] «Мысли о религии», 16. 67.

^[18] «Опыты теодицеи» I.12

^[19] «О порядке» II.4.12.

^[20] «Эннеады» III,2,11,9; III, 2,17,83.

^[21] «Толкование на книгу праведного Иова, или 35 книг Моралий»

^[22] Commentaria. II, a.46, qu.6

^[23] Диакон Андрей Кураев. Генезис зла: человек и не только // Проблема зла и теодицея. Материалы международной конференции 6-9 июня 2005 года. С. 98—111. М.: ИФ РАН, 2006.