Разговор с Ангелиной Ахмедовой о работе в Мариинском театре, оперном искусстве и призвании

Стипендиат программы Аткинс Мариинского театра Ангелина Ахмедова, молодое дарование из Ташкента, и мечтать не могла, что когда-нибудь будет петь на сцене Мариинского театра в премьерных постановках, ездить на заграничные гастроли и жить в Санкт-Петербурге. Сейчас же она воспринимает происходящее с ней, как часть пути, который уготовил ей Господь.

СБ: Как получилось, что вы связали свою жизнь с оперным искусством?

Ангелина: Мне очень повезло родиться в семье, где любят оперу, и с детства, с трех лет меня водили в наш Большой театр (Большой театр им. Алишера Навои в Ташкенте – примеч. ред.) слушать оперы. Потом так получилось, что меня отдали в детскую студию при театре и я участвовала в постановках, пела в детском хоре. Но особо не подавала надежд как певица, потому что занималась ещё и спортом, отдали меня и в балетный класс. Но я сказала маме, что хочу учиться играть на фортепиано, «потому что все, кто профессионально занимаются музыкой, играют на фортепиано», — сказала я маме.

СБ: Это уже в более осознанном возрасте случилось?

Ангелина: Да, мне было лет 7-8. Но я была ребенком неусидчивым, меня сложно было заставить что-либо делать, поэтому мама взяла инструмент в аренду, подумав, что я позанимаюсь полгодика и брошу. Этот инструмент в аренду простоял у нас лет пять. Мне очень нравилось играть на фортепиано. В музыкальной школе обычно дают разучивать романсы пианистам, и я играла и подпевала слегка. И однажды мой замечательный педагог сказала: «Кажется, у тебя есть голос» (смеется). Она слышала, что я довольно чисто интонирую, что мне это нравится. Мама нашла мне педагога по вокалу, это была артистка оперетты у нас в Ташкенте. Потом педагог по фортепиано заметила, что вокал начинает доминировать. Затем я поступила в наш Республиканский музыкальный академический лицей на вокальный факультет к потрясающему педагогу. Мне по жизни как-то везло с педагогами – Боженька вот так взял за ручку и водил по ним. После лицея я поступила в консерваторию и, учась на четвертом курсе, являясь уже стажером Большого театра (там же, в Ташкенте – примеч. ред.), решила по случайности принять участие в образовательной программе Аткинс. Отправила три свои записи и забыла. Мне было не до того – у меня госэкзамены на носу. Я спела свою дипломную работу – партию Марфы в опере «Царская невеста». Дальше у меня должны быть экзамены. Тут мне приходит приглашение на прослушивание в Мариинский театр. И я говорю маме: «Мама, я еду в Питер». Мама мне отвечает: «Какой Питер?! У тебя госэкзамен!».

СБ: А до этого вы бывали в Петербурге?

Ангелина: Нет. Я была в Москве, участвовала в конкурсах. Мне советовали пробоваться в молодежную труппу при Большом театре, но меня никогда не тянуло в Москву. Мне всегда нравился Мариинский театр. Я почувствовала, что надо ехать. Пропустила госэкзамен, в Ташкенте был ужаснейший скандал. Я не сказала, что еду на прослушивание. Оно было очень тяжелым, в три этапа. Заявлений было 114, по видеозаписям отобрали 50 человек, а из них уже выбрали 6. Я спела, вернулась в Ташкент, сдала экзамен. Спустя две недели мне сообщили, что мечта сбылась. Так я попала в Мариинский театр.

Программа Аткинс – образовательная. Мы не просто учим партии и выходим на сцену. С нами работают замечательные коучи – преподаватели по языкам, концертмейстеры, наш главный коуч Крейг Рутенберг. Нас взяли не потому, что мы – готовые певцы, а взяли как потенциал, с которым ещё нужно много работать.

СБ: Если б не случилось это прослушивание, вы бы остались в Ташкенте?

Ангелина: Да, я не планировала уезжать. Я надеялась, что стану солисткой нашего Большого театра. А попасть в Мариинский… Мне это казалось невозможным: какая-то девочка из Ташкента – в Мариинский театр? Я даже не думала об этом.

СБ: Был ли какой-то момент, когда вы поняли, что опера – это ваше призвание? Что этим вы хотите заниматься всю жизнь?

Ангелина: Я думаю об этом каждый день, когда прихожу в театр. Я понимаю, что мне очень комфортно быть там, где я есть, что я очень люблю музыку, искусство, оперу, балет, просто классическую музыку и что если бы даже у меня не было голоса, то я всё равно связала бы свою жизнь с музыкой. Моё ли это призвание? На этот вопрос можно ответить лет через 20, пожалуй.

СБ: Но присутствует ли ощущение того, что это путь, что это не просто то, что нравится? Т.к. это сопряжено с высоким искусством, в этом есть что-то от служения тому дару, которым наделил вас Господь.

Ангелина: Знаете, Елена Образцова как-то сказала: «Вот Бог дал вам голос и вы должны ему служить». И это действительно так. И то, что я попала сейчас в Мариинский театр, наверно, это не случайно. Это путь, и с него уже не соскочить. И зачем, если он есть, этот путь?

СБ: Значит, это тот путь, который уготовил вам Господь.

Ангелина: Получается, что да.

СБ: Какая партия стала вашим дебютом на сцене Мариинского театра?

Ангелина: Это партия Наннетты в опере «Фальстаф» (премьера состоялась в мае 2018 г. – примеч. ред. Смешное и трагичное. Рецензия на премьеры опер Фальстаф и Царская невеста). Было очень много прекрасных солисток на эту партию. Я просто приходила на репетиции, мне очень редко давали репетировать, и я ни на что не надеялась. Я очень радовалась тому, что могу посещать эти репетиции, наблюдать за тем, как старшие коллеги работают. Потом так получилось, что была оркестровая репетиция, предгенеральная, и пришел Валерий Абисалович Гергиев. Он увидел меня и поинтересовался: «Почему вы не репетируете? Вы что, партию не знаете?» Я ответила: «Валерий Абисалович, я знаю партию». «А сейчас спеть можете?». Я сказала: «А могу. У меня есть 10 минут?». Пошла распелась. И отрепетировала. На следующий день мне позвонили из костюмерного цеха, что надо прийти, и я уже поняла, что меня имеют в виду.

СБ: Наннетта в «Фальстафе», Мюзетта в «Богеме», Марфа в «Царской невесте» — разные образы. Как вам удается совмещать исполнительское мастерство с актерской игрой?

Ангелина: У меня очень хороший педагог по актерскому мастерству. Он помогает мне провести линию, выстроить образ. В Мариинском театре есть видеотека, и абсолютно каждый спектакль пишется. Я посматриваю свои партии и работаю над ошибками.

СБ: Как вам удается транслировать те чувства, те переживания героев, которые вы не испытывали? Есть ведь такое понятие как опыт профессиональный, к которому дополнением ещё является жизненный опыт.

Ангелина: Мне кажется, что несмотря на свой возраст, я успела испытать разные чувства. Все мы смотрим фильмы, читаем книги, мы переживаем чувства героев.

СБ: Вы сказали, что партия Марфы была вашей дипломной работой. В театре знали об этом? Поэтому так получилось, что и в этой премьерной постановке вы приняли участие? (Обсуждение это постановки смотрите в нашем материале: Разговор о преображении через любовь в опере «Царская невеста». Интервью с Ангелиной Ахмедовой — примеч. ред.)

Ангелина: Здесь такой корабль, столько людей вокруг, им сложно отследить, кто какие партии пел до прихода в театр. Их задача – подготовить нас и достойно выпустить спектакль. Знаешь партию – иди и пой.

СБ: Что значит «знаешь партию»? Как происходит отбор? Все учат?

Ангелина: Я пока не совсем поняла, как это работает, но у меня было так. Пока готовилась постановка «Царской невесты», я не была ни на одной репетиции. Режиссер, концертмейстер, директор труппы – они решают, что вот есть такие-то солисты и они подходят, они будут петь. Меня в проекте изначально не было. Но опять так получилось, что я встретила Валерия Абисаловича и он поинтересовался: «Как вы, что вы учите?». Я ответила, а он сказал: «Вы знаете, что у нас сейчас готовится «Царская невеста»? Знаете партию Марфы?» Я сказала: «Да, Валерий Абисалович, я пела эту партию». Он говорит: «Да? А сейчас можете спеть?» А я год не пела эту партию, подзабыла. Как и в первый раз, попросила 10 минут, распелась, повторила квартет. Во втором действии есть квартет – это такая очень показательная часть. Я спела на репетиции, и было принято решение о моем участии в проекте. И в первом, и во втором случае так получилось, что Валерий Абисалович просто доверил мне эти партии.

Я дарю цветы своим коллегам, тем, кто поет лучше.

СБ: У вас с ним такой тесный контакт возник в результате обучения?

Ангелина: Вообще я удивляюсь, потому что у него такой тесный контакт со всеми. Он – художественный руководитель нашей программы, и он нас набирал. И даже, когда его нет, он всегда интересуется нами. Всегда. Он знает нас поименно, знает, что мы поем, где мы. Он всегда спросит: «Ангелина, какие партии вы учите? Над чем работаете?» Может что-то посоветовать. Он никогда мимо просто не проходит. Он понимает, что мы молодые, ещё неопытные, прощает нам какие-то огрехи, будь то вокальные или сценические, но дает вот такой шанс выйти в двух премьерах.

СБ: В целом в театре атмосфера доброжелательная?

Ангелина: Атмосфера здоровой конкуренции. И это хорошо, поскольку только конкуренция может обеспечить рост. Есть более опытные коллеги, которые могут подсказать, дать совет. Очень важно взаимное уважение. Я смотрю оперу и из зрительного зала и дарю цветы своим коллегам, исполняющим те же партии, что и я, и тем, кто поет лучше.

СБ: Как удается с волнением справляться?

Ангелина: Не удается. Волнуюсь (смеется). Иногда оно даже помогает. Это кураж, адреналин, который заставляет быть в тонусе.

СБ: А случается такое, что вот не идет сегодня, тяжело и включается установка просто качественно выполнить свою работу?

Ангелина: А каждый раз так – не идет. Всегда будет что-нибудь не так: не с той ноги встал, костюм плохо сидит, накрасили ужасно, настроение ужасное, не успел поесть, недоспал… Когда выхожу из дома на спектакль, я никогда не сажусь в лифт. Но однажды нарушила это правило: какие-то сумки тяжелые у меня были, сетки. И застряла. 35 минут провела, сидя в лифте, думала, что всё – мир рухнул. Хорошо, что вышла заранее и всё успела. Нужно просто понимать, что легко и спокойно никогда не будет.

СБ: Т.е. настраиваетесь на самопреодоление?

Ангелина: Да.

СБ: Помогает ли вера вам в этом?

Ангелина: Когда я приехала в Петербург, перед прослушиванием я пошла в Казанский собор к иконе Георгия Победоносца и просила его о помощи. С тех пор это один из моих любимых храмов и когда я чувствую, что с самого утра на меня накатывает тревога или волнение, я иду туда к Казанской иконе Божией Матери. И выходя на сцену, произношу: «Ангел мой, пойдем со мной, ты – впереди, а я – за тобой». Мне это очень помогает.

СБ: Пара вопросов о постановке оперы «Фальстаф». И в анонсах, и в программке написано, что использовались фрагменты из пьесы Шекспира «Винздорские насмешницы» и хроник «Генрих IV» и «Генрих V». Но ведь в последних главный герой представлен скорее злодеем, чем безобидным весельчаком. Постановка же получилась по-настоящему комедийная, очень веселая, Фальстаф кажется беззлобным и вполне безобидный. За что же наказывают его насмешницы?

Ангелина: Получилось очень интересно. Приехал режиссер и первой репетицией у нас была просто читка материала: мы садились и читали по-итальянски текст. И режиссер сказал сразу: «Мне не нужен серьезный Фальстаф. Мне нужен обаятельный бездельник». Его все любят, и каждая из женщин хочет быть с ним и хочет быть единственной, а он хочет быть со всеми. И в этом завязка оперы. Когда женщины получают письма, им приятно, но, когда они узнают, что письма абсолютно одинаковые и он пишет их всем, вот тут-то они и решают его проучить.

СБ: У Шекспира прочитывается несколько по-иному, но Фальстаф – это уже давно такой образ, который всецело зависит от трактовки режиссера.

Ангелина: Пожалуй, в этом и интерес новых постановок. Я прослушала много записей этой оперы и везде по-разному трактуется образ каждого героя.

СБ: Насколько сказывается уровень владения языком артиста? Ведь произношение, пропевание – это совсем другое…

Ангелина: Конечно. Да, есть певцы, которые не знают, скажем, французский язык, но знают, как правильно в  вокале произносить те или иные звуки. Язык и вокальная фонетика – это две разные вещи. Очень здорово, что в Мариинском театре есть профессионалы, которые могут подсказать, как правильнее, как удобнее это делать.

СБ: Когда опера исполняется на неродном языке, нужно ведь понимать, о чём поёшь.

Ангелина: Это самое важное! Я очень удивилась тому, что в Мариинском театре, когда тебе назначают партию и дают ноты в библиотеке, там всё переведено дословно. Это так облегчает работу!

СБ: Какие у вас сейчас музыкальные предпочтения? Понятно, что все композиторы – любимые, но всё же есть ли какие-то партии, которые бы вы мечтали спеть?

Ангелина: Сейчас у меня мечта спеть партию Луизы в «Обручении в монастыре», мне очень нравится Прокофьев. У меня есть два любимых композитора – это Рахманинов и Прокофьев. И у меня мечта спеть Луизу и Наташу Ростову в «Войне и мире». Это самое желаемое из того, что я хотела бы спеть на данный момент. Конечно, вкусы меняются. Не так давно я стала понимать Вагнера. И сейчас я соприкасаюсь с ним, у меня небольшая партия в опере «Парсифаль», ещё я разучиваю новую партию в опере «Валькирия».

СБ: Остается ли у вас свободное время? Чем вы его занимаете?

Ангелина: Сейчас я много читаю классической литературы. Коуч говорит мне: «Ты профессионал, ты должна знать всё и быть лучшей». Стараюсь посещать интересные мероприятия в городе. Нельзя ограничивать себя, нельзя говорить только о вокале.

СБ: Каких людей вы можете назвать ориентирами в вашей жизни?

Ангелина: Для меня мама – мой ориентир. Я вижу то, как она позитивно относится к жизни, к ситуациям, к людям; я ей благодарна за то воспитание, которое она мне дала; мама меня научила не бояться. Она меня не растила как звезду, за что я ей благодарна, хотя, наверно, она видела, что я была талантливым ребенком. Она для меня огромный авторитет. Я всегда могу ей позвонить, посоветоваться. Был такой эпизод… Когда я переехала в Питер, я сильно болела всю зиму – акклиматизация. И я звонила маме и рассказывала, что мне тяжело, холодно, что я болею. И она мне сказала: «Хорошо, собирай свои вещи и приезжай в Ташкент, тут тепло. И сиди в Ташкенте. Чего ты ноешь?» Меня это привело в чувство!

Мама с детства мне говорила: «Ангелина, делай, как ты хочешь». Она учила меня иметь свое мнение. Сейчас она говорит, что не делала это специально, ей действительно было интересно моё мнение как её ребёнка. Мне в этом плане очень повезло. У меня и педагоги были и есть сейчас, которые уважают моё мнение.

Я счастлива, что могу петь оперу!

СБ: Лично для себя вы разделяете постановки на классические и современные?

Ангелина: Разделяю, но мне нравятся и те, и другие. Я бы хотела петь и в тех, и в других. В мире столько театров! И если везде будут делать только традиционные постановки, то это будет скучно. Но в этом и ценность традиционных постановок, ведь всегда, если современная не удалась, можно сказать: «Ну вот, классическая постановка лучше!» (смеемся)

СБ: В связи с этим позволю себе процитировать фразу Николая Цискаридзе. «Я двадцать один год был классическим танцовщиком. Да, я танцевал много современной хореографии, но постоянно подчеркивал, что если я допущу чуть больше игры с современным танцем, я обратно не вернусь. Как только начинаются клятвы современному репертуару, значит все, классический репертуар исполнять не можем».

Ангелина: Танцевать классический балет и современный танец – это разные вещи. Но петь оперным голосом в классической постановке и современной – это почти одно и тоже. Если бы я пела оперу и эстраду, то была бы разница, и я бы сказала тоже самое. Да, если ты надеваешь современное платье, то ощущаешь себя немного по-другому, но поешь-то оперным голосом.

СБ: Но ведь это «ощущаешь» влияет на формирование образа. И это транслируется зрителю.

Ангелина: Но вреда от этого нет. Это опыт.

СБ: Вас пока не тянет поэкспериментировать с другими жанрами — не оперными?

Ангелина: Я так счастлива, что могу петь оперу! Я очень много пела эстрады, чтобы заработать. Работала в клубах. 5-6 лет пела эстраду, параллельно занимаясь классическим вокалом. Это было тяжело. Вечером я пела на свадьбе, а утром шла заниматься вокалом. Я начала этим заниматься с 15 лет, и поначалу мне это даже приносило удовольствие, но потом, когда я всерьез начала заниматься оперным вокалом и поняла, что я хочу стать оперным артистом, я поняла, что это мне мешает очень. Это совсем другая постановка голоса. Но для меня это тоже большая школа – умение переключаться, чувствовать свой аппарат.

Я не только на свадьбах пела, но и официанткой подрабатывала. Но ни в чем не ощущала себя так, как на сцене, на репетиции, в классе с педагогом.

Ты приходишь домой, тебе надо мыть полы, а ты думаешь только об образе, о музыке. Для кого-то быт – это жизнь, а для меня… мне это так всё не нравится, это такая рутина. Я в это время вместо мытья полов хочу послушать симфонию Дворжака, концерт Прокофьева для фортепиано, оперу послушать. Это меня наполняет, этим я живу. Может это пройдет когда-нибудь, но сейчас это так.

СБ: Дай Бог, чтоб не прошло!

---

В материале использовались фотографии из личного архива Ангелины Ахмедовой