Самый лучший поэт: В Петербурге установили памятник Николаю Гумилеву
15 апреля 2019 года в Санкт-Петербурге состоялась торжественная церемония открытия памятника великому русскому поэту Николаю Гумилеву. Значение этого события для культурной и духовной жизни России сложно переоценить: долгие годы творчество одного из наиболее выдающихся представителей Серебряного века русской поэзии находилось в нашей стране под запретом. Установка памятника Гумилеву в его родном городе стала важным шагом на пути восстановления памяти об исторической России.
Церемония была приурочена ко дню рождения поэта – Николай Степанович Гумилев родился 15 апреля 1886 года. Будущий лидер акмеистов учился в Царскосельской гимназии, директором которой в то время был известный литератор Иннокентий Анненский. Учеба тяжело давалась Николаю, но уже с подросткового возраста он начинает писать талантливые стихи. В последний год обучения в гимназии Гумилев опубликовал свой первый поэтический сборник под названием «Путь конквистадоров». Образ «конквистадора» — сильного, целеустремленного человека — и в дальнейшем часто встречался в творчестве поэта.
Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду.
В 20 лет Гумилев уехал в Париж, где некоторое время обучался в Сорбонне. Не вызывает сомнений, что французская культура оказала на его творчество значительное влияние, однако настоящей страстью Николая Степановича были Африка и страны Востока. Гумилев несколько раз ездил в Абиссинию, в том числе по поручению Императорской академии наук. Сами по себе поездки в экзотические страны не были чем-то необыкновенным для русских людей того времени. Достаточно вспомнить, что Цесаревич Николай Александрович в 1890-1891 годах совершил длительное путешествие, в ходе которого посетил Египет, Шри-Ланку, Индию, Сиам и Японию. Иван Бунин примерно в то же время, что и Гумилев, побывал в Египте и на Шри-Ланке. Однако именно Гумилев в сознании большинства читателей ассоциируется с путешествиями и дальними странами.
Африка вдохновила Гумилева на целый ряд произведений. Бессмертные строчки про жирафа на озере Чад знакомы даже далеким от поэзии Серебряного века людям, хотя не все знают, что молодой поэт на великом африканском озере никогда не был. Не посещал он и «берег Верхней Гвинеи», который богат «медом, золотом, костью слоновой». В то же время большая часть его африканских и восточных стихотворений навеяна собственными впечатлениями. Он по-дружески приветствует Красное море:
Здравствуй, Красное Море, акулья уха,
Негритянская ванна, песчаный котел!
Величие Красного моря оказывается связанным у Гумилева со священной историей:
И ты помнишь, как, только одно из морей,
Ты исполнило некогда Божий закон,
Разорвало могучие сплавы зыбей,
Чтоб прошел Моисей и погиб Фараон.
Африка Гумилева не только прекрасна, но и опасна. В стихотворении «Африканская ночь» восхищение автора пейзажем, напоминающим картины Куинджи, сочетается с ожиданием схватки с туземцами:
Полночь сошла, непроглядная темень,
Только река от луны блестит,
А за рекой неизвестное племя,
Зажигая костры, шумит.
Завтра мы встретимся и узнаем,
Кому быть властителем этих мест;
Им помогает чёрный камень,
Нам — золотой нательный крест.
Стоит заметить, что любовь к приключениям никогда не переходила у Гумилева в революционную «романтику». Николай Степанович был далек от попыток искать образцы идеального общества в гипотетическом будущем. Гумилев – консерватор, и его идеал лежит в прошлом. «Я вежлив с жизнью современной, но между нами есть преграда», — писал он сам о себе. В отличие от многих других поэтов эпохи Николай Степанович не воспевал революцию и не критиковал российскую монархию. Наоборот, даже живя в красном Петрограде, он не скрывал своих политических взглядов. «Я – монархист», — признавался он Нине Берберовой в то время, когда за эти слова можно было получить пулю. Эпатаж и свойственная Гумилеву любовь к риску? Возможно. Но в то же время – и искреннее чувство человека, который оставил потомкам следующие строчки:
Манит прозрачность глубоких озёр,
Смотрит с укором заря.
Тягостен, тягостен этот позор —
Жить, потерявши царя!
Глядя на скульптуру, установленную в центре Санкт-Петербурга, легко представить Гумилева в ситуации, «когда вокруг свищут пули, когда волны ломают борта». Военная выправка героя напоминает нам, что Николай Степанович был не только прекрасным поэтом, но и храбрым офицером – георгиевским кавалером, прошедшим огонь сражений Великой войны. Пока многие поэты писали патриотические стихи, сидя в тылу, Гумилев находился на передовой. Он попал в гвардейскую кавалерию, и с удовольствием окунулся во фронтовую атмосферу. «Если пехотинцы — поденщики войны, выносящие на своих плечах всю ее тяжесть, то кавалеристы — это веселая странствующая артель, с песнями в несколько дней кончающая прежде длительную и трудную работу», — писал Николай Степанович в «Записках кавалериста».
Военная лирика Гумилева во многом уникальна для русской культуры. Восторженное отношение поэта к войне можно сравнить со взглядами его современников – итальянца Габриэле Д´Аннунцио (которому Гумилев посвятил оду) и немца Эрнста Юнгера. Война – это место подвигов, героизма и боевого товарищества:
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня,
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого что Господне слово
Лучше хлеба питает нас….
… И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
При этом у Гумилева начисто отсутствуют ненависть к неприятелю или попытки демонизировать другую сторону конфликта. Рыцарское отношение Николая Степановича к противнику можно сравнить с поведением героев фильма «Великая иллюзия» Жана Ренуара, о котором мы уже писали в рубрике «Осколки культуры»:
Но тому, о Господи, и силы
И победы царский час даруй,
Кто поверженному скажет: — Милый,
Вот, прими мой братский поцелуй!
Уважительное отношение к неприятелю вытекало не только из восхищения Гумилева рыцарской культурой, но и из религиозных чувств поэта. Православие всегда играло важную роль в его жизни, и христианские мотивы встречаются в стихах Николая Степановича на всех этапах его творчества.
Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но всё в себе вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.
При всей любви Гумилева к экзотике и к африканской романтике настоящий идеал поэта – в уютном быте русской провинции. Практически пасторальную идиллию он рисует в стихотворении «Городок», в котором «человечья жизнь настоящая, словно лодочка на реке, к цели ведомой уходящая». К какому ориентиру направляется провинциальная жизнь в дореволюционной России? Автор показывает и губернаторский дворец, и шумный базар, и целующихся влюбленных, но главным является не это. Настоящая цель рисуется Гумилевым в последней строфе:
Крест над церковью взнесен,
Символ власти ясной, Отеческой,
И гудит малиновый звон
Речью мудрою, человеческой.
Яркий и неординарный человек, Гумилев не мог выжить в Петрограде страшных 1920-х годов. В августе 1921 года он был расстрелян ЧК за участие в деятельности контрреволюционной организации, возглавляемой профессором Петроградского университета Владимиром Таганцевым. Место расстрела и захоронения поэта до сих пор точно не установлены. Николаю Степановичу было всего 35 лет. За несколько лет до гибели он написал следующие строчки, оказавшиеся пророческими:
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще,
Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник, мытарь
И блудница крикнут: вставай!
P. S. Первый в Санкт-Петербурге памятник Николаю Степановичу Гумилеву установлен по адресу: Набережная реки Мойки, д. 48, РГПУ им. А. И. Герцена, перед корпусом № 14. Попасть на территорию университета можно через проходную на Казанской ул., д. 3 А. На проходной необходимо предъявить паспорт.
Автором работы стал член Союза художников Алексей Андреевич Архипов. Главный инициатор проекта — общественный деятель Олег Владимирович Демичев.
«Крест»
Так долго лгала мне за картою карта,
Что я уж не мог опьяниться вином.
Холодные звёзды тревожного марта
Бледнели одна за другой за окном.
В холодном безумьи, в тревожном азарте
Я чувствовал, будто игра эта — сон.
«Весь банк — закричал — покрываю я в карте!»
И карта убита, и я побеждён.
Я вышел на воздух. Рассветные тени
Бродили так нежно по нежным снегам.
Не помню я сам, как я пал на колени,
Мой крест золотой прижимая к губам.
— Стать вольным и чистым, как звёздное небо,
Твой посох принять, о, Сестра Нищета,
Бродить по дорогам, выпрашивать хлеба,
Людей заклиная святыней креста!
Мгновенье… и в зале весёлой и шумной
Все стихли и встали испуганно с мест,
Когда я вошёл, воспалённый, безумный,
И молча на карту поставил мой крест.
Мои читатели
Старый бродяга в Аддис-Абебе,
Покоривший многие племена,
Прислал ко мне черного копьеносца
С приветом, составленным из моих стихов
Лейтенант, водивший канонерки
Под огнем неприятельских батарей,
Целую ночь над южным морем
Читал мне на память мои стихи.
Человек, среди толпы народа
Застреливший императорского посла,
Подошел пожать мне руку,
Поблагодарить за мои стихи.
Много их, сильных, злых и веселых,
Убивавших слонов и людей,
Умиравших от жажды в пустыне,
Замерзавших на кромке вечного льда,
Верных нашей планете,
Сильной, весёлой и злой,
Возят мои книги в седельной сумке,
Читают их в пальмовой роще,
Забывают на тонущем корабле.
Я не оскорбляю их неврастенией,
Не унижаю душевной теплотой,
Не надоедаю многозначительными намеками
На содержимое выеденного яйца,
Но когда вокруг свищут пули,
Когда волны ломают борта,
Я учу их, как не бояться,
Не бояться и делать что надо.
И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: я не люблю вас,
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти и не возвращаться больше.
А когда придет их последний час,
Ровный, красный туман застелит взоры,
Я научу их сразу припомнить
Всю жестокую, милую жизнь,
Всю родную, странную землю
И, представ перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами,
Ждать спокойно Его суда.
Старый конквистадор
Углубясь в неведомые горы,
Заблудился старый конквистадор,
В дымном небе плавали кондоры,
Нависали снежные громады.
Восемь дней скитался он без пищи,
Конь издох, но под большим уступом
Он нашел уютное жилище,
Чтоб не разлучаться с милым трупом.
Там он жил в тени сухих смоковниц,
Песни пел о солнечной Кастилье,
Вспоминал сраженья и любовниц,
Видел то пищали, то мантильи.
Как всегда, был дерзок и спокоен
И не знал ни ужаса, ни злости,
Смерть пришла, и предложил ей воин
Поиграть в изломанные кости.