Жан Даниелу. Таинство будущего. Исследование о происхождении библейской типологии
Рецензия на книгу Жана Даниелу «Таинство будущего. Исследование о происхождении библейской типологии». Пер. с фр. В.Н. Генке под общ. и научн. ред. А.Г. Дунаева. М., Издательство Московской патриархии Русской Православной Церкви, 2013. 448 с. (Библиотека сборника «Богословские труды»)
Имя Жана Даниелу (1905–1974) наряду с именами А. де Любака, Г.У. фон Бальтазара, А.-И. Марру, И. Конгара неразрывно связано с богословским возрождением первой половины XX века. Плеяда деятелей так называемого «нового богословия» в своих трудах сформулировала своего рода ответ католической традиции на успехи протестантской науки, прежде всего, библеистики, церковной истории и патрологии. Межвоенная и послевоенная «розовая» и секулярная Франция еще раз подтвердила правдивость своего древнего наименования — «любимая дочь Церкви». К тому же именно французы подняли, упавшее было после критики А. Гарнака, знамя христианского эллинизма, христианской философии. Далеко не случаен в этой связи интерес Ж. Даниелу к Григорию Нисскому — самому философичному христианскому богослову.
К сожалению, книги Ж. Даниелу, в отличие, например, от работ его современника Г.У. фон Бальтазара, так и не дошли до русского читателя, несколько глав из «Богословия иудео-христианства» (Théologie du Judéo-christianisme. P. 1958) и ряда других работ[1] — все, что есть по-русски. Книгам Даниелу не везет в России, по свидетельству научного редактора А.Г. Дунаева, на выпуск уже подготовленного к печати издания ушло «совсем немного» — десять лет. А между тем, Ж. Даниелу, по сути, основатель целого направления патристических и церковно-исторических исследований, его сравнивают с Г. Флоровским[2]: «неопатристический синтез» и «вперед, к отцам» — такое credo разделил бы и Даниелу.
Однако, сравнение это не в пользу Флоровского: где русский ум берет прозрениями и интуицией, острый и, как ошибочно считается, поверхностный «галльский ум» опирается на выучку, эрудицию и почти немецкую кропотливость. Против десятка статей нашего Флоровского у Даниелу десяток монографий и патристическая серия «Sources Chrétiennes».
Своеобразие подхода Даниелу в единстве трех тем: Писания (включая межзаветную литературу и корпус кумранских текстов, он был одним из первых, кто интегрировал кумранские находки в христианскую библеистику и патристику), святоотеческого богословия (мыслимого в контексте античной философии), литургической традиции (как наиболее консервативной и менее затронутой философией части Предания, выражающей единство раннехристианской, а потом и византийской традиций с межзаветным богословием).
Книга «Таинство будущего», вышедшая в свет в 1950 году — и иллюстрация, и повод осмыслить крайне важный для понимания святооотеческой традиции, шире, христианской мысли, сюжет. Мы все, учащие, учащиеся, дерзающие именоваться теологами, привычно повторяем катехизическую формулу «единство священного Писания и священного Предания». При этом чаще всего речь идет о «богодухновенности» — свойстве Откровения, смысл которого можно свести к содействию Бога и человека. Трактуется это содействие по-разному, например, в Писании Бог — автор, а человек — соавтор, а в Предании автор человек, а соавтор Бог[3]. Или: Писание — это совокупность текстов, а Предание — способ их понимания, имеющий своим источником действующий в Церкви Св. Дух[4]. Во втором случае «богодухновенность» относится не только к тексту, но и к читателю, это не всегда вербализированная позиция, она еще и точка зрения — сродни интуиции[5]. Примеры подобной разноголосицы можно только множить. Границы Божественного вмешательства в процесс создания конкретного текста установить не представляется возможным. Если же учитывать различие жанров как ветхозаветных, так и новозаветных писаний, кажется, естественно сделать вывод, что наиболее «богодухновенны» не хроникальные книги Царств или Деяния апостолов, а пророческие книги Ветхого Завета и четыре Евангелия. Но и при таком подходе очевидная богодухновенность Евангелия не означает богословской прозрачности текста. Встретить Бога еще не значит познать Его, и тем более такая встреча не гарантирует свободу от заблуждений старых и новых.
Задача осмысления раннехристианской экзегезы осложняется еще и тем, что «богодухновенность», действительно, не качество текста, а свойство видения, предполагающего напрямую не вытекающие из текста богословские предпосылки[6], среду бытования, не всегда очевидную полемическую направленность и многое другое, выражаемое словом «контекст». Экзегетическое видение Ранней Церкви сильно отличается от современного восприятия, аллегореза, как и типология, кажется нам случайной игрой ума, построенной на ассоциациях, совпадении отдельных деталей. Так, например, явление трех странников Аврааму только числом и странничеством (странник — от Бога) можно как-то связать со святоотеческой триадологией, взятая же сама по себе событийность такого богословского содержания в себе не несет. Как отмечает Даниелу, «современного человека ничто не приводит в большее замешательство, нежели комментарии к Писанию, составленные отцами Церкви… он ощущает здесь мышление, по отношению к которому он чувствует себя посторонним и которое ниспровергает привычные для него навыки восприятия»[7]. На этом, как известно, строится протестантский подход к Писанию, для которого Предание излишне, так как оно домысливает за Писание, что, разумеется, недопустимо.
Жан Даниэлу (фр. Jean Daniélou; 1905—1974) — французский кардинал, римско-католический теолог, историк.
С появлением библеистики в XIX–XX вв. отеческие толкования подпадают под бритву Оккама уже по части их несовместимости с представлением о Писании как историческом источнике. Ж. Даниелу делает очень важное усилие, одновременно стремясь сохранить и богословское, и научное достоинство экзегетики. Особенность его подхода — в «поперечном» анализе экзегетических тропов-тем, скажем, в первой части — это Адам-Рай, во второй — потоп, в третьей — жертвоприношение Исаака, в четвертой и пятой — Исход. Логика разбора образа Адама, как и каждой из тем, у Даниелу предполагает диахронический срез райского бытия Адама, в экзегезе и в богословии (что часто одно и то же) и в ранней литургической практике. Даниелу приносит в богословие достижения школы «Анналов» и традицию «истории идей», рассматривая проблему «кустом», он достигает целостного видения.
Тема, вынесенная в название книги — «Таинство будущего» — один из ключей к экзегетическому сознанию Ранней Церкви, образ отсылает к архетипу, относящемуся уже не к истории, а к метаистории: так, принесение в жертву Исаака соответствует крестной смерти Иисуса Христа и, одновременно, есть обетование спасения для «сынов Аврамовых» (типология Исаака включает два «общих места» — чудесное рождение и жертвоприношение). «Прообраз — как молния, быстрая вспышка которой позволяет на мгновенье проникнуть в ночь будущего, но не изменяет современный порядок вещей»[8], — заключает Даниелу. Собирая как пазлы фрагменты различных традиций (христианской и раввинистической), Даниелу на своем уровне продолжает дело экзегетов древности.
Отдельно нужно отметить работу редактора. А.Г. Дунаев — филолог-классик, прославившийся разгромными рецензиями переводов с греческого и латыни, как учитель в старой гимназии Дунаев щелкал линейкой перед носом даже таких высокопоставленных особ как митрополит Иларион (Алфеев), и многих других, попавшихся на филологических огрехах. В случае же с книгой Даниелу Дунаев дает «мастер-класс», составив научный аппарат к книге, одновременно не загромождая ее, как водится среди издателей, стремящихся «пустить пыль в глаза». В частности, он уточнил переводы цитируемых Ж. Даниелу источников. В целом, издание производит очень благоприятное впечатление, остается надеяться, что следующая книга из серии «Библиотека сборника “Богословские труды”» выйдет не в 2024 году, а все-таки чуть пораньше.
Журнал «Начало» №29, 2014 г.
[1] См. например: Платон в христ. среднем платонизме // БСб. 2003. № 11. С. 158–182. Истоки латинского христианства // Символ. 1994. № 31. С. 7–92); Христос — центр истории // Символ. 1983. № 10. С. 9–23; В начале // Вестн. РХГИ. Т. 2. 1998. С. 13–45. (в издании не указан переводчик, многолетний сотрудник библиотеки СПбДАиС К.В. Агеева); Помазание елеем и крещение у свт. Григория Нисского // БСб. 1999. № 4. С. 208–234; Эллинизм, иудаизм, христианство: (Из кн. «Ответы Симоне Вейль») // Вестн. РХД. 2000. № 180. С. 164–180. Богословие Слова // БСб. 2005. № 13. С. 5–29; Богословие иудео-христианства. Пер. иг. Феофана (Арескина) (http://www.portal-credo.ru/site/index.php?act=lib&id=1896).
[2] Михайлов П.Б. Возрождение богословских традиций // Вестн. ПСТГУ, Серия 1: Богословие. Философия. Выпуск 2007. № 20. С. 7–17.
[3] Свящ. О. Давыденков. Катехизис. Курс лекций.
[4] В.Н. Лосский. Предание и предания.
[5] Такого рода высказывания можно часто можно встретить у богословов зарубежья, например, у прот. Г. Флоровского («Откровение и истолкование»), А. Шмемана и др.
[6] Так, например, начиная с Оригена, самой метафизической книгой Ветхого Завета считалась Песнь песней, и, не зная этой традиции, догадаться о ее высоком богословском значении просто невозможно.
[7] Даниелу Ж. Таинство будущего. Исследование о происхождении библейской типологии. М., 2013. С. 3.
[8] Там же. С. 146.