Крестьянская изба и славянское язычество

Славянин был человеком домовитым и семейным, что определялось естественными условиями. Вся его жизнь проходила в кругу семьи или рода, который представлял собой ту же семью, только разросшуюся. Поэтому дом, изба имели для него очень большое значение: они свидетельствовали о быте предков, были местом пребывания пенатов и совершения различных религиозных обрядов.

Первоначально, как свидетельствует Нестор, славяне жили родами. Каждый род жил на своем месте, то есть разъединенно. В отдельном роде жило несколько семей, которые связывало кровное родство и власть единого родоначальника. Как писал А.Н. Афанасьев, поздние остатки такого патриархального быта встречались еще в середине XIX века у сербов. Их жилища были рассеяны по долинам и холмам. Каждое жилище представляло собой отдельный мир. Сербские семьи, принадлежащие к одному роду, жили вместе: каждый сын приводил свою жену в отцовский дом и получал отдельную комнату, но для всех членов семьи очаг и стол был один. Подобное наблюдалось и в Словении, и в великорусской крестьянской семье. В.В. Пасек говорил:

«У русских есть семейства из пяти и шести женатых братьев, которые с женами и детьми живут в одной избе или, по крайней мере, на одном дворе; все заодно работают и все повинуются или старшему брату, или отцу. Или даже деду, который часто едва двигается с места, но не отрекается от семейной власти, от своего первенства. Все невестки в послушании у одной старшей или у самой матери их мужей».

Таким образом, для древнейшего первобытного быта славян было характерно селиться по родам, обособленно от других. В каждом роде было несколько родственных семейств, которые жили в одной избе, а если семейств становилось слишком много, в нескольких холодных срубах (клетях), построенных рядом с теплой избой или пристроенных к ней. Главное же, что очаг оставался единый для всех, а приготовленная на нем пища составляла общий обед и ужин. В раннее время язычества огонь, разведенный на домашнем очаге, почитался божеством, охраняющим обилие дома, спокойствие и счастье всех членов семьи или рода. Соответственно, такое отношение к огню перешло на сам очаг. Таким образом, каждый род у древних славян имел своего пената, которым и был очаг.

В связи с таким религиозным значением очага можно объяснить значение слова изба. Изба — истопка (истба), происходит от слова топить (из-топить). Славяне дали название своему жилищу от священного для них действия, которое совершается на очаге. Следовательно, вся изба в глазах славянина-язычника получила особенное освящение от очага. Домашний очаг был самым священным местом в доме, и от него религиозный характер перешел на все жилище. Не удивительно тогда, что изба для славянина была не только домом, местом жилья; она представлялась ему таинственным капищем, в котором пребывало божество очага и в котором совершались обряды в честь этого пената. Изба была первым языческим храмом. Слова «хоромы» (дом, жилище) и «храм» (освященное место богослужения) — этимологически тождественны.

Изба освящалась не только тем, что в ней пребывал очаг, но еще тем, что в нее нисходили другие светлые боги, которых призывал славянин силой жертвы и молений.

Религиозным значением избы можно объяснить славянское гостеприимство. Всякий, кто вошел в избу, оказывался под защитой очага. Нанести ему обиду значило проявить неуважение к святыне избы. Даже враг оставался неприкосновенным, так как пролить кровь в избе представлялось самым ужасным грехом.

В дальнейшем очаг олицетворился в дедушку-домового. Домового представляли по-разному, но чаще всего плотным, не очень высоким стариком, в коротком смуром зипуне или синем кафтане, с алым поясом. Иногда в одной рубахе. У него седая борода; волосы острижены в скобу, но косматые и закрывают лицо; голос суровый и глухой; он любит браниться и употреблять при этом выражения чисто народные. Само название домовой показывает, что это пенат — охранитель дома, каким первоначально был очаг. То, что домовой тождественен очагу, доказывается дошедшими до нас поверьями и обрядами. Например, при переходе в другой дом хозяева, призывая домового на новоселье, берут из печи старого жилья горячие угли и переносят их на новый очаг. Домовой чаще всего живет за печкой, куда для него кладут маленькие хлебцы; домовой любит высекать огонь и не боится мороза, поэтому ходит без шапки. Увидеть домового в шапке — плохой признак. Если домовой давит, то чувствуется жар. Чаще всего домовой принимает вид трубочиста, в чем сказывается его связь с очагом. Домовой — божество света и тепла. У славян такие божества представлялись покрытыми шерстью. Так и домового они представляли обросшим мягким пушком; даже ладони и подошвы у него мохнатые; только лицо около глаз и носа голое. Ладонью домовой гладит спящих, которые чувствуют, как шерстит его рука. Если рука мягкая и теплая — к счастью и богатству, а если холодная и щетинистая — будет плохо.

Символом, атрибутом очага был петух. Петух — птица, приветствующая восход солнца; своим пением она как бы призывает солнце и прогоняет нечистую силу мрака и ночи. О том, что петух был символом очага, свидетельствуют некоторые народные пословицы и загадки. Например, загадка «Красный петушок по нашестке бежит» означает огонь; загадка «Красненький петушок по жердочке скачет» означает горящую лучину. В поговорке «И петух на своем пепелище храбрится» прямо высказана связь петуха с пепелищем, под которым подразумевается изба и очаг.

Мифический образ домового принял на себя все религиозно-языческое значение очага; он стал пенатом, охраняющим счастье дома и живущей в нем семьи. Он соблюдает ее интересы и защищает ее благосостояние. Домовой присматривает за всем в доме как настоящий хозяин, сочувствует и семейной радости и горю.

Само сооружение жилища и переход на новое место сопровождались символическими действиями, которые связаны с поклонением очагу. Место для нового жилища требовало освящения, так как всякая изба — капище родового пената. Надо было, чтобы охранительная сила этого пената перешла на новое место. Для этого совершался следующий обряд: перед постройкой дома хозяин с хозяйкой приходили на место, где предстояло построить новое жилище, отрубали у петуха голову и зарывали ее там, где должен быть передний угол. Совершалось это тайно. Петуха приносили в жертву как самую почетную и любимую домовым птицу. Кровью петуха освящалось избранное место и призывалось на него покровительство пената. Почему именно в углу? У славян было особое уважение к углам избы. Они обозначали собой те главные пункты, в которых сходятся стены; углы определяют ее границы, в которых только и ощущается благотворное влияние теплоты и света очага. Особым почетом пользовались два угла: задний, в котором ставилась печь, и передний, расположенный по диагонали от заднего. Передний угол пользовался особым уважением и назывался большим и красным, то есть главным, светлым. Место на лавке в переднем углу называлось большим и княженецким; на него сажали самых почетных и важных гостей, старших родственников, молодых «князя и княгиню» после венца, в этом углу всегда стоял стол, за которым трапезничали, при этом большое место занимал старший в семье. Кроме этих углов в избе есть еще кут. Это угол у дверей, угол напротив печи и место перед самой печью, где обычно готовят, оно отделяется иногда занавеской или перегородкой. Там же наряжают к венцу жениха и невесту.

После того как дом был построен, вся семья переходила в него и переносила с собой священный огонь очага. Это совершалось торжественно. Старший в роде выгребал из печи старого дома весь жар в чистый горшок и покрывал его скатертью, растворял дверь, обращался к заднему куту, призывал домового на новое жилье. В новом доме встречали того, кто нес горшок, то есть домового, хлебом-солью. Угли, которые приносили, высыпали в очаг, горшок разбивали, а черепки зарывали в переднем углу. В гораздо более позднее время в этом обычае появилось влияние христианства: при переселении в новый дом сначала стали вносить икону, а затем хлеб-соль или квашню с растворенным тестом, кошку, петуха и курицу.

Так как изба в языческие времена была первым храмом, а очаг — божеством, то первыми служителями божества были те, кто топил печь и готовил еду. Обычно этим занимались старшие в роде. Старшинство в роде определяло власть и почет. Славяне особенно уважали старцев, которые соединяли в своих руках и власть правителей, и власть жрецов.

Важнейшая символическая функция дома — защитная. Согласно первобытным анимистическим представлениям славян, вся окружающая природа наполнена духами зла (упыри и навьи) и духами добра (берегини). Упыри, невидимые навьи, по мнению веривших в них славян, могли напасть на человека везде, всегда и отовсюду.

Но люди не были беззащитны перед злыми духами, они могли спрятаться в своих домах. Дом был крепостью, неприступной для навий. Чем же был защищен дом? Прежде всего, защищались самые уязвимые части дома. Это окна, двери, то есть все проемы, через которые в дом могут проникнуть всевозможные злыдни. Это касалось так же двора и одежды. Защита состояла в том, что все проемы и отверстия орнаментировались магическими охранительными узорами. В одежде узором покрывали ворот, обшлага рубахи, подол, разрезы на рубахе или сарафане. Сама ткань, из которой изготавливали одежду, считалась непроницаемой для злых духов, так как в ее изготовлении участвовали предметы, украшенные магическим охранительным орнаментом.

То же самое мы видим и в народной архитектуре: декоративные элементы (а в свое время магически-заклинательные по своему смыслу) располагаются на воротах, вокруг окон, у застрехи, на наивысшей точке дома щипце крыши. Все эти обереги, которые в изобилии присутствовали на уязвимых местах дома как снаружи, так и внутри его, и составляли защиту дома от злых духов.

Уже при постройке дома, при выборе места под будущее жилье начинались заклинательные действия. Например, для строительства избы выбирали в лесу особые деревья, которые не относились к разряду «буйных» или «стоеросовых». Закладку дома начинали «когда наполняется месяц», то есть после новолуния^[1]. Под углы первого венца бревен клали клочок шерсти, горсть зерна, ладан, воск. Иногда под угол дома укладывали конскую голову. Все время строительства сруба внутри него должно было находиться молодое деревцо с иконкой на нем. Особым обрядом сопровождалось укрепление матицы, на которую настилался потолок.

После завершения строительства устраивали пир. Вселение семьи в новую избу сопровождалось обрядом перенесения огня из старого жилья и перенесением домового из старого подпечья в новое, о чем рассказывалось ранее.

Что же представляли собой эти магически-заклинательные охранительные узоры? На чем основывалась их охранительная сила? Это не просто множество знаков, отдельных символов, а продуманная система, созданная на основе геоцентрического мировоззрения. Как уже упоминалось, славяне считали, что злыдни-упыри могут быть и творить свое зло повсюду, они — вездесущи, повсеместны; в систему зла входила вся природа и все живое. И было все это порождением тьмы. Системе тьмы они противопоставили систему света, изгоняющую тьму и ее порождения. К чему же обратился славянин? Конечно, к солнцу, зафиксировав его на своем жилище в его непрерывном движении по небу. Повсеместность упырей была противопоставлена повсеместности солнечного света, неизбежности его прихода с началом нового дня.

Космологическая система защиты от злых духов предусматривала еще и обращенность к небу, по которому двигалось солнце, как вместилищу дождевой воды. Древние славяне предполагали, что дождевая влага берется сверху, из каких-то небесных запасов, хранящихся на уровне «верхнего неба», оно находится над «средним небом», по которому движется солнце и луна. Верхнее небо отделено от среднего «твердью небесной». Запасы воды на небе назывались в древнерусском языке «небесными хлябями». Когда шел очень сильный дождь, ливень, говорили, что «разверзлись хляби небесные». Хозяином небесных вод был господь-бог. Первобытное представление о двух небесах сохранилось и в средневековых комментариях к Библии. Они исходят из того, что существует два неба. Как твердь, которую Бог назвал небом, и воздушное пространство. «Твердь» и в библейском и в средневековом понимании удерживала хляби небесные где-то в недосягаемой вышине над воздушным пространством обычного неба^[2].

В соответствии со славянской мифологией, двускатный фронтон дома представлялся небосводом, по которому движется солнце от рассвета до заката, от одного нижнего конца кровли вверх к щипцу и далее вниз к другому нижнему концу. Это представление подкреплялось в этнографическом, а так же археологическом материале изображением звезд и небесных водных запасов. Очень распространено изображение небесных хлябей верхнего неба на причелинах домовых кровель. Изображались они часто волнистым орнаментом или узором из городков, которые на расстоянии тоже воспринимались как волны.

Земледельцы энеолита уподобляли дождевые потоки потокам молока Матери-богини. Отсюда близость в русском средневековом языке таких слов, как «грудь» и «груда». «Грудие росное» — капли росы, помогающей растениям живительной влагой. Язычники полагали, что роса, опадающая с небес в виде тумана-облака, посылается богом неба Родом именно как всерождающая влага жизни. А.Н. Афанасьев по этому, в частности, писал: «Уподобление дождя молоку заставило видеть в тучах женские груди или коровье вымя»^[3]. Видимо, именно в соответствии с этими представлениями на новгородских причелинах вплоть до XV века наносились изображения женских грудей, то в виде скульптурно выполненного узора, то в виде парных изображений, образующих в своей повторяемости волнистый узор. Таким образом, причелины русских изб украшались в два — четыре ряда. Верхний ряд чаще всего был занят зигзагообразной линией, являвшейся архаичной и устойчивой идеограммой воды, в данном случае — «хлябей небесных», недосягаемых дождевых запасов, изредка зигзаг заменялся упрощенным меандром. Ниже шел ряд городков или парных изображений женских грудей, связанных с представлением о небесных богинях-рожаницах, которые, по мысли древних охотников, рождали «оленьцов малых» на потребу людям, а по мысли земледельцев — проливали дождь на поля.

Изображение небесных вод было лишь частью более общей картины мира, где главным являлось солнце, проходящее по небосводу среднего неба. Солнечные знаки никогда не помещались выше небесно-водной зоны, то есть не нарушали архаических представлений о верхнем небе. Представление славян о макрокосме повторялось в микрокосме их жилища.

Какие же солнечные знаки входили в общую оборону русского дома от упырей и навий? Следует сказать, что солярные знаки изображались не просто как один из элементов убранства, а с глубоким символическим значением. Они никогда не помещались изолированно, а всегда в комплексе с другими символами — земли, засеянного поля, иногда воды. Взаимное положение разных символов в одном комплексе дополнительно подчеркивало динамику солнечного дневного хода.

Есть несколько типов солнечных знаков: круг с шестью радиусами («колесо Юпитера»), круг с крестом внутри него, иногда с восьмью лучами, полукруг (дугою вверх) с тремя лучами, «бегущее солнце».

Рядом с символом солнца почти всегда изображаются символы земли, поля. Символом поля, плодородия является ромб или квадрат, поставленные на угол и разделенные на четыре части^[4].

Таким образом, основная часть усадьбы древнего славянина была надежно защищена от носителей зла изображением на фасаде макрокосма и как бы всесторонне была освещена движущимся по небу солнцем. Но зло может проникнуть через различные дворовые строения, через входы во двор и в дом. Конечно, все это тоже защищалось. Например, на колья ограды надевались битые горшки, так как считалось, что они имеют магическую силу; навешивались счастливые камни с естественным отверстием («куриный бог»); по периметру двора при каждом празднике рассыпались остатки ритуальной еды; в воротах в ответственный момент первого выгона скота клали рогатину, «которая в звере бывала». Во всех случаях взывали к помощи батюшки-домового, дворового, банника, овинника, «кутного бога» и других «доброхотов» и «доброжилов», представителей своего усадебного воинства.

Крестьянский двор XIX в. был меньше, чем дом защищен различными оберегающими символами. Возможно, потому, что защитная система была в большей степени рассчитана на защиту непосредственно человека. Когда же человеку необходимо было покинуть свой дом, выехать в мир, где может подстеречь зло, он был защищен своей одеждой, на которой было много заклинательных знаков, и конской сбруей с бубенцами, которые играли у всех народов охранительную роль^[5].

Особо должны быть отмечены ворота — символ границы между своим пространством и чужим, внешним миром. Открывание-закрывание ворот обозначает контакт с внешним миром. Ворота — опасное место, где обитает нечистая сила. Ворота всегда почитались и защищались. В качестве постоянных оберегов над воротами часто помещали или одиночный солярный знак или три солнца, которые символизируют день от утра до вечера. Очень часто на воротных столбах схематично изображали антропоморфные фигуры-идолы^[6].

Порог — символическая граница между домом и внешним миром. Наряду с дверью, замком, крестом, нарисованным мелом или вырезанным, и другими оберегами он образует непреодолимое препятствие для нечистой силы. Охранительных символов здесь немного. Иногда встречается солнечная символика со знаками, расположенными по полукругу притолоки. Чаще же всего ограничивались подковой у порога и тремя крестами на притолоке, прокопченными «четверговой свечой». У двери внутри дома находился коник, а под лавку около дверей всегда клали топор, который был и реальным, и вместе с тем магическим средством защиты от видимого и невидимого зла.

Окно — часть дома, которую наделяли многообразными символическими функциями. Сквозь окно могли проникнуть вездесущие навьи. Оконный проем это не только «окно в мир», в «белый свет» для обитателей избы, но и глазок для чужих людей и сторонних злых сил, которые могут подглядеть жизнь внутри жилища, проникнуть туда или хотя бы сглазить тех, кого удается увидеть в окно. В связи с этим возник такой важный элемент заклинательного декора, как наличник, обрамление окна, обычно обильно насыщенной языческой символикой.

Орнаментальные композиции наличников с известной долей условности можно разбить на три группы. В одну группу войдут наличники с преобладанием солнечных знаков, продолжающие ту же защитную систему, которая применялась и для дома в целом. Другую группу составят наличники, в композицию которых входит небосвод, «хляби небесные» и две рожаницы.

В третью группу композиций входят наличники, на которых отсутствует небосвод (карниз ровный, горизонтальный), отсутствуют «хляби небесные», а есть только одна центральная фигура, иногда подобная рожаницам предыдущей группы, а иногда и резко отличная от них.

В любом случае охрана окна от упырей и навий возлагалась на изображение мира: русский, земледельческий вариант представлен объемным трехмерным пространством небес, а мерянский вариант — более плоскостным, свойственным охотничьим воззрениям, образом земли, населенной зверями и птицами. Наиболее изощренным охранительным комплексом является украшение окон светелок, чердачных помещений второго этажа. Поднятые на значительную высоту, они были видимы издалека, и поэтому их магическая сила простиралась дальше, чем у обычных окон. Эти наличники представляли собой целые теремки с фронтоном, витыми столбиками и узорчатым подножием^[7]. Небосвод здесь представлен двускатным фронтоном, как на избах. Верхнюю кромку образуют волнистые линии «хлябей небесных». Ниже — три позиции солнца, как и на избах. В полукруглой выемке небес — растительный символ из листьев. Под небесами идет фриз с изображением птиц в окружении зелени. Иногда птицы даны по такой же схеме: боковые птички сидят, а средняя, полуденная, изображена в полете.

Подводя итог обзору заклинательной орнаментики внешнего вида восточнославянского жилища, можно сказать, что она сохранила почти в полной неприкосновенности древнюю, идущую чуть ли не из энеолита оберегающую символику. Деревянная резьба русского Севера создавала на фасаде и на крыше дома сложную и глубоко продуманную, создававшуюся тысячелетиями, систему защиты от вездесущих и всепроникающих упырей, навий. Архитектурный декор не был простой суммой отдельных знаков. Это была защита при помощи макрокосма, тщательно воспроизведенного во всех своих основных элементах в декоре жилища, которое становилось микрокосмом семьи. Этот, созданный руками человека, микрокосм повторял картину мира, возникшую в представлениях предков славян где-то в глубинах бронзового века.

Самым главным для русского человека в деле охраны своего дома от ночной вредоносной нечисти было противопоставление ей светлого начала солнечного дня. Могущественным и страшным своей повсеместностью вампирам противопоставлен ход солнца от восхода до заката; верхнюю точку дома с ее широким обзором окружающего пространства обороняет сияющее, как бы удвоенное полуденное солнце и солнечный конь-охлупень, венчающий кровлю.

Показ макрокосма и движения солнца был для наших предков не только средством отображения действительности — он был средством защиты своего домашнего микрокосма от разлитого в мире невидимого вредоносного начала.

Древний славянин не мог ограничиться защитой своего дома только извне. У него было множество повседневных бытовых дел. Необходимо было обезопасить все вносимое в дом и снабдить человека всеми оберегающими языческими символами на случай, если придется покинуть пределы дома. Поэтому все, что относится к приготовлению и потреблению пищи, все, что связано с изготовлением одежды и самой одеждой, вся мебель (особенно кровати) и сундуки для хранения добра — все это покрывалось сакральными орнаментами, которые по своей смысловой основе не отличались от системы ограждения дома извне.

Внутри дома главным оберегом семьи была печь. Это один из сакральных центров дома. Символическое осмысление печи предопределено тем, что поддерживала домашний очаг и приготавливала пищу женщина. Повседневная жизнь женщины была незаметна и протекала как бы в присутствии предков и под их покровительством. Внутреннее полое пространство печи могло символизировать собой отверстия женского тела (лоно, рот).

Символика печи отнесена к интимной, «утробной» жизни человека в таких ее проявлениях, как соитие, дефлорации, развитие плода, рождение и, с другой стороны, агония, смерть и посмертное существование.

Печь играет особую символическую роль во внутреннем пространстве дома еще и в том отношении, что совмещает в себе черты центра и границы. Поскольку через трубу осуществляется связь с внешним миром, в том числе с «тем светом», печь сопоставима и с дверью, и с окнами. Печная труба — это специфический выход из дома, предназначенный в основном для сверхъестественных существ и для контактов с ними: через нее в дом проникают огненный змей и черт, а из него вылетают наружу ведьма, душа умершего, болезнь, доля, призыв, обращенный к нечистой силе, и т.п.

Огонь в печи осмыслялся как живое существо. Несмотря на то, что домашний огонь выполняет культурные функции, он сохраняет свою связь со стихией небесного огня и при необходимости может противостоять ей. Например, в Вологодской губернии затапливали печь, чтобы утишить грозу.

Домашний огонь непрерывно поддерживали в печи и сохраняли ночью в виде горячих углей. Их старались не давать в другой дом — вместе с домашним огнем семью могли покинуть достаток и благополучие.

Когда кто-нибудь уходил из дома, печь закрывали заслонкой, чтобы ему повезло в пути и его не поминали лихом оставшиеся дома. В Новгородской губернии закрывали печь, садясь ткать, чтобы хорошо удалась работа. При приближении грозы заслоняли трубу, чтобы черт или другая нечистая сила не могла туда спрятаться и гром не ударил в хату. Через трубу звали пропавший в лесу скот, в надежде, что он вернется обратно^[8].

Вторым священным местом в избе была матица, главный срединный брус потолка. С матицей связан ряд обрядов и юридических обычаев. Общеславянским является устойчивый обычай вырезать на матице «колесо Юпитера», круг с шестигранником и шестилучевой розеткой внутри него. Часто и здесь мы видим три позиции солнца^[9].

По сторонам солнечного круга с шестиугольником (который мог означать и более широкое понятие «белого света», знак Рода) обычно располагались идеограммы земли или вспаханного поля. Иногда знак солнца заменялся православным восьмиконечным крестом, что свидетельствует о длительности веры в магическую силу матицы. Здесь повторена часть небесного комплекса, но вместо «хлябей небесных» здесь более определенно показана земля; солнце светит на землю и ее обитателей.

Как уже упоминалось, углы в доме тоже имели значение. Они отделяли «свое» (замкнутое) пространство от «чужого» (открытого, неосвоенного человеком).

Особая роль в славянском жилище отводилась красному углу, о чем тоже ранее упоминалось. Необходимо добавить, что это специальное священное место, где впоследствии ставили иконы. Киот — «божница» — украшался ритуальными полотенцами — «набожниками», и православные иконы соседствовали с набожниками, на которых часто вышивались архаичные языческие сюжеты: богини Лада, Леля и Макошь. На киотах для икон можно увидеть ту же самую систему оберегов, которая присутствует во внешней и внутренней орнаментике дома. Расположенная в красном углу христианская божница XIX — начала XX вв. с ее набором икон оказалась примером двоеверия, сосуществования церковных изображений, заимствованных тысячу лет назад, с древними символами, идущими из гораздо более раннего времени.

В народных верованиях, языке и фольклоре угол символизирует весь дом. При этом «свой угол» противопоставляется «чужому», который соотносили со смертью, горем, запустением, бедностью, тишиной.

Вместе с тем, угол дома как пограничное пространство традиционно считался местом обитания нечистой силы и духов умерших и потому был объектом многих очистительных, апотропеических и умилостивительных ритуалов^[10].

Весь движимый инвентарь дома также украшался охранительным орнаментом, т.к. был «поставлен на охрану» от злыдней. Но были исключения: почти не орнаментировался стол, т.к. покрывался столешницей, скатертью с тканым или вышитым узором. Совершенно не покрывались узором ведра, квашни, кадки, ушаты. Это можно объяснить, видимо, тем, что эти емкости покрывались обычно холстиной и были сами по себе круглой формы, которая как бы заключала в себе идею солнца. Округлость самой утвари, круглые обручи, скрепляющие клепки — все это, вероятно, заменяло солнечные знаки. Совсем не украшались печные принадлежности (ухват, кочерга и др.).

Охранительным орнаментом украшалась мебель. Например, конскими головами украшались настенные полки и скамьи. Наиболее декоративным и выделяющимся среди домовой утвари было обычно сидение главы семьи. Очень интересны спинки кресел, на которых воспроизводится схема небосвода, как на наличниках XIX в. Есть кресло, спинка которого украшена солнцем в трех стандартных позициях восхода, зенита и заката, но с интересным дополнением: каждое солнце превращено в знак плодородия в форме мальтийского креста^[11].

Очень тщательно и обильно покрывали заклинательным узором сусеки для зерна, сундуки, укладки и скрыни для праздничной одежды и приданого девушек-невест. Изображали все то же: солнечные знаки, круги «белого света», иногда символы плодородия. Здесь присутствуют и «хляби небесные, и квадратики, и ромбики земли по сторонам кругов»^[12]. Посуда была особенно украшена защитительной символикой, т.к. она вмещала то, что непосредственно входило в человека: еду или питье, которые на пути из печи или от ушата с водой могли подвергнуться нападению невидимых злых сил.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что дом и двор древнего славянина и русского средневекового человека представляли собой сложную, хорошо продуманную и веками создававшуюся систему заклинательных охранительных мер. Микрокосм древнего язычника был оборудован как крепость, ожидающая неожиданного нападения. Древний славянин представлял, что духи зла повсеместны, что они могут внезапно поразить не только вышедшего из дома человека, но и проникнуть внутрь домашнего микромира. Поэтому им противопоставлялись не единичные символы, а система, воспроизводящая макромир во всех его проявлениях.

Журнал «Начало» №25, 2012 г.

---

^[1] Бломквист Е.Э. Крестьянские постройки русских, украинцев и белорусов // Восточнославянский этнографический сборник. М., 1956. C. 131–134.

^[2] Шахматов А.А. Повесть временных лет. С. 107.

^[3] Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1805. Т. I. С. 671.

^[4] Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981. С. 44–51.

^[5] Богуславская И.Я. Русское народное искусство. Л., 1968. Рис. 8.

^[6] Маковецкий И.В. Архитектура русского народного жилища Севера и Верхнего Поволжья. М., 1962. Рис. 103.

^[7] Бломквист Е.Э. Крестьянские постройки русских, украинцев, белоруссов // Восточнославянский этнографический сборник. М., 1956. С. 373–378.

^[8] Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983.

^[9] Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. Рис. на с. 455.

^[10] Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983.

^[11] Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. С. 336–337.

^[12] Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси. М., 1987. С. 336.