Как возможен человек?
В своей статье о.Ксавье Николя ставит вопрос и рассуждает о возможности быть христианином вообще после «учителей сомнения» и в ситуации такой культуры, о которой известно, что ее Бог умер, или был убит все теми же «учителями сомнения» (Ницше, Фрейдом, Марксом). Под вопрос поставлена сама вера, — пишет о.Ксавье Николя, — потеряна всякая устойчивость религиозного сознания, и в этой ситуации человек обречен стать совершеннолетним уже в обезбоженном секуляризованном мире. Человек, по о. Ксавье Николя, должен нести свою человеческую истину в мир как если бы Бога не было. (Это утверждение далеко не ново, оно по сути вписывается в традицию безрелигиозного или антирелигиозного гуманизма от Джордано Бруно до Ф.Ницше). Человеку, в изображении о.Ксавье Николя, буквально негде «главу приклонить», т.к. культура, уклад, мир человеческого существования разрушены «учителями сомнения», это сфера «слишком человеческого», т.е. того, что должно быть преодолено как ущербное и наивное. Задача, которую ставит о.Ксавье Николя перед религиозным сознанием — это переоценка прежних ценностей, где сомнение из внешнего религиозному сознанию становится центральным для него (это позиция лютеранского богослова Дитриха Бонхоффера, на которого ссылается К.Николя и который из глубины своей перенапряженной веры богословски осмысляет идею «мертвого Бога», и учителя Д.Бонхоффера Р.Бультмана с его рационалистической попыткой «демифологизировать» содержание христианской веры). Совершеннолетие, т.е. момент кризиса критики «детской» веры, по К.Николя, призывает человека к своего рода декартовой редукции в отношении возможно устаревших религиозных ценностей. Отношение о.Ксавье Николя к духовной реальности проходит под знаком своего рода агрессивности веры; Истина, будучи скрытой от человека, должна быть им восхищена: «скрытый Бог» обрекает человека «жить без Бога», оставляет его в покое самовыражения. «Архаическая» непоколебимость истины нарушена, теперь сам человек должен отвечать на собственные вопросы.
Такова ли перспектива осмысления духовных проблем нашего времени? Перед секуляризованным сознанием человека стоит вопрос: «Есть ли Бог?». Секуляризация (этим вопросом она во многом и вызвана) последовательно задалась вопросом, возможно, более важным в нашем контексте: «Есть ли человек?». Без разрешения первого вопроса второй также не разрешить (речь идет о разрешении этой проблемы в рациональном сознании указанной богословской традиции). К.Николя пытается разрешить проблему секуляризации начиная со второго вопроса (говоря о совершеннолетии человека). Человек стал совершеннолетним, поэтому Бог отсутствует. Это утверждение К.Николя перекликается с лютеровским противоречием человеческой воли и Божественной свободы, с той лишь разницей, что по К.Николя пришло время «рабствовать» Божественной воле. «Океан, по которому мы плывем без корабля и паруса» — цитата не случайно приведенная К.Николя — указывает на странный в устах католика мотив спасения в одиночку, верующий, по К.Николя, лишенный «твердого берега» в Боге (о Церкви о.К.Николя вообще не упоминает) вынужден искать его в себе. Мысль о.К.Николя противоречива. Он говорит о борьбе веры и безверия, т.е. вольной самоотдаче себя Богу и всецелой направленности на себя, и одновременно о совершеннолетии как акме человеческого существования, где эти противоречия примиряются.
Вопрос «Как возможен человек?» возникает здесь с новой силой. В секуляризованном сознании вопросы о свободе, о смысле жизни и пр. (входящие в проблему «возможности человека») почти не разрешимы. В этом ключе характерна мысль протестантского богослова П.Тиллиха, указывающего на конфликт человеческого и Божественного бытия: «Бог как субъект делает меня объектом …Я протестую и стремлюсь превратить Его в объект, но бунт заканчивается неудачей и наступает отчаяние». По Тиллиху, человек может быть лишь в случае отсутствия Бога. К подобной дилемме склоняется К.Николя. Однако не Бог отвернулся от человека, предоставив ему наедине с собой «испытывать волю и благородство», а человек оставил Бога. Совершеннолетие, в этом смысле, последняя стадия существования обезбоженного человечества, т.к. оно балансирует на грани безблагодатной абсолютности человека, которая всецело дышит смертью. Совершеннолетие это уже не найдет в мире того, на чем оно могло бы остановиться (приклонить главу), такое совершеннолетие, по слову Ницше, «пригвождено к разочарованию».
Секуляризация убила, прежде всего, человека. Истина стала апофатична, человек сам отвернулся от нее. Это человек, истощающий в себе человеческое не в сторону обожения, а в сторону «дочеловеческого». Блаженный Августин по этому поводу замечает: «Если бы я увидел меня самого, я увидел бы Тебя» (viderum me viderum Те), но увидеть себя возможно не в некоем безблагодатном совершеннолетии, или в стоическом напряжении веры, «мужестве быть» Тиллиха, а лишь через видение «богоугодной» глубины в самом человеке. «Рискованное пари» имеет смысл лишь в случае близости Бога, а не богооставленности. Отрицание Бога, в конечном счете, не так опасно, как сознание отсутствия Бога, которое изнутри разрушает религиозное сознание. Ведь предельное свидетельство человека о себе, ex profundus человека природы, обнаружение собственного бытия бессмысленно без живого предстояния человека Живому Богу; ибо перед человеком стоит задача прорвать именно свое отсутствие, оправдать себя перед Богом. И вера, в этом смысле, действительно не принадлежит человеку как данность, она граничит с сознанием ее недостаточности, ущербности: «Верую, Господи, помоги моему неверию» (Мк. 4,3). Вера — суть чаяние веры, это отличает ее от неверия (которое как раз и служит примером «слишком человеческого»). Человек далеко еще не стал человеком, т.е. не исполнил себя в соответствии со своей природой («образ и подобие») и тем самым с замыслом Божиим о себе. Момент богооставленности, если он не искусственен, есть попечение Божие о человеке, мотив «Божественной педагогики» (об этом не обмолвился К.Николя), а не совершеннолетие, т.к. человек согласен с собой только будучи в Боге, в Церкви.
Тайна, о которой говорит о.К.Николя, вовсе не есть предикат Истины самой по себе. Истина явлена, но человек не может свободно принять ее. Религиозное сознание в этом смысле не находится на «сухом пайке» вопросов без ответов. Это результат не внешнего ограничения человека, а общей конечности человеческого существования в котором и «предполагается Его вмешательство», призванное преодолеть конечность в Таинстве Церкви. И открытость этого смысла по отношению к современному религиозному сознанию нисколько не меньше, чем когда бы то ни было. Ибо «свободный человеческий поступок» соприсутствовал человеку на всей протяженности его духовной истории, и открытость «Божественному дару» никогда не была чужда ни одной эпохе.
Журнал «Начало» №1 1994г. С-Пб.