История Дьявола. Главы из книги

От редакции

В настоящем номере журнала начинается, а в следующем завершится публикация текста достаточно неожиданного по своему характеру. Он представляет собой фрагменты из книги Даниэля Дефо «История Дьявола». Этот английский литератор хорошо известен в России как автор знаменитого романа «Робинзон Крузо». Менее известны, хотя тоже переведены на русский язык, другие романы английского писателя. А тут вдруг такая странная книга, которую совсем не обещают другие произведения Дефо. На этот счет не может быть двух мнений: «История Дьявола» написана кем угодно, только не глубоким мыслителем, богословом, философом или хотя бы историком. Ход мысли в ней незамысловат, ее легковесность и игривость может раздражать. И все же у книги есть одно очень важное и несомненное достоинство. Она представляет собой прекрасный документ эпохи и в частности идущего полным ходом процесса секуляризации культуры.

В «Истории Дьявола», как сын своего времени, Дефо занимает промежуточную позицию. С одной стороны, будучи протестантом, он совсем не готов отказать дьяволу в реальном существовании. С другой стороны, дает о себе знать наступающее Просвещение. Результат же таков, что «протестант-просвещенец» Дефо не может определиться, найти верного тона в освещении темы, он постоянно меняет акценты с протестантского на просвещенческий и обратно. Все это представляет несомненный интерес, позволяет глубже понять религиозную ситуацию XVIII века и, в частности, связь Реформации с Просвещением. Развернутый анализ и комментарий текста переводчиком А.С. Суриковой предполагается поместить в следующем номере журнала.

 

Даниэль Дефо

 

ИСТОРИЯ ДЬЯВОЛА

Главы из книги


Как он ни плох, но
Дьявола и оскорбить возможно,
Когда его мы без причины обвиняем ложно,
И валим на него свои же преступленья,
Одни быть не желая в осужденье
[1].

 

ЧАСТЬ 1

Глава 1

Введение ко всей книге

Даниэль Дефо

Не сомневаюсь, что название этой книги поначалу удивит некоторых из моих благосклонных читателей; они приостановятся, возможно, как остановились бы перед молитвой за ведьм, и станут некоторое время размышлять, заглянуть в нее или лучше не стоит, не вызовут ли они в самом деле Дьявола[2], читая его историю.

Дети и старухи наплели друг другу столько страшных историй о Дьяволе и такого насочиняли о нем в самых ужасных и диких формах, что этого было бы вполне достаточно, чтобы напугать самого Дьявола, доведись ему повстречаться в темноте с самим собой, облеченным в некоторые из тех образов, которые созданы для него людским воображением; а что до них самих, я не могу вообразить, чтобы Дьявол ужаснул их и вполовину так сильно, если бы они встретились с ним лицом к лицу.

Поэтому, конечно, наиболее полезным делом будет представить правдивую историю этого тирана эфира, этого бога мира, этого ужаса и отвращения человечества, которого мы называем Дьяволом; показать, что есть он, а что нет; где он есть, а где нет; когда он в нас, а когда нет; поскольку я не могу сомневаться в том, что Дьявол действительно существует, и bona fide[3] в очень многих из наших почтенных друзей, в то время как сами они ничего об этом не знают.

Задача не так трудна, как могут вообразить некоторые. И к истории Дьявола не так сложно прийти, как это кажется; его происхождение и первое восстание его рода записаны; а что до его поведения, равно как и метода, конечно, он частенько действовал во тьме; но вообще, как бы он ни был хитер, у него достало глупости обнаружить себя в некоторых наиболее значительных своих делах, причем он вовсе не выказал себя политиком; старина Макиавелли превзошел его во многих вещах, и в этой книге я могу дать описание нескольких из сынов Адама, и некоторых их сообществ тоже, кто перехитрил Дьявола, нет, кто перегрешил Дьявола, — и это, я думаю, может быть названо быть застреленным из собственного лука.

Возможно, от моей истории ожидают, что в ней, поскольку я склонен говорить преимущественно о Сатане, воздавать ему справедливость и писать его историю беспристрастно, будут предприняты некоторые усилия, чтобы рассказать, что он не религиозен; и даже эта часть может оказаться не такой уж смешной, как представляется на первый взгляд; поскольку Сатана имел кое-какое отношение к религии, уверяю вас; это не такой уж невыгодный путь для Дьявола, как полагают некоторые; хотя, из уважения к моим собратьям, я обойду вниманием его положение среди духовенства — не такой уж он способный брат; не могу при этом отрицать, что он часто проповедует; и если это не полезно его слушателям, это в такой же сильной степени их собственный грех, как и его злой умысел.

Более того, предполагали, что он принял духовный сан; и что некий Папа, ставший известным, поскольку был его исключительным фаворитом, давал ему и институции, и права на распоряжение церковным имуществом; но так как это не было задокументировано, и мы не имеем подлинного письменного свидетельства для ознакомления, я не буду утверждать это в качестве истины, чтобы не клеветать на Дьявола.

Говорят также, и я склонен согласиться с этим, что он был очень близок с этим святым отцом Папой Сильвестром II, а некоторые приписывают ему, что в исключительных случаях он выдавал себя за Папу Гильдебранда, и сам восседал в апостольском кресле, в полном собрании; в дальнейшем немало вы сможете услышать в том же роде; но так как я не знаком с Папой Дьяволом из списка жизнеописаний пап, то я желаю оставить это таким, каким нахожу.

Но, говоря по существу, я допускаю, что это занимательный вопрос, а именно: к какой религии принадлежит Дьявол? Я смогу ответить на него лишь в общих чертах, но тем не менее не двусмысленно, поскольку люблю говорить о том, в чем уверен, и с несомненной ясностью.

  1. Он верующий. И если следовать тому положению, что даже Дьявол более религиозен, чем иные из всем известных людей в наше время, то могу заверить: Дьявол,тем не менее, не безбожник.
  2. Он богобоязнен. Мы имеем такие изобильные свидетельства этого в Священной Истории, что если бы в настоящее время я, вместе с немногими другими, не обращался к неверующему роду людей, которым те далекие вещи, о которых говорится в писаниях, не кажутся очевидными, я мог бы утверждать, что это достаточно достоверно; но я не сомневаюсь, что в процессе моего труда смогу показать, что дьявол действительно боится Бога, и по другой причине, чем он всегда боялся св. Франциска или Св. Дунстана; и если это, как я предполагаю, увенчается успехом, я не стану разбирать, кто есть лучший христианин, Дьявол, который верует и трепещет, или наши современные атеисты, которые не верят ни в Бога, ни в Дьявола.

Таким образом, очертив Дьяволу границы, я пока что оставлю его среди вас; но не потому, что хочу перейти к другому вопросу: кто мог с большим основанием претендовать на его дружбу, паписты или протестанты, а позднее лютеране или кальвинисты, и так, по нисходящей, каждая из деноминаций церквей, чтобы увидеть, какая из них имеет от Дьявола менее и какая более, и в самом ли деле Дьявол не имеет должности в каждой синагоге, кафедры в каждой церкви, места на каждой кафедре и голоса в каждом собрании, даже в синедрионе евреев.

Думаю, я вовсе не оскорблю Дьявола, сказав, что он имел великую власть в старой Священной Войне, как она была невежественно и восторженно названа. Вдохновленные христианские князья и властители, обезумев, ринулись за турками и сарацинами и учинили войну с этими невинными людьми на тысячи миль окрест только потому, что те вошли во владение Бога, когда Он оставил его, прикоснулись к Его земле, когда Он явно обратил ее в общую землю и положил открытою для следующего пришельца. Расточая богатства своих государств и погрузившись на корабли, короли и их вассалы, я говорю, отправились на войну далеко за тысячи миль, начинив свои головы этим религиозным безумием, называемым в те дни святым рвением, ради возвращения Святой Земли, гробниц Христа и святых и, как они называли его лживо, святого города (хотя истинная религия свидетельствует, что это был проклятый город), и не ценя при этом утраты ни одной капли пролитой крови.

Эта религиозная болтовня была, конечно, от Сатаны, который, как заманил их лукаво туда, так и (как то подобает истинному Дьяволу) оставил их в безнадежном положении, когда они пришли туда, перед лицом сарацин, воодушевленных против них бессмертным Саладином, и повел дело так ловко, что оставил там кости 13 или 14 сотен тысяч христиан, как трофей своей дьявольской политики: и после того, как христианский мир бежал со Святой Земли, или, как называют это англичане, оставил ее примерно на сотню лет, он бросил все это, чтобы играть в другую игру, менее глупую, но в десятки раз более бедственную, чем прежняя, а именно повернув крестовые походы христиан друг против друга; и как Гудибрас сказал в другом случае:

Заставив их сражаться подобно глупцам или пьяным,
За Даму Религию, как за шлюху.

Полный отчет об этом содержится в истории папских декретов против графа Тулузского, и вальденсов, и альбигойцев, с крестовыми походами и избиениями, которые последовали за ними; в отношении чего, надо отдать политике Дьявола некоторую справедливость, он добился такого успеха, какого только мог пожелать: ревнители того времени осуществляли его адские приказы с величайшей пунктуальностью и насаждали религию в тех странах в блистательной и победоносной манере, уничтожая бесчисленное количество невинных людей, кровь которых напитала почву для возрастания католической веры, в манере совершенно особенной, и к полному удовлетворению Сатаны.

Я могу завершить эту часть истории, обрисовав вам подробности его продвижения на первых порах его союза с Римом. И прибавить длинный список зверств, войн и походов, наполовину религиозных, к которым он явно имел честь приложить руку, таких, как парижская резня, фламандская война при герцоге Де Альба, смитфилдские пожары в дни Марии в Англии и резня в Ирландии, все то, что с полной ясностью убеждает нас, что Дьявол не был празден в своем деле; но, возможно, мне еще придется с этим столкнуться на моем пути; достаточно пока и упомянутого кратко в общих чертах: говорю я, этого достаточно, чтобы доказать, что Дьявол действительно был сильно увлечен, не хуже любого другого, методами, позаимствованными у иных людей для распространения в мире христианской религии.

Некоторые поспешно и, я бы сказал, почти злонамеренно обвиняют Дьявола в великой победе его друзей испанцев в Америке, и завоевание Мексики и Перу относят на его счет.

Но я не могу с ними согласиться: должен сказать, я полагаю, что Дьявол не был повинен в этом деле; по моему разумению, Сатана никогда не был настолько глуп, чтобы подобным образом тратить свое время или свои усилия, или вступать в войну со своими союзниками, чтобы завоевать народы, которые уже были его собственностью; это был бы Сатана против Веельзевула, поход войной на самого себя, и, наконец, это не принесло бы ему никакой пользы.

Но наивысший образец предприимчивости, который, мы находим, Дьявол явил позднее в деле религии, по-видимому, была миссия в Китай. И здесь, конечно, Сатана действовал со всем возможным искусством: несомненно, много послужило ему на пользу то, что китайцы не обладали проницательностью в делах религии, я имею в виду ту, которую мы называем христианской, и поэтому, хотя папство и Дьявол имеют не так много противоречий, как иные могут вообразить, однако он посчитал небезопасным позволить всеобщей системе христианства быть услышанной в Китае. Поэтому, когда имя христианской религии почти было принято, и не без некоторого видимого одобрения, в Японии, Сатана незамедлительно, как будто встревожившись таким положением вещей и опасаясь последствий, каковые оно могло бы иметь, вооружил японцев против христианства с такой яростью, что они изгнали его тотчас.

Намного безопаснее для его замыслов оказалось то, что он, если эта история не выдумка, вложил этакую голландскую остроту в уста капитанов кораблей соединенных штатов, пришедших в Японию: которые, имея больше остроумия, чем можно было бы ожидать от христиан в отношении самих себя в таком месте, как это, когда к ним обратились с вопросом христиане ли они, ответили отрицательно, сказав, что они другой религии, и назвавшись голландцами.

Тем не менее, в Китае прилежные иезуиты, видимо, перехитрили Дьявола, и, как я говорил выше, подстрелили его из его собственного лука. Поскольку миссия была в опасности из-за Дьявола и Китайского императора, объединившихся вместе, они, будучи полностью отвергнуты там так же, как в Японии, хитроумно сблизились с духовенством страны и, соединив священное ремесло обеих религий, привели Иисуса Христа и Конфуция к такому примирению, что китайское и римское идолопоклонство, идя рука об руку, показались способными к союзу и, следовательно, к тому, чтобы быть друзьями.

Это было в самом деле мастерски и, как говорят, почти отпугнуло Сатану с его насмешками. Но он, будучи находчивым управляющим, и будучи особенно известен умением услужить плутам из священников, тотчас обратился к миссии и, сделав из нужды добродетель, со всей возможной быстротой выступил с предложением; так иезуиты и он создали религиозную солянку, состряпанную из папства и язычества, и собирались оставить последнюю значительно хуже, чем это было при них, смешавших веру во Христа и философию или нравы Конфуция, и формально окрестивших их именем религии, что означало, что политический интерес миссии был сохранен; а еще Сатана не оставил китайцам ни дюйма земли, не засадив самолично проповедью, вот так это было среди них.

Для него оказалось не таким уж невыгодным, что этот замысел или проект вновь созданной религии не дошел до Рима, и что Инквизиция прокляла его с колокольным звоном, Библией и зажженной свечой. Уберегла его новых союзников, миссионеров, отдаленность местоположения, защищенного от инквизиции. И теперь и тогда богатый подарок, удачно преподнесенный, находил им друзей в самой конгрегации, и когда какой-нибудь нунций со своей дерзостной ревностью собирался предпринять столь долгий путь, чтобы противодействовать им, Сатана заботился отослать его обратно re infecta[4] или вдохновить миссию устранить его их собственными методами — то есть убить его.

Но касательно Дьявола существует столь много вещей, подлежащих расследованию, прежде чем мы сможем довести его историю до наших дней, что мы должны в настоящий момент это опустить и оглянуться немного назад, в отдаленные уголки этой истории, живописуя его портрет, чтобы люди могли узнать его, когда встретят, и понять, кто он и каков есть, и что он делал с того времени, как вынужден был уйти для того, чтобы действовать в том высоком статусе, в каком теперь пребывает.

Однако он определенно знает о том обстоятельстве, что когда он старается соблазнить избранных служителей, из тех, кто занимает наиболее высокое положение, он сражается против самого Бога, борется с неотразимой благодатью и развязывает войну с бесконечной мощью; подрывает церковь Божию и ту веру в Бога, которая укреплена вечными обетованиями Иисуса Христа, что врата ада — то есть Дьявол и его сила — не одолеют ее. Я утверждаю, однако, что он знает о невозможности достичь цели и, тем не менее, так слеп в своей ярости, так кружит его голову мудрость, что он не может сдержаться, чтобы не дробиться на куски об эту гору и не разбиваться об утес.

Но оставим эту серьезную часть, слишком несущественную для описания его восстания: поскольку мы не ожидаем, что он будет писать свою собственную историю для нашего осведомления и развлечения, посмотрим, не удастся ли написать ее для него: для того чтобы сделать это, я буду извлекать суть из его общей истории, от начала мира до наших дней; я буду составлять его историю из того, что попадется под руку: будет ли это откровение или вдохновение — для него все равно; я позабочусь так усовершенствовать мои сведения, чтобы сделать мое описание достоверным — словом, таким, что сам Дьявол будет не в состоянии возразить.

В написании этой необычной истории я буду свободен от неодобрения критиков в более чем обыкновенном смысле, особенно в одном вопросе, а именно: что моя история будет столь беспристрастной, и столь хорошо обоснованной, и после всего хорошего, что я скажу о Сатане, будет так мало к его удовлетворению, что сам Дьявол не сможет утверждать, вступил ли я с ним в сделку при написании этой работы; я могу, пожалуй, дать вам некоторый отчет, откуда я взял свои сведения, и как все тайны его правления оказались в моих руках, но простите меня, джентльмены, — это означало бы выдать переговоры и разоблачить моих посредников. А вы знаете, что государственные деятели весьма осторожно хранят корреспонденцию во вражеской стране, чтобы не разоблачить своих друзей к негодованию власти, советы который они предают.

Более того, сведущие люди рассказывают, что государственные мужи находят превосходные предлоги, чтобы не рассказывать всего, что знают, несмотря на все партийные интриги и огромные денежные суммы, которые предназначены на секретные службы. А была ли тайная услуга оказана, чтобы подкупить людей выдать сведения заграницу или дома, были ли деньги заплачены кому-то или никому не были заплачены, использовались для налаживания переписки с заграницей или укрепления семьи и накопления богатств дома, словом, было ли это служение своей стране или служение самим себе, это то же самое, и один и тот же предлог бывает им защитой. Так и в том важном деле, за которое я взялся: вы, надеюсь, не пожелаете, чтобы я выдавал моих осведомителей, поскольку, как вы знаете, Сатана действительно жесток и злобен, и кто знает, что он может предпринять, выказав свое возмущение? По крайней мере, это может вызвать опасность остановки нашего расследования в будущем.

И еще, прежде чем я закончу, я хотел бы ясно заявить, что, несмотря на то, что собранная мной информация была получена тайно и с трудом, я добыл ее совершенно честно, и поступлю достойно, используя ее. Ибо сильно ошибаются те, кто думает, что знакомство с делами Дьявола не может быть исключительно полезным для всех нас: те, кто не знает зла, не знают добра; как говорят ученые, камень, взятый из головы жабы, является хорошим противоядием против отравы, так и достоверное изучение Дьявола и всех его путей может оказаться лучшей помощью для нас против Дьявола и всех его дел.

 

Глава 2

О слове Дьявол, о том, как правильно именовать Дьявола и кое-что или все о его воинстве, ангелах, и прочих

Исследователями еще не решен этот вопрос: единственного ли числа слово Дьявол — так сказать, имя, за которым стоит лицо, или числа множественного; если оно единственного числа, то должно употребляться только лично, как собственное имя, следовательно, подразумевает одного правящего Дьявола, монарха или короля всего адского племени, выделяющегося именно именем Дьявол, или, как шотландцы называют его, великий рогатый Дьявол, или, как другие, на более распространенном наречии, Дьявол из Ада, так сказать, Дьявол от Дьявола, или (еще лучше), как определяет его Писание, делая на этом акцент, великий красный Дракон, Дьявол и Сатана.

Но если употреблять это слово, как упоминалось выше, в качестве существительного множественного числа, то это будет означать возможность ambo-dexter[5], как в настоящем случае, и единственного, и множественного числа; тогда Дьявол означает самого Сатану или Сатану со всеми его легионами под пятой, это уж как вам угодно; и такой способ толкования слова, как этот, может оказаться весьма удобным для моей цели, — описания адских сил, так как он, по существу, является не совсем не верным; об этом говорит Писание: некто (Марк, гл. 9), будучи одержим Дьяволом, сказал о нем (единственное число), а наш Спаситель вопросил его, как бы обращаясь к одному лицу: «Как твое имя?» И ответ был во множественном и единственном числе вместе: «Имя мое Легион, поскольку нас много».

Не будет ошибкой по отношению к Дьяволу представить его в качестве единственного лица ввиду того, что это означает его руководство всеми подчиненными силами, что служит скорее прибавлению его адской славы, чем уменьшению ее и умалению его известности.

Исходя из всего вышеизложенного, я буду говорить о Дьяволе иногда в единственном, как о лице, а иногда, только в случае необходимости и когда история его деяний делает это неизбежным, во множественном числе, как о множестве дьяволов или адских духов.

Истина о том, что Бог и Дьявол противоположны по природе и отделены один от другого местом пребывания, кажется, довольно прочно укоренена в нашей вере: поскольку мы верим в реальность их существования, тот, кто отрицает одного, вообще говоря, отрицает обоих, и тот, кто верит в одного, с необходимостью верит в обоих.

Очень немногие (если вообще есть такие), из тех, кто верит в Бога и признает долг почитания, которым человеческий род обязан Верховному Создателю мира, сомневаются в существовании Дьявола, исключая тех, кого мы называем практикующими атеистами; это и составляет характер атеиста, если есть на земле таковое создание, что он не верит нив Бога, ни в Дьявола.

Поскольку вера в них обоих пребывает равной, и Бог и Дьявол, видимо, одинаково участвуют в нашей вере, то реальность их существования, кажется, тоже одинакова. И поскольку они узнаются одинаково по своим деяниям в частных случаях, то они и открываются через один и тот же способ проявления.

Более того, в некоторых отношениях равно преступно отрицать реальность их обоих, с той только разницей, что верить в существование Бога есть долг по природе, а верить в существование Дьявола похоже на долг по рассудку: одно есть доказательство от реальности видимых причин, а другое — вывод из подобной же реальности их следствий.

Единственное доказательство существования Бога происходит из наличия всеобщего, направляемого доброй волей согласия всех народов поклоняться высшей силе и славить ее: единственное доказательство существования Дьявола — из направляемого злой волей согласия некоторых народов, которые, не зная другого Бога, сделали Бога из Дьявола, ибо желали лучшего.

Вполне правдоподобно, что эти народы не имели иных представлений о Дьяволе, кроме как о высшей силе; если бы они думали о нем только как о превосходящей силе, это имело бы другие последствия для них и они бы подчинялись ему и преклонялись перед ним по другой причине.

Но ясно, что они имеют верные понятия о нем, как о дьяволе или злом духе; потому что наивысшей, а иногда единственной причиной, которую они приводят для оправдания служения ему, есть та, что в его власти не причинять им вреда; поскольку они не имеют вовсе представлений об обладании им какой-либо силой, еще менее склонностью, чтобы делать им добро — это и в самом деле делает из него просто дьявола, в то время как поклоняются они ему как Богу.

Во все времена в мире язычества имелось такое понятие о Дьяволе: в самом деле, в некоторых частях света у язычников были иные божества, которых они чествовали выше его, как предрасположенных к пользе, добру и склонных, так же как способных, дать им нечто доброе; по этой причине более утонченные язычники, такие как греки или римляне, имели своих Ларов, или домашних богов, к которым они питали особое почтение, так как те являлись их защитниками от чудовищ, духов умерших, злых духов, страшных призраков, злых гениев и других погибельных существ из невидимого мира. Или, переводя на современный язык, от Дьявола, в какой бы форме или проявлении он не являлся им, и от всякого ущерба, который бы он не причинял им. И что бы все это значило, если бы дьяволы вооружились против дьяволов, первые, побуждаемые в качестве добрых духов пойти и защитить их от других, именуемых злыми духами, белый дьявол против черного дьявола?

Это происходит из естественных представлений человеческого рода, по необходимости принимающего то, с чем он встречается: высшее или низшее, Бог или Дьявол наполняют в наших мыслях все будущее, и невозможно нам оформить в своих мыслях какой-либо образ бессмертия и невидимого мира вне понятий о совершенном блаженстве или крайнем страдании.

Поскольку то и другое причастно к вечному состоянию человека после жизни, они, соответственно, являются объектом нашего благоговения и любви или нашего ужаса и отвращения, но несмотря на то, что таким образом оказываются диаметрально противоположными в наших привязанностях и страстях, они занимают одинаково важное положение в нашей вере.

Далее, будучи уверенным в том, что Дьявол существует, так как существует Бог, я должен с этого времени двигаться вперед, не сомневаясь более в его, Дьявола, существовании и не предпринимая более усилий, чтобы убедить вас в этом; но, говоря о нем как о действительно существующем, примусь за вопрос о том, кто он есть, и откуда взялся, чтобы войти прямо в подробности его истории.

Теперь не проникнуть во всю метафизическую бессмыслицу учений о нем, и не ограничить себя полностью языком кафедры, откуда мы вещаем относительно того, что положено думать о Боге и о Дьяволе. Мы должны постараться сначала сформулировать идеи тех явлений, которые иллюстрируют описания вознаграждений и наказаний: с одной стороны, вечное присутствие высочайшего блага и, как необходимо сопутствующее ему, наиболее совершенное, неизменное блаженство и счастье, происходящие из присутствия Того, бытие в Ком есть невыразимый дар всякого возможного блаженства, это и есть верх совершенства. С другой, должно представить себе великое падение архангела, сопровождаемого бесчисленным воинством выродившихся, восставших серафимов, или ангелов, вместе с ним низвергнутых с неба, всех, виновных в невообразимом мятеже и страдающих с тех пор, и на все времена осужденных вечному, непостижимому возмездию Всемогущего. Потому что его присутствие, хотя благословенное само по себе, является причиной их крайнего ужаса, вот почему сами по себе они совершенно жалки. А соприсутствие Всемогущего делает неописуемым их несчастье в каком бы то ни было состоянии и местонахождении, наполняя умы тех, кто изгнан или предназначен к изгнанию, невообразимым ужасом и изумлением.

Но даже после того как вы миновали все сие, и много более из подобного ему (хотя мой язык не так ясен, как тот, на котором принято выражать свои чувства, чтобы развлекать друг друга), вам ничего не будет понятно, если вы упустите главный предмет, именно личность Дьявола, а прибавьте ко всему еще необходимость хоть как-нибудь описать компанию, в которой все это претерпевалось, то есть Дьявола сего ангелами.

Кто же тогда этот Дьявол и его ангелы, какова их роль, деятельная она или страдательная в вечных муках будущего века, они посредники или соучастники, и страдают ли, и в какой степени, от своего положения, — это трудность, еще не разрешенная до конца большинством ученых, к тому же мне не верится, что их вмешательство делает ее менее сложной.

Но приступим к личности и происхождению Дьявола, или, как я говорил прежде, дьяволов; допускаю, что он из древнего рода, поскольку некогда пребывал на небесах, и с большей уверенностью, чем римляне о своем обоготворенном Нуме, я могу утверждать, что он из расы богов.

Этот Сатана — падший ангел, мятежный серафим, свергнутый за свой мятеж — таково господствующее мнение, и не мое дело оспаривать то, что принято вообще всеми; поскольку он был судим, осужден, и приговор об изгнании приведен в исполнение на небесах, он явился в наш мир подобно сосланному преступнику, который никогда не вернется; его преступление, кроме особенных, отягчающих обстоятельств, которые оно имело, конечно, означало крайнюю измену его Господу и Повелителю, бывшему также его Создателем, против которого он восстал в мятеже, на которого поднял руку, словом, развязал ужасную и противоестественную войну в его владениях. Но, будучи побеждены в битве, и сделавшись пленниками, он и все его воинство, которое было бесчисленным, все великолепные ангелы, подобные ему самому, утратили свою красоту и славу вместе с чистотой и стали дьяволами, быв преобразованы своим преступлением в чудовищные и страшные существа. Такие, что для их описания человеческая фантазия должна нарисовать картины и образы в формах, наиболее ненавистных и страшных воображению.

Я не сомневаюсь, что именно эти представления стали источником всех прекраснейших образов и возвышенных выражений в величественной поэме мистера Мильтона, в которой поэт, хоть и изобразил его самым блистательным образом, совершенно очевидно погрешил против Сатаны, и Дьявол явно вышел пострадавшим в великом множестве деталей, как я покажу это в своем месте. И поскольку я буду обязан воздать Сатане справедливость, когда подойду к этой части его истории, почитатели мистера Мильтона должны простить меня, когда я мне придется дать понять им, что, хотя я восхищаюсь мистером Мильтоном как поэтом, тем не менее, считаю его весьма несведущим в делах истории, и особенно истории Дьявола. Короче, что он ложно обвинил в нескольких пунктах Сатану, а также Адама и Еву. Но я оставляю это, пока не дойду до истории царственной семьи Эдема, которую намереваюсь преподнести вам, когда закончу разговор о Дьяволе.

Но ни в коем случае не следует упускать из виду и мистера Мильтона, поскольку его поэзия и его суждения не могут быть затронуты вновь без ущерба для наших собственных суждений. Все его яркие идеи, которые делают поэму такой значимой, не взирая на то, могут ли они быть доказаны, являются, тем не менее, подтверждениями моей собственной гипотезы и следуют из предположения о личности Дьявола, полагания его во главе адского воинства как возвышающегося над всеми духа и повелителя преисподней. И поскольку это так, я намерен написать его историю.

Под словом «ад» я не подразумеваю или, во всяком случае, не утверждаю, что местонахождение его или целого дьявольского воинства есть некий находящийся в определенном месте ад, в котором, как объясняют нам богословы, он будет, наконец, заключен; по крайней мере, он еще не заключен там — поскольку, как мы убедимся, в данный момент пленник на свободе; об обоих этих обстоятельствах в отношении Сатаны, я при случае расскажу в настоящем повествовании.

Но когда я называю Дьявола повелителем ада, это должно понимать как следование определенной цели; в том смысле, что он повелитель всего адского рода, так сказать, всех дьяволов или духов адского племени, имея в виду их число, качество и силы, каковы бы они не были.

На этом предположении о личности и превосходстве Сатаны, или, как я называю это, владычестве и правлении одного Дьявола над всеми остальными, на этом представлении, говорю я, сформированы все системы о неведомом будущем, которые могут породить наши умы; и столь широко распространено мнение об этом, что будет трудно примириться с какой-либо противоположной идеей, по крайней мере, чтобы примириться с ней, она должна быть доказана.

Примем тогда, как вообще принимает человеческий род, что есть великий Дьявол, вознесенный над всей черной братией, что все они, вместе с Сатаной, их полководцем, их главой, пали, что хотя он, Сатана, не смог поддержать свой высокий статус в небесах, пока он сохраняет свое положение среди тех, которые назвали себя его слугами, по Писанию — его ангелами, так что он имеет что-то вроде владычества или власти над остальными. И что все они, сколь бы много миллионов их ни было, руководимы им, и использовались во всех его адских замыслах и во всех его лукавых ухищрениях для уничтожения человека и для установления своего собственного царства в мире.

Предположив, что есть такой господствующий над всеми остальными главный Дьявол, нам остается задаться вопросом о его характере и о чем-нибудь вроде его истории, по поводу которой я хотя не имею возможности предъявить такие подлинные документы, как в истории других монархов, тиранов и деспотов мира, постараюсь, однако, высказать некоторые положения, которые опыт человеческого рода может подтвердить и которым сам Дьявол с трудом способен противоречить.

Тогда можно было бы допустить, что есть такое существо или личность, которую будем называть господствующим Дьяволом, что он, таким образом, первый над всеми остальными в могуществе и власти и что все другие злые духи — его ангелы — или министры, или офицеры, исполняющие его приказы и использующиеся для его дел. Остается выяснить: откуда он пришел? Как он попал сюда, в этот мир? Каково то дело, которым он занимается? Каково его нынешнее состояние и где и какой частью творения Божия он ограничен и удерживается? Какие свободы им сохранены или ему разрешены? Каким образом он действует и каковы его орудия, также разрешенные к использованию? Что он делал все это время с тех пор, как стал Дьяволом, что он делает теперь и что он может сделать еще, прежде последнего и более сурового заключения? А так же, что он не властен делать и насколько далеко мы можем или не можем зайти, рассуждая относительно его разоблачения, то есть наличия или отсутствия причины опасаться его? Это и что бы еще ни обнаружилось в истории и поведении этого архи-дьявола и его приспешников, способное оказаться полезным для научения, предостережения или развлечения, вы можете ожидать от этой книги.

Я знаю, иные спросят, скорее с гримасой, нежели со страхом, как это совместимо с полной победой над Дьяволом, которая, говорят, была от века одержана над Сатаной и его отступнической армией в небесах, так что он был низринут со своего святого места, и ввергнут в бездну вечной темноты, в место наказания, где осужден пребывать, или место заключения, где должен содержаться до решения великого дня; я говорю, как соотносится с той полной победой позволение ему вновь освободиться, и данная ему воля, ему, который, подобно вору, разрушил тюрьму, чтобы колебать творение Бога и продолжать свой мятеж, совершая новые разрушения и деяния, враждебные Богу, предпринимая новые усилия к низвержению Всемогущего Творца, и в особенности к падению слабейшего из его созданий — человека? Как Сатане, совершенно побежденному, было разрешено получить обратно какую-либо из его бедственных сил и обрести возможность вредить человеческому роду?

Более того, они идут дальше, и произносят дерзкие речи против мудрости небес, оставляющих человеческий род, слабый в сравнении с безмерной величиной дьявольской силы, на столь очевидное поражение, столь неравную борьбу, в которой он, конечно, если одинок в столкновении, будет побежден; позволяя ему, так плохо снабженному средствами, которые могли бы помочь ему, сражаться с таким ужасным врагом.

На эти вопросы я также дам надлежащий ответ в настоящем повествовании, когда представится случай, но сейчас должен отложить их.

Что Дьявол еще не заточенный пленник, тому мы имеем достаточно явных подтверждений; не буду предполагать (сведя маленьких дьяволов и великих дьяволов вместе), что ему, подобно нашим ньюгейтским ворам, попустительствуют и он имеет некоторые маленькие вредоносные свободы и преимущества, что бы это ни значило; мы еще вернемся к небезызвестным временам его заключения.

Можно считать недопустимым представление о том, что сила, которая низвергла его, была введена в заблуждение и стражники, или тюремщики, под надзором которых он пребывал, смотрели сквозь пальцы на его вылазки, а Господь на своем престоле ничего не знал об этом деле. Но это требует дальнейшего объяснения.

Окончание следует…

Перевод с английского А.С. Суриковой

Журнал «Начало» №20, 2009 г.


[1] Настоящее четверостишие, принадлежащее перу Д. Дефо, предваряет его книгу. В оригинале вынесено на титульный лист.

[2] Здесь и далее слово «дьявол» Дефо употребляет главным образом как имя собственное (наряду с именем «Сатана»), что вполне оправдывает написание его с заглавной буквы, хотя это и не очень принято в русской традиции.

[3] Добросовестно действует (лат.)

[4] re infecta — скверное дело (итал.)

[5] ambo-dexter — и то, и другое .

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.