Сестры милосердия. История в свете современности

Звание сестры милосердия заимствованно у католиков как буквальный перевод с французского soeurs de charity, de la misericorde. Так чаще всего назывались представительницы женского церковного общества Дочерей Милосердия, служанок бедных, основанного во Франции в XVII веке. Оно не считалось ни монашеским орденом, ни конгрегацией, и получило уникальный церковно-юридический статус именно общества. Те «внешние», благотворительные цели, которые оно преследовало, не позволяли сестрам замыкаться в стенах монастыря, быть отгороженными от мiра, как это до сих пор предписывалось строгими уставами созерцательных монашеских орденов. Общество Дочерей Милосердия стало предтечей деятельного католического женского монашества. Позднее общины подобного рода уже получили возможность официально утверждаться как ордена и конгрегации. Но общество Дочерей Милосердия, сначала в силу новаторской формы, а теперь уже в дань традиции, имеет свой уникальный статус. Хотя в строгом смысле Дочери Милосердия не относятся к монахиням, тем не менее, считаются женщинами, «посвятившими себя Богу». Впрочем, все эти церковно-юридические нюансы теперь не принимают во внимание даже католические энциклопедии, называя это общество конгрегацией и не отличая сестер от монахинь[1]. Общество Дочерей Милосердия существует и поныне и является самым многочисленным среди монашеских общин, насчитывая в 1998 году 2800 подразделений с 26000 сестер[2].

Свое именование оно получило от основателя — французского священника Венсана де Поля (Vincent de Paul), известного в России XIX века и у современных русских католиков под именем святого Викентия. Его правой рукой и единомышленницей стала знатная и богатая вдова Луиза де Марийяк, также канонизированная католиками как святая. Именно она возглавила сначала первую местную общину близ Парижа, а затем и все общество и приняла пожизненные обеты генеральной настоятельницы. Большинство местных общин имело свои общежития — Домы — при больнице, детском приюте и т.п. Каждая такая община возглавлялась настоятельницей, супериорессой. Лишь сестры, направляемые на дальние приходы, жили в нанятых комнатах.

Особенности общества Венсан образно и поэтично выразил в общих правилах (пункт 2), данных Дочерям Милосердия:

«Им должно иметь в виду, что хотя они не принадлежат к религиозному ордену, так как его устроение не сочетается с обязанностями их призвания, тем не менее, обязаны вести жизнь столь же добродетельную, как если бы они были посвящены в религиозный орден. Поскольку они более открыты миру, чем монахини, то их монастырь — ничто иное, как обитель больного; их келья — наемная комната; их капелла — приходская церковь; их затвор — общественные улицы и палаты больных; их убежище — послушание; их покров — страх Божий; их ограда — святая скромность. Где бы они ни соприкасались с миром, им должно держать себя с такой же степенью собранности, чистоты сердца и тела, отстраненности от тварного и подавать такой же назидательный пример, как и монахиням в затворе своих монастырей … » [3]

Создание таких деятельных общин было рискованным новаторством, и осуществлялось Венсаном де Полем осторожно и постепенно, в течение нескольких десятилетий, вдали от папского престола. Поэтому в Италии и Испании общины сестер милосердия появились намного позднее, чем в других европейских странах. Венсан и его сподвижница Луиза не раз подчеркивали, что они никогда и не думали об основании какой-то новой монашеской общины. Возможно, так оно и было, но само начинание и его общая идея были с энтузиазмом востребованы временем Контрреформации, получили поддержку и у простых женщин, поступавших в местные общины сестер милосердия, и у знатных и богатых, живущих в мiру. Последние числились Дамами Милосердия и использовали для поддержки общества свои средства и положение.

«Внешняя», благотворительная деятельность сестер милосердия была обширной. Они воспитывали «подкидышей» (незаконнорожденных детей, брошенных матерями), заботились о заключенных в тюрьмах, кормили голодных во время бедствий и помогали бедным больным. Позднее круг их занятий ограничился уходом за бедными больными в больницах и на дому, а также воспитанием сирот и детей бедняков. Но вся эта «внешняя» деятельность рассматривалась прежде всего как апостолат. В летописях общества особо отмечается, что «в течение первого года пребывания Дочерей Милосердия в Парижской больнице для бедных (Hotel-Dieu) их работа была благословлена 760 обращениями из лютеран, кальвинистов и даже раненых в морском бою турков» [4].

Вот что пишет об этом начальница Крестовоздвиженской общины сестер милосердия Екатерина Михайловна Бакунина, посетившая католических сестер милосердия в 1859 году:

«Я не знаю, каковы были сестры при св. Викентии, когда он сам их устроил, и когда они носили скромное название servantes des pauvres: служанки бедных. Но теперь это чисто произведение католичества, и такие сестры возможны только при братьях лазаристах. Главная, основная мысль сестер — это пропаганда. Всякая более или менее видит в себе апостольское призвание. Вот что мне сказала мать-настоятельница: «Да, мы ходим за телом, но первый наш долг — говорить о религии» [5].

Братья-лазаристы, которых упоминает Е.М. Бакунина, принадлежали мужской конгрегации Миссии, которую Венсан де Поль основал почти одновременно с Дочерями Милосердия. Под общим руководством генерельного настоятеля Миссии, рука об руку со священниками-лазаристами, католические сестры милосердия вскоре распространились не только по всей Европе, но и на Ближнем Востоке, в Северной и Южной Америке, Африке и Китае. Во Франции, где они больше известны как сестры св. Венсана де Поля, в 1789 насчитывалось 426 их Домов. Число же сестер Милосердия к этому времени лишь в одной Европе достигало 6000.

Подлинный смысл имени сестры милосердия и тем более официального — Дочери Милосердия — раскрывается в контексте исключительно католической традиции, которая его породила. Согласно ей представители некоторых орденов и конгрегаций именовали себя сыновьями, дочерями, сестрами и братьями той Святыни, которая ими особо почиталась. Например, доминиканки назывались Дочерями Страстей Христовых, так как в ордене особо поклонялись Страстям. Такой же своеобразный «культ родства» Священному отражен в названиях других монашеских орденов и конгрегаций: Сыновья Непорочного Сердца Девы Марии, Сестры Пресвятого Семейства, Дочери Марии — помощницы христиан (Салезианки), Дочери Святого Креста, Сестры Пресвятой Евхаристии, Сестры св. Иосифа Обручника Пречистой Девы Марии, Сестры Матери Божьей Скорбящей, Сестры Воплощенного Слова и т.п.

Почитаемым для монашеской общины могло стать одно из божественных Имен или свойств. Это справедливо и для общества, основанного Венсаном де Полем, где особо почиталось и служило образцом для подражания Милосердие[6]. В первом пункте общих правил Дочерей Милосердия, составленных основателем, говорится:

«Принципиальная цель, для которой Бог призвал и устроил Дочерей Милосердия, — почтить Господа нашего Иисуса Христа как источник и образец всякого милосердия, служа телесно и духовно Ему в лице бедных, будь то больные, дети, заключенные или другие < … > Поэтому, если они хотят соответствовать столь святому призванию и подражать столь совершенному Образцу, они должны стараться жить свято и трудиться с большой заботой, чтобы снискать совершенство, соединяя упражнения духовной жизни с внешними обязанностями христианского милосердия по отношению к бедным» [7].

Характерно, что далее общие правила не уделяют пристального внимания собственно «внешним обязанностям», которые рассматриваются как телесные упражнения, а сосредоточены на внутреннем, монашеском делании и духовной жизни сестер: «Первая вещь, которую они будут стремиться нерушимо соблюдать — это ценить спасение своей души превыше всех земных вещей», — говорится в них. И далее:

«Они должны ненавидеть максимы этого мира и принимать максимы Иисуса Христа. И те среди них, которые предписывают умерщвление, как внутреннее, так и внешнее. Презирать себя и все земное < … > Они не должны привязываться ни к чему тварному, особенно местам, занятиям или личностям, даже к своим родственникам и духовникам< … >, памятуя, что Господь сказал, что мы не достойны Его, если не оставим отца и мать, братьев, сестер, не отвергнем и всех вещей этого мира для того, чтобы следовать за Ним».

Таким образом, несмотря на новаторскую форму, общество Дочерей Милосердия получило от своего основателя традиционные, прежде всего, духовные ориентиры. В правилах нашли отражение и особенности латинского вероучения, касаться которых здесь вряд ли уместно.

Авторы фундаментального исследования, посвященного правилам Дочерей милосердия, служанок бедных, отмечают:

«Внимательное чтение этих правил открывает богословский и духовный мир, в котором жили два основателя. Это был мир, наполненный божественным действием, мир, в котором людские деяния соотносятся с действием Божиим. Правила побуждают Сестер не только подражать Христу в Его таинственной жизни, но также и служить Ему в ближних, особенно в бедных. Этот взгляд на мир был так унифицирован, что послушание старшим было послушанием Богу, а оставление келейной молитвы или других обязанностей ради служения бедным — согласно памятной формуле — «оставлением Бога ради Бога». Это значит, что служение ближним понималось как принципиально действенное духовное и физическое служение, имеющее целью собственное совершенствование в исполнении воли Божией»[8].

Мы подробно остановились на описании общества Дочерей или Сестер Милосердия по двум причинам.

1. Некоторые современные авторы, глядя на него сквозь призму искаженных уже в XIX веке российских представлений о католических сестрах милосердия, не рассмотрели, на наш взгляд, главного. Католические общины сестер милосердия являлись сугубо церковными организациями, с монашеской ориентацией и аскезой, поэтому ошибочно относить их к «гражданскому благотворительному общинному движению» [9] и отрицать «монашеские условия жизни сестер» [10].

2. Вернувшись к этимологии словосочетания сестры милосердия, понять, что тот смысл, который вкладывали в него католики, в буквальном переводе на русский язык был не понят и невольно искажен. Оно приобрело иной, оценочный характер с акцентом на душевности и сострадании, и недаром народ переиначивал его в милосердных сестер. Как справедливо находил петербургский священник о. Александр Гумилевский, оно звучало не совсем по-русски[11]. Но к этому оказались нечутки основательницы первых общин сестер милосердия, представительницы высшего света, для которых французский был почти родным языком.

Характерно, что первая в России община сестер милосердия — Свято-Троицкая — была межконфессиональной, т.е. конфессионально-смешанной, включая православных, лютеранок и католичек, а возглавляла ее Сара Биллер, из английских квакеров. Таким образом, объединение сестер в одну общину достигалось отвлечением от вероисповедных и догматических различий.

Межконфессиональный (interkonfessionalle) характер первых общин сестер — Свято-Троицкой (1844 г., 1848 г.), во имя Христа Спасителя (1846 г., 1853 г.) и Крестовоздвиженской (1854 г., 1870 г.) [12] — отмечался в лютеранском источнике [13]. Такая межконфессиональность, на наш взгляд, вполне соответствует определению России как межконфессиональной Империи в синодальный период истории Русской церкви, данному выдающимся церковным историком И. К. Смоличем[14].

Религиозные настроения, которые преобладали среди организаторов первых общин, ярко выражены в одном из эпизодов путешествий Е.М. Бакуниной. Находясь в Париже, она поехала в часовню лазаристов «поклониться святому Викентию» у его раки. «Я усердно помолилась ему, — пишет Бакунина. — Теперь он не католик, и все должны быть ему равны. У него любовь к ближнему и милосердию[15], la charite envers le prochain[16], развиты в высшей степени. Да помолит же он о нас Господа, как я его молила!.. » [17].

Словом, первые общины сестер милосердия создавались в той атмосфере XIX века, которая передана в записных книжках Ф.М. Достоевского характеристикой одного из персонажей: «Исповедания же был православно-лютеранского, как и все русские люди нашего времени, еще продолжающие верить в Бога».

Устав первой — Свято-Троицкой — общины сестер милосердия, основанной в Петербурге, был утвержден императором, а не Святейшим Синодом, как это полагалось для церковных общин. К императорской подписи добавлена пометка: «в порядке опыта». В Уставе говорится, что сестра милосердия должна отличаться: «набожностью, милосердием, целомудрием, воздержанием, опрятностью, скромностью, добротою, терпением, безусловным повиновением» [18]. В этом ряду милосердие — лишь одно из нравственных качеств, характеризующее сестер наряду, например, с опрятностью. Такое «розовое» милосердие, такая «моральная любовь» как добродетель падшего естества могут быть равно присущи не только православным, католикам и лютеранам, но и вовсе атеистам. Об этом в XIX веке Константин Леонтьев писал так:

«Любовь моральная, то есть искреннее желание блага, сострадание или радость на чужое счастье и т. д. может быть религиозного происхождения и происхождения естественного, то есть производимая (без всякого влияния религии) большою природною добротой или воспитанная какими-нибудь гуманными убеждениями. Религиозного происхождения нравственная любовь потому уже важнее естественной, что естественная доступна не всякой натуре, а только счастливо в этом отношении одаренной; а до религиозной любви, или милосердия, может дойти и самая черствая душа долгими усилиями аскетической борьбы против эгоизма своего и страстей» [19].

Уставы первых общин сестер милосердия не предписывали никаких аскетических правил в духе Православия. Правда, есть примеры того, как в дополнение к ним основатели сами пытались давать сестрам духовные советы. Например, А.С. Стурдза, основатель Одесской общины сердобольных сестер (1850 г.), написал для них не только келейную молитву сердобольной сестры, включенную в современные молитвословы как молитва «ходящей за больными», но и ряд наставлений[20]. Но они, на наш взгляд, несмотря на благие намерения и красноречие автора, несут отпечаток отвлеченной мечтательности. Наверное, этого не избежать наставнику, даже не вступившему на поприще, которое он предлагает другим, и не приобретшему духовного опыта из тех «упражнений», которыми сам не занимался. Нельзя, например, научить кого-то преодолевать брезгливость, если ты сам этому не учился, или советовать, как должно молиться, сутками находясь у постели больного, если ты никогда этого не делал.

Примечательно, что А.С. Стурдза, которого митрополит Московский Филарет (Дроздов) называл «человеком просвещенным и любителем мiра церквей греческой и российской», предпочел для своего заведения именование «община сердобольных сестер», а не «сестер милосердия». Этим он, возможно, хотел избежать подражания католикам, но еще более определенно выразил именно оценочные мерки, которые прилагались к сестрам. В наставлениях А. С. Стурдзы, на первом месте стоит «особенное сочувствие» как душевное «сердоболие» или «милосердие»:

«Ибо между истинною сердобольной сестрой и обыкновенной сиделкою должно быть немалое и существенное различие. Простая сиделка может быть исправна без особенного сочувствия к больному. Напротив, сердобольная сестра, служащая больному ради Христа,
должна воодушевляться верою и любовью, в которых заключается вся наша заслуга и вся наша мудрость» [21].

В уставах первых общин обозначены лишь их «внешние», благотворительные цели: попечение о бедных больных, утешение скорбящих, исправление лиц, предававшихся порокам, воспитание бедных и бесприютных детей и т.п. Основательницы общин руководствовались простой идеей: собрать под одной крышей женщин, наделенных чувством сострадания и долга, научить их ухаживать за бедными больными, создать им условия для службы и проживания и должным образом организовать дело. Они были искренними в своем порыве и лично опекать несчастных, и жертвовать на это немалые средства, невольно подражая католическим Дамам Милосердия. Но лишь немногие из них, такие, например, как великая княгиня Александра Петровна (в иночестве Анастасия), великая княгиня Елена Павловна, графиня М.В. Орлова-Давыдова (в монашестве игуменья Магдалина) стремились к подлинно духовному устроению своих общин. Они полагали, что для того, чтобы общины сестер милосердия стали церковными, их необходимо преобразовать в церковные женские общины (общежития) с иноческими правилами или в монастыри.

Таким же виделся путь воцерковления уже созданных общин и [тогда, возможно, и звания «сестры милосердия»] святителю Московскому Филарету. Это следует из его частных замечаний и советов, данных в разное время учредительницам первых общин.

Так, на просьбу великой княгини Марии Николаевны, одной из основательниц и покровительниц Свято-Троицкой общины, высказать свои замечания по поводу уже утвержденного устава, он советовал сестрам давать пожизненный обет, некоторым сестрам и настоятельнице принять монашеский постриг и наделить настоятельницу такими же правами, какие ей давались в женском монастыре. О межконфессиональном составе общины митрополит Филарет замечает: «Разность вероисповеданий препятствует сгармонизировать общину в духовно-нравственное единство, одушевить одним общим духом и дать ей внутреннюю силу» [22]. Но большинство его советов не было принято.

Митрополит Филарет также одобрял и попытки великой княгини Елены Павловны превратить Крестовоздвиженскую общину в церковную. По ее просьбе, он послал ей правила, написанные для женских общежитий, Спасобородинского и Одигитриевского, «чтобы они послужили некоторыми мыслями» [23].

Великая княгиня Александра Петровна, устроительница Покровской общины, пожелавшая «дать сей общине направление более духовное», тоже обращалась к митрополиту Филарету за советом и решилась преобразовать ее в монастырь[24]. Но по разным причинам этого не случилось.

Можно сказать, что отношение митрополита Филарета к зарождавшимся в Петербурге общинам сестер милосердия, было очень настороженным и критичным. Однако своего мнения публично и обстоятельно он не изъяснял, поскольку первые общины учреждались представителями Императорского Дома и на общем фоне российской жизни представлялись явлением незначительным. В частности же, митрополит Филарет отмечал, что эти общины создаются по «иностранным образцам» и одобрил мнение священника Иоанна Янышева, выраженное в Записке «Об учреждении общины сестер милосердия в Православной церкви». В ней о. Иоанн, только что оставивший должность духовника Крестовоздвиженской общины и будущий ректор Петербургской духовной академии, довольно резко выступил против таких общин, заключая словами:

«Учреждать же общину лицу, не призванному на это дело свыше, утверждать не личными подвигами самоотвержения, ради Христа, а только материальными средствами и уставами; учреждать из лиц, вовсе не испытанных в деле бескорыстного самоотвержения, не имеющих иногда обыкновенного христианского воспитания, принадлежащих даже различным вероисповеданиям и в общине ищущих себе лишь приюта и пропитания; поэтому держать эту общину вне влияния церковной власти и следовательно вне ее уставов о посте, молитве, богослужении и проч.; назначить ей целью, не спасение душ как сестер, так и тех, кому они духовно и материально служат, а, например, искоренение злоупотреблений чиновников в госпиталях, развитие честности в служителях и проч.; и при том украшать сестер христианскими крестами[25], а общину — именем христианского милосердия: все это есть такое предприятие, которое не только осуществить, но и принять с церковной точки зрения невозможно» [26].

Другой путь воцерковления общин и вместе с тем, возможно, понимания звания сестры милосердия наметился на рубеже 60-х и 70-х годов учреждением образцовой Псковской Иоанно-Ильинской и Московской Владычне-Покровской епархиальных общин сестер милосердия. Они были приписаны к женским монастырям, и в них изначально были введены некоторые правила монашеского общежития. По замыслу их основательницы игуменьи Митрофании (в мiру баронесса Прасковья Григорьевна Розен), поддержанному императрицей, такие общины необходимо было создавать в каждой епархии и каждом губернском городе, что отражено в названии Псковской общины — «образцовая». Общественную значимость епархиальных общин м. Митрофания видела не только в делах благотворительности, но и в идейном противодействии распространяющемуся «нигилизму» [27].

Одновременно с епархиальными общинами в рамках зарождающегося Общества попечения о раненых и больных воинах (позднее — Российское общество Красного Креста) был образован Дамский комитет Общины сестер милосердия, возглавляемый игуменьей Московского Вознесенского монастыря Паисией. После ее смерти председательницей комитета стала игуменья Митрофания. Этот комитет «положил в основание мысль о том, что в деле подготовки сестер милосердия лучше всего воспользоваться содействием монастырских подвижниц». В комитет вошли также игуменья Алексеевского монастыря Иллария и игуменья Страстного монастыря Антония[28].

Некоторые организаторы Общества на первых порах возлагали большие надежды на монастыри, считая, что именно они должны стать «рассадниками сестер милосердия». [29] На такой призыв одним из первых откликнулся Казанский Богородицкий женский монастырь. [30] Его примеру последовали монастыри в Симбирске, Астрахани, Смоленске и особенно в Костроме, «благодаря особой заботе и старательности» игуменьи Костромского Крестовоздвиженского монастыря матери Марии[31].

Но все эти начинания так и не получили в дальнейшем существенного развития. Игуменья Митрофания была арестована и осуждена за мошенничество и подделку векселей. Одной из главных причин своего поругания мать Митрофания называла учреждение епархиальных общин сестер милосердия. [32] Как утверждали ее враги, в своем падении игуменья Митрофания стала жертвой собственного честолюбия и чрезмерной активности. Но ее вина несоизмерима с тем неслыханным скандалом, который раздули с какой-то мстительной злобой либералы обеих столиц и вокруг следствия, и вокруг судебного процесса. Дело организации епархиальных или каких-либо иных церковных общин сестер милосердия было скомпрометировано в глазах светского общества, от него отшатнулось монашество.

Впоследствии общины сестер милосердия учреждались Российским обществом Красного креста (РОКК). Их главной задачей стала даже не благотворительная деятельность, а «подготовление опытного женского санитарного персонала для ухода за больными и ранеными, как в военное, так и в мирное время». Таким персоналом и являлись сестры милосердия. Правда, РОКК предприняло попытку переименовать их просто в «сестер Красного Креста» [33], но вскоре старое название вернули. По Нормальному уставу, утвержденному для общин сестер милосердия Красного Креста, в них принимались лица «христианского вероисповедания» (§ 35), что подразумевало сохранение межконфессионального состава общин. Сестра налагала на себя «нравственную обязанность служить < … >с любовью и кротостью» (§43) [34].

Главными принципами, положенными в основание общин сестер милосердия РОКК, стали гуманизм и патриотическая идея. Именно их в свое время отстаивал знаменитый русский хирург Николай Иванович Пирогов, главный врач Крестовоздвиженской общины. При обсуждении вопроса о том, какой должна стать Крестовоздвиженская община после ее возвращения с Крымской войны, Пирогов стоял за «нравственно-филантропическое» направление, отвергая «религиозно-орденское» [35]. Он считал, что это более соответствовало духу и потребности времени. А «наше православие, — писал он Е.М. Бакуниной, — содержит в себе начало незаконченное и способное к развитию . . . оно пригодится не для нас, но, может быть, для наших внуков».

Н.И. Пирогов, известный своим патриотизмом, полагал, что «наши учреждения сестер ничего не должны заимствовать у западных, а должны устанавливаться на новых началах» [36]. Тем удивительней, что за «новые начала» он принял европейский гуманизм, во многом на несколько лет опережая другого филантропа — Анри Дюнана, основателя Международного комитета Красного Креста и инициатора принятия Женевской конвенции «Об улучшении участи раненых и больных воинов во время сухопутной войны». И уже на склоне лет, посвятив остаток жизни религиозной философии[37] и рассуждая об общинах сестер милосердия, Пирогов замечал: «Православные монахини или учреждения диаконисе в наше время не годятся. Наша церковь не имеет никаких преданий для подобных учреждений, и она настолько консервативна и формальна, что не в силах примениться к насущным требованиям нового времени».

Идеал российской сестры милосердия представлялся ему так: «Наша сестра милосердия не должна быть православной монахиней. Она должна быть женщиной с практическим рассудком и с хорошим техническим образованием, а при том она непременно должна сохранить чувствительное сердце» [38]. «Чувствительное сердце» — все та же способность к эмоциональному состраданию, сочувственное милосердие.

Но эти «нравственно-филантропические» начала отходили на второй план, когда от сестер потребовалось все больше знаний и практических навыков, т.е. профессионализма. Заимствованное у католиков звание сестры милосердия, не укорененное в традициях Православия, претерпело в России полную секуляризацию и стало официальным названием женской медицинской профессии. Сестра милосердия и даже милосердная сестра в обиходе звучало несколько высокопарно, и недаром раненые и больные предпочитали ему более простое и ласковое — «сестрица», «сестричка».

Что касается общин, то их общежития с псевдомонашеским укладом нередко превращались в казарму, где женщина обрекала себя на безбрачие ради получения специальности, жилья и куска хлеба. Собственно благотворительная деятельность сестер, первоначально состоявшая в оказании бесплатной помощи бедным больным, становилась незначительной, поскольку за лечение в больницах общин обычно взимали большую плату. Аскетическое подвижничество заменялось кратковременным героизмом во время военных действий и народных бедствий. Безвозмездность тяжелого труда сестер не была вольным нестяжательством и диктовалась не только интересами общины, но и корыстными интересами общественных и государственных ведомств. Служить «с любовью и кротостью» в таких условиях становилось все труднее, и не удивительно, что в общинах сестер милосердия отмечался нравственный и профессиональный упадок[39].

Общины сестер милосердия сыграли основную роль в становлении новой женской специальности, ведя профессиональную подготовку сестер на своих учебных курсах и в собственных заведениях. Но со временем они становились тормозом для дальнейшего развития профессии сестры милосердия. Женщины, желавшие ею овладеть, стремились на различные учебные курсы, не вступая в общины или отслужив в них минимальный срок.

Церковный институт сестер милосердия в России так и не сложился. [40] Подводя итоги, можно сказать, что первоначальное народное название первой российской общины сестер милосердия — «община на Песках», — данное по месту ее нахождения, приобретает символическое значение. Как писал об общинах сестер милосердия священномученик Сергий Махаев, законоучитель московской Иверской общины, «думали, что можно строить здание христианской любви на зыбком основании мирской благотворительности, забывая, что это значит желать действия без причины, так как добродетель христианского самоотвержения есть проявление христианского духа и нельзя требовать совершения этой добродетели от людей, не имеющих этого духа. < … > Во всяком случае, милосердие, покоящееся только на естественных чувствах сострадания и долга, не имеет того богатства содержания, внутренней силы и устойчивости, какие присущи только христианскому милосердию» [41].

Святая преподобномученица великая княгиня Елизавета Феодоровна, учреждая свою Марфо-Мариинскую обитель Милосердия, противопоставляла ее светским общинам сестер милосердия. Она полагала, что церковность и устойчивое положение Обители, даже после ее смерти, придаст присвоение сестрам звания диаконисс[42]. До окончательного решения этого вопроса насельниц Марфо-Мариинской обители называли «крестовыми сестрами», но не сестрами милосердия.

На рубеже 80-х и 90-х годов XX столетия в России вновь появились общины сестер милосердия. Так стали называться группы православных мирянок во главе со священниками, объединившихся для оказания помощи больным, сиротам, престарелым, бездомным, бедным.

То время было отмечено особыми приметами. Русская Православная Церковь, наконец, получила возможность возродить традиционную благотворительную деятельность и имела значительный, как казалось тогда, «людской ресурс», готовый ее осуществлять. Большая часть народа оказалась на грани нищеты и представляла собой «зримый объект» для благотворительности. С Запада шли мощные потоки гуманитарной помощи: продуктовой, лекарственной, вещевой и денежной, в получении и распределении которой РПЦ получила большой кредит доверия. Все эти факторы сыграли немаловажную роль в образовании первых общин сестер милосердия.

«Идейным» стимулом для их возникновения стало возвращение в Россию имени святой преподобномученицы великой княгини Елизаветы Феодоровны, основательницы Марфо-Мариинской обители Милосердия в Москве. Св. Елисавета сразу снискала широкое молитвенное почитание и любовь многих православных женщин, которые зачитывались ее жизнеописанием и желали ей подражать. Недаром многие возникшие в России общины носят имя этой великой святой XX века.

Кроме того, в общественном сознании еще не стих резонанс от нашумевшей статьи известного писателя Даниила Гранина «О милосердии», опубликованной «Литературной газетой» в марте 1987 года. С его легкой руки запрещенное и забытое слово вырвалось на свободу и радостно перепевалось на все голоса. «Заниматься милосердием» — стало новой модой в интеллигентской и околоинтеллигентской среде (советский middle-class)» [43], — пишет петербургский правозащитник и юрист Игорь Карлинский. В Ленинграде было создано общество Милосердия «Ленинград», в Москве — благотворительный фонд «Сопричастность», в работе которых принимали участие и верующие.

Примечательно и то, что первые общины сестер милосердия возникли в местах, где упомянутый класс имел значительное представительство: в Москве, Санкт-Петербурге и Новосибирском Академгородке. Именно выходцы из его среды как активные православные неофиты оказались в числе организаторов новых общин.

Пятнадцатилетняя история современных общин сестер милосердия, большинство из которых после принятия нового Устава РПЦ МП в 2000 году именуются сестричествами, — обширная и непростая тема, требующая особого исследования.

Остановимся лишь на одном вопросе: какой смысл вкладывается теперь в звание «сестра милосердия»? Здесь, пожалуй, наиболее интересны и важны мнения, высказанные основателями первой современной общины сестер милосердия, названной теперь Свято-Димитриевским сестричеством (Москва). Ведь она послужила образцом для подражания общинам, созданным в других городах, чему способствовали сами москвичи, широко пропагандируя свои идеи. В 1992 году община учредила первое и единственное в стране Свято-Димитриевское училище сестер милосердия.

Студентам этого училища внушается, что сестра милосердия — это православная медицинская сестра. Духовник сестричества, настоятель больничного храма во имя св. благоверного царевича Димитрия при Городской клинической больнице № 1, председатель Комиссии по церковной социальной работе при Епархиальном совете Москвы протоиерей Аркадий Шатов считает: «Сестра милосердия — это высокая квалификация, потому что здесь важно не только умение делать медицинские процедуры, не просто знание анатомии и каких-то других специальных предметов. Нужно еще и любящее сердце, которое, к сожалению, не часто встретишь» [44].

Но бывают ли профессии православными? На наш взгляд, ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Христианин может заниматься любой деятельностью, не запрещенной канонами. И медицина, в том числе и сестринское дело, — такая же сфера профессиональной деятельности, как строительство или педагогика, и в ней могут быть хорошие и плохие специалисты, независимо от их веры и убеждений. Прекрасно, если вера, православие пронизывает всю жизнь и деятельность человека. Но это состояние возможно лишь при стяжании святости, обожении, к которым многие живущие лишь стремятся. Внешняя православность еще далеко не святость, и при недостаточно добросовестном отношении к своим профессиональным обязанностям «православная медсестра» рискует тем, что имя Божие будет хулиться у язычников. И потом, можно ли считать милосердие профессиональной характеристикой? Ведь евангельский призыв быть милосердными обращен ко всем, независимо от пола и профессии.

На вопрос, какими должны быть сестры милосердия, о. Аркадий отвечает: «Первое — хотелось бы, чтобы они были верующими, тянулись бы к вере, хотели бы быть с Богом. Чтобы они были милосердными, сострадали чужому горю. Чтобы были целомудренными, бескорыстными, послушными, скромными» [45].

Александр Владимирович Флинт, тогда директор Свято-Димитриевского училища сестер милосердия, в интервью, данном журналу «Нескучный сад» признает: «Сейчас с понятием «сестра милосердия» есть некоторая путаница. Одна из сложностей нынешнего времени — то, что в это понятие каждый вкладывает свой смысл. А если вернуться к истории, то надо понимать совершенно однозначно: сестра милосердия до революции — это просто медицинская сестра» [46].

Но теперь, когда это название вернулось, оно, по мнению А. В. Флинта, имеет другое значение. Врач по профессии и многолетнему стажу работы, он хорошо знаком с той медициной, которая сформировалась еще в советские годы. Поэтому понятно его желание противопоставить «ту систему здравоохранения, которая существует, некой другой — более человечной, более разумной», а «сестру, формально относящуюся к своим обязанностям, сестре-христианке». А.В. Флинт считает, что «сестра милосердия — это профессиональный медик, но плюс особые душевные и духовные качества».

К такой простой «арифметике» он добавляет: «Сегодня, официально называя человека сестрой милосердия, мы все время путаем его статус. Ведь, по сути, это оценочное название. И бывает так, что сегодня я сестра милосердия, а завтра я ехидна. Потому что я сегодня больного люблю и занимаюсь им, а завтра они мне все надоели и я ими заниматься не хочу. И никакой сестрой милосердия по сути уже не являюсь».

Получается, что «сестра милосердия» — некая высшая оценка, прежде всего, душевных качеств медсестры, даваемая кем-то извне, со стороны. Изнутри же оценить себя «милосердной сестрой», а не «ехидной», вряд ли возможно, имея хоть толику трезвости.

Еще интереснее признание А.В. Флинта, что и в существующей системе здравоохранения «есть замечательные медсестры, которым надо ставить памятник. Которые остались работать, которые работают с тяжелыми больными. Они тоже сестры милосердия. Конечно, они нецерковные, но они сестры милосердия, потому что они любят больных и заботятся о них. И жизнь свою за них отдают. Вот их бы воцерковить…».

Таким образом, идеальный образ сестры милосердия во многом по-прежнему рисуется по-пироговски. Это — профессионал «с непременно чувствительным сердцем», т.е. постоянной душевной способностью любить больного и сострадать ему, но с той лишь разницей, что во времена Пирогова все сестры были воцерковлены. Ведь, так или иначе, им преподавался катехизис, а не курс с режущим слух названием «Духовные основы милосердия», который читается в православном медучилище.

Впрочем, о духовных качествах сестры милосердия и «духовных основах» предоставим судить людям духовным. Остановимся лишь на доступном и насущном.

По правилам православной аскетики наше «чувствительное», неочищенное сердце — очень ненадежный «орган», даже если человек борется с кипящими в нем страстями. От него как центра душевно-эмоциональной жизни нельзя требовать «непременности», постоянства, если человек не достиг святости. Его чрезмерное и постоянное понуждение на сострадание и любовь к больному не по силам тем, кто лишь стремится к ней. «Чувствительное сердце» чревато психическим и физическим нездоровьем.

Интересно, что к сходным выводам пришли и психологи. Сравнительно недавно в психологии и психиатрии появилось понятие «эмоционального или психического выгорания» и «синдрома эмоционального выгорания» (СЭВ). Он характеризует состояние людей, находящихся в интенсивном и тесном общении с клиентами (пациентами) в эмоционально нагруженной атмосфере при оказании профессиональной помощи. Согласно современным данным, СЭВ выражается в физическом, эмоциональном и умственном истощении, проявляющемся в профессиях социальной сферы. К последним, безусловно, относится и профессия медицинской сестры.

В своих выступлениях А.В. Флинт неоднократно упоминал о проблеме СЭВ и среди сестер милосердия. [47] Недавно эта тема стала предметом активного обсуждения в Архангельском сестричестве св. царственной страстотерпицы Александры Феодоровны. Думается, что распространенность СЭВ среди тех, кто немощными силами стремится оправдать «столь высокое звание», неслучайна. Она может быть вызвана теми неправильными аскетическими установками, которые невольно (как «изнутри», так и «извне») диктуются оценочным званием.

Не случилось ли так, что мы опять вернулись к тем «милосердным сестрам», которыми грезил XIX век? Чем требования, предъявляемые к современным сестрам милосердия, отличаются от тех, что закреплены в уставе первой — Свято-Троицкой — общины сестер милосердия? Пожалуй, только тем, что «набожность» в них заменятся «воцерковленностью».

И еще об одном. Если в общественном сознании конца 80-х — начала 90-х годов «понятия «милосердие» (состояние души) и «благотворительность» (деятельность на благо других) легко перепутались в умах», то за прошедшие 15 лет они, наконец, устоялись и разделились. [48]

Благотворительная деятельность в России получила правовую базу, пусть и далекую от совершенства. Благотворительные организации составляют широкий общественный спектр, способствующий реализации гражданских прав и свобод. Специализация их различна: от помощи отдельным группам обездоленных, до поддержки науки,
культуры, искусства. А с нашумевшим «милосердием» поступили, как подобает российским интеллигентам. Как пишет Игорь Карлинский, «не будем выставлять святое напоказ, и размахивать им как флагом перед досужей публикой. Пусть будет в сердце».

В массовом же церковном сознании понятия «милосердие» и «благотворительность» не только не определились, но еще более переплелись и перепутались. Стоит указать лишь на некоторые кричащие заголовки-лозунги лучших, в профессиональном отношении, православных СМИ, таких, как сайт Милосердие.ру[49] и журнала «Нескучный сад»: «Начни день с милосердия!», «Милосердие — не мужское дело?», «История милосердия», «Летопись милосердия».

Скажем еще об одной путанице, сразу возникшей в современных общинах. На косынках старого покроя, которые носят сестры милосердия, как правило, красуется «красный крест» или «женевский крест» — эмблема Международного Комитета Красного Креста, а также РОКК и других национальных обществ Красного Креста. В качестве таковой был взят герб Швейцарии (белый крест на красном фоне) с обращением цветов из чисто практических соображений. «Красный крест» на белом фоне был заметен издалека и сигнализировал о месте нахождения санитарного персонала и его нейтралитете. До октябрьского переворота 1917 года «Красный крест» как нашивка носился сестрами милосердия на передниках и нарукавной повязке. Уже тогда он не воспринимался как религиозный символ[50], и большевики, «ликвидировав» слово «милосердие» как «поповское», оставили его в качестве эмблемы советского Красного Креста. Современное РОКК также сохранило этот знак, а его работницы по праву преемства называются сестрами милосердия. Поэтому нередко от больных, особенно пожилого возраста, впервые увидевших современных сестер милосердия в таких косынках с крестами, нередко можно услышать: «Вы из Красного Креста?».

А.В. Флинт признавал: «В нашем училище мы сами себя посадили на крючок: своим названием — «училище сестер милосердия» — мы как бы объявили, что это звание может быть зафиксировано в образовательной программе, что это формальное название профессии. Каковым это слово не является и не должно быть».

Но, кажется, дело обстоит еще хуже. Не посадили ли мы сами себя на крючок, необдуманно вернув из небытия звание сестры милосердия в стиле «православного» ретро, дав возможность теперь толковать его на все лады? Не мы ли сами, не учтя уроков прошлого, внесли сумятицу не только в умы, но и в души, и судьбы людей?

 

Журнал «Начало» №14, 2005 г.

---

[1]Католическая энциклопедия. М., 2002. Т. I. С. 982.
[2]Lexikon fur Thelogische und Kirche. Herder. Freiburg. Basel. Rom, Wien. 2001. B. 10. S. 795
[3]Rules of the Daughters of Charity, Servants of the Sick Poor. Ch. I // Vincent de Paul and Louise de Marillac. Rules, Conferences, and Writings. N.Y., 1995. P. 169 (рус. пер.)
[4]Sisters of Charity of St. Vincent de Paul // Catholic encyclopedia: (рус.пер.)
[5]Бакунина Е. М. Воспоминания сестры милосердия Крестовоздвиженской общины (1854 — 1860) // Вестник Европы. 1898. №6. С. 603.
[6]Тема милосердия в течение многих веков привлекала внимание католических богословов. Ей посвящены несколько десятков страниц авторитетного словаря Dictionnaire de Spirituality AscRtique et mistiquare. Doctrine et histoire. Vol. 6. Paris. 1993.
[7]Rules of the Daughters of Charity… P. 169 (рус.пер.).
[8]Vincent de Paul and Luisede Marillac. Rules, Conferences, and Writings. N.Y., 1995. P. 168.
[9]Власов П. А. Благотворительность и милосердие в России. М., 2001. С. 401.
[10]Постернак А.В. Очерки по истории общин сестер милосердия. М., 2001. С. 24.
[11]Русская община сестер милосердия и отсутствие в ней духа народности // Дух христианина. 1861 — 1862. Март. С. 295.
[12]В скобках: первая дата — год основания общины, вторая — дата утверждения первого устава.
[13]Das Evagelische Hospital und Diakonissenhaus in St.Petersburg im Laufe seines ffinfzigjahrigen Bestehung. St.Pbg., 1909. S. 4—5.
[14]Смолин И. К вопросу о периодизации истории русской церкви. Перевод с немецкого и научное редактирование архимандрита Макария (Веретенникова) // Альфа и омега. «№ 3 (17). 1998. Электронная версия: http://ao.orthodoxy.ru/arch/017/017-smol.htm.
[15]Именно так в оригинале: «любовь к ближнему и милосердию».
[16]Милосердие к ближнему (фр.).
[17]Бакунина Е. М. Указ. соч. С. 603.
[18]Устав заведения Общины Сестер Милосердия // Полное собрание законов Российской Империи. Собрание второе. Т. XXIII. Отдел 1.1848, 1849. СПб., С. 612.
[19]Леонтьев Константин. О всемирной любви. Речь Ф.М. Достоевского на пушкинском празднике // Храм и церковь. М., 2003. С. 393.
[20]Материалы для истории христианской благотворительности в Одессе // Прибавление к Херсонским ведомостям. 1877. №17. С. 521—526;Наставления сердобольным сестрам. Одесса, 1852.
[21]Материалы для истории… С. 525.
[22]Замечания митрополита Филарета на устав Свято-Троицкой общины сестер милосердия и проект новых правил для общины // Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. М., 1885. Т. III. С. 270-273.
[23]Письма митрополита Филарета к А. Н. М. 1832-1867. Киев, 1869. С.461-462, 464.
[24]Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию. 1831—1867. М., 1884. С. 479—480.
[25]Ношение наперсных крестов первые общины заимствовали у католических монахинь: либо непосредственно, либо через сердобольных вдов (благотворительного института, учрежденного императрицей Марией Феодоровной в 1814 г.).
[26]Мнение митрополита Филарета о записке священника И. Л. Янышева относительно вопроса об учреждении общины сестер милосердия в православной России (1858 г, 24 августа) // Собрание мнений и отзывов Филарета Митрополита Московского и Коломенского по учебным и церковно-государственным вопросам. М., 1886. Т. IV. С. 341—343. Пунктуация оригинала.
[27]Записки баронессы Прасковьи Григорьевны Розен, в монашестве Митрофании // Русская старина. 1902. Т. 110. С. 288.
[28]Вестник Общества попечения о раненых и больных воинах. 1870. № 2. С. 2—7.
[29]Там же. 1871. № 8. С. 9; № 10. С. 12.
[30]Там же. 1871. № 1. С. 6.
[31]Там же. 1874. № 8. С. 2—3.
[32]Записки баронессы Прасковьи Григорьевны Розен, в монашестве Митрофании. // Русская старина. 1902. Т. 110. С. 288.
[33]Правила о сестрах Красного Креста, назначенных для ухода за больными и ранеными воинами // Вестник Общества попечения о раненых и больных воинах.
[34]Нормальный Устав общины сестры милосердия РОКК. СПб., 1903. СС. 12,15.
[35]Пирогов Н. И. Письмо Е.М. Бакуниной. № 4.5 августа 1857. Одесса // Севастопольские письма и воспоминания. М., 1950. С.138.
[36]Пирогов НИ. Из письма к Э.Ф. Раден. 27 февраля 1876. Вишня. // Севастопольские письма и воспоминания. М., 1950. С. 209.
[37]См.: Зеньковский В.В. История русской философии. Т. I. Ч. 2. Л., 1991. С. 184—195; Пирогов Н.И. Религиозно-философские письма. Пг., 1916.
[38]Пирогов НИ. Из письма к Э.Ф. Раден. 27 февраля 1876. Вишня. // Севастопольские письма и воспоминания. М., 1950. С. 209.
[39]Миркович Т. Российское общество Красного креста и общины сестер милосердия. Записка запасной сестры милосердия Красного креста об одной из наиболее важных причин вредно влияющих на постановку вопроса об уходе за больными и ранеными в России. СПб., 1910.
[40]См: Карпычева Л.А. Общины сестер милосердия и православная церковь // Благотворительность в России. Исторические и социально-экономические исследования. 2004/2005. СПб., 2005. С. 120—138.
[41]Вестник Красного Креста. 1916. С. 1420—1422.
[42]Карпычева Любовь. Святая преподобномученица Елисавета Феодоровна: монахиня или диаконисса? // Православный летописец Санкт-Петербурга. 2005. № 21. С. 71.
[43]Карлинский Игорь. От милосердия до благотворительности — путь длиною в двенадцать лет //Пчела. 1998. № 16. Октябрь-ноябрь.
Электронная версия: http://www.pchela.ru/podshiv/16/path.htm.
[44]Сайт Встреча: http://vstrecha.glasnet.ru/college/admLssion.htm.
[45]«Милосердие определяется сочувствием». Интервью с протоиереем Аркадием Шатовым, настоятелем храма святого благоверного царевича Димитрия при Голицынской (ныне 1-й Градской) больнице в Москве: Мир Божий. 1999. № 1 (4). Электронная версия на сайте Русское воскресение: http://mir.voskres.ru/mirbo04 /a14.htm.
[46]Медсестра милосердия // Нескучный сад. 2003. №1 (5). Электронная версия: http://www.nsad.ru/index.php?issue=6&section=8&article=97&print=1
[47]Это явление очень точно и ярко иллюстрируется записками одной из сестер: 34 -часа 30минут. Дневник дежурной санитарки// Нескучный сад. 2005. № 3 (14). С. 72—79.
[48]Карлинский Игорь. От милосердия до благотворительности — путь длиною в двенадцать лет. // Пчела. 1998. «№ 16. Октябрь-ноябрь. Электронная версия: http://www.pchela.ru/podshiv/16/path.htm
[49]http: //miloserdie.ru.
[50]Михайлов Д. Красный Крест и сестры милосердия в России и за границей. Пг.-Киев., 1914. С. 13.